Америkа (reload game) - Кирилл Еськов

38

Неизвестно еще, как развивалась бы дальше история "Индейского проклятья", не вмешайся в события наука просвещенного девятнадцатого века, в лице троих "двадцатилетних полковников" сей победоносной армии Прогресса. Основание того треугольника составили двое Гиббсов (кстати, вовсе не родственников) - Джозайя, будущий создатель статистической физики и математической теории термодинамики, и Оливер, химик-аналитик и один из пионеров микроанализа, только что приглашенный из Колумбийского университета в Гарвард на ставку румфордовского профессора, а вершину его - гарвардский же археолог Индиана Смит.

Джозайя, будучи однокашником Индианы по Йелю и его добрым студенческим приятелем, подарил тому некогда роскошную археологическую идею - реконструировать торговые связи между древними цивилизациями и племенами по тонким и, возможно, уникальным деталям химического состава артефактов из разных локалитетов:

- Возможности аналитической химии стали нынче совершенно невероятными, старина - так пользуйтесь на здоровье! Мы теперь научились обнаруживать такие мизерные следы химических веществ, что еще лет пятнадцать назад это показалось бы чистым волшебством.

- Что, изобрели какой-нибудь новый супер-прибор?

- Да нет, просто научились работать гораздо аккуратнее, ну и - увеличили точность на порядки; называется - микроанализ.

Археологией Индиана в итоге занялся в своей Мезоамерике вполне традиционной, однако слово "микроанализ" запомнил - на будущее.

Будущее это наступило в облачный и ветреный июльский полдень 1861 года, когда он привычно рассекал на своей яхточке "Отоми" зеленоватый кочкарник Массачусетского залива, и услыхал вдруг гром посреди ясного (ну, почти ясного...) неба и увидал, как шедший параллельным курсом пароход (здоровенный сухогруз "Кейп-Код", двенадцать тысяч тонн водоизмещения и 23 человека команды, как выяснилось впоследствии) резко сбавил ход и стал тяжело оседать на левый борт.

- Гром и молния! - удивленно воскликнул археолог, потянувшись за подзорной трубой - ибо в присутствии своей прекрасной дамы Джейн Роуэн никак не мог позволить себе более энергичных выражений.

- Гром и молния?.. гм... - повторил он несколькими мгновениями спустя с совсем уже иными, ничуть не театральными, интонациями. Ибо в викторианско-научной голове его сегодняшний взрыв немедля состыковался со ставшими уже притчей во языцех загадочными пожарами на ларсеновских пароходах, а досужая болтовня о "поразившем компанию "Белый кит" проклятье индейских богов", сперва Бога Огня, потом Бога Грома и Молнии, - с недавним объявлением во всех бостонских газетах: Ларсены сулили награду в три тысячи долларов тому, кто убедительно (если и не для суда присяжных, то хотя бы для коллегии профессионалов) докажет, что никакими потусторонними силами в этой истории не пахнет - а пахнет обычными диверсиями... И все эти разнородные элементы (включая и сумму в три тысячи долларов - как раз решившую бы все его проблемы с организацией следующей экспедиции на Юкатан) склеивало в единый конструкт, как ни странно, то самое слово: "микроанализ".

- Они тонут: там был мощнейший взрыв и, насколько я отсюда вижу, будут проблемы со спуском шлюпки левого борта. Мы идем на сближение, Джейн, и как можно быстрее, - объявил он, не отрываясь от подзорной трубы. - Ну, если, конечно, ты не боишься...

- Я боюсь только мышей и гусениц, Инди, - пренебрежительно повела плечиком его спутница. - Надеюсь, их крысы не переберутся сюда к нам?

- Опасаюсь, что не успеют: утонут раньше... Когда я закончу маневр, ты станешь к штурвалу, а я переберусь к ним на борт - с мачты по гафелю. Ну-ка надевай пробковый жилет, быстро - он в рундучке позади тебя.

- Я должна надеть это ?! - кокетливо возмутились у него за спиной: Джейн, похоже, успешно справилась с запором рундучка и теперь примеряла обновку. - Да я лучше утону, чем покажусь на людях в таком виде!

- Делай, что велено! - не оборачиваясь, рявкнул Индиана. - И не отвлекай меня сейчас по ерунде, о'кей?

- Ого!..

Тут следует заметить, в качестве дополнительной вводной, что папаша Джейн, сталелитейный магнат из Питтсбурга, несусветно баловал свою единственную и обожаемую дочурку (надеясь, видимо, воспитать из нее настоящую разбойницу) - ну, и добаловал в итоге до таких странноватых для барышни ее круга занятий, как эссеистика с журналистикой (под мужскими псевдонимами, разумеется), позволявшие ей жить на собственные гонорары, и яхтинг с конным кроссом вместо крикета с бриджем. Черно-бархатные, как тропическая ночь, глаза ее, унаследованные от рано умершей матери-француженки, сокрушали сердца встречных мужчин с той же легкостью, как орудия паровых фрегатов коммодора Даунса - допотопные береговые крепостицы малайских пиратов "принца" Раги; не избегнул сей участи и Индиана Смит - давший как-то ей интервью в качестве "восходящей звезды американской археологии" и безвозвратно погибший в том Мальстрёме. Бесстрашный исследователь заросших джунглями ступенчатых пирамид и кошмарных колодцев-сенотов, набитых останками жертв человеческих жертвоприношений, при одном лишь взгляде на Джейн терял присутствие духа до такой степени, что принимался то просвещать ее по части неолитических культур Мезоамерики, то рассуждать о поэзии Браунинга и Элизабет Моултон (о существовании которых он прежде ведать не ведал, а она - терпеть не могла обоих). Достаточно сказать, что сегодняшняя совместная прогулка на "Отоми", когда они оказались, наконец, наедине, была вовсе не его, а ее инициативой...

- Ого!.. - повторила она со смешком. - Знаешь, а вот таким ты мне нравишься куда больше...

А двумя часами спустя, когда всё благополучно закончилось и набитая спасенными моряками яхта (шлюпку левого борта, как и предвидел Индиана, спустить на воду так и не удалось) пришвартовалась в Бостонском порту, Джейн поманила к себе пальчиком археолога, который - по всему чувствовалось - вновь панически изобретает тему для светского разговора, и принялась своим белоснежным платочком (черт, и где они их прячут?..) оттирать с его лица боевую раскраску из спекшейся от соленых брызг угольной пыли:

- Знаешь, ты мне ужасно нравишься, Инди: ты умный, добрый и отважный. Но если ты так и не отважишься поцеловать меня, вот прямо сейчас - я не знаю, что с тобой сделаю!

И в этот миг он положил для себя, крепко-накрепко: никогда - ни в бреду, ни под пыткой, ни на смертном одре - он не признается ей, что когда перепрыгивал с мачты "Отоми" на палубу "Кейп-Кода" и геройствовал в быстро заполняющемся водой трюме, извлекая оттуда контуженных взрывом кочегаров, то о спасении людей он думал лишь постольку поскольку, а в первую очередь - как бы половчее нагрести в том трюме угольной пыли. И сейчас той вожделенной пылью были благополучно наполнены его карманы: ведь уголь, как он помнил со слов Джозайи Гиббса, - прекрасный сорбент.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});