Плутовской роман - Автор неизвестен

Все пошло по-задуманному, и на следующую ночь донья Бланка (так звали сестру дона Педро), уже обо всем уведомленная, имела с Леопольдом длинное объяснение — причем Леопольд решительно отрицал, что помолвлен и что намерен жениться на кузине, и старался на этот счет успокоить донью Бланку. Она притворилась, будто поверила, решив про себя завтра разузнать все точно, и выпроводила Леопольда; тот ушел, очень довольный тем, что его дама успокоилась, однако с намерением так скоро к ней не возвращаться и сказаться больным. В эту н «е ночь дон Педро узнал от Фелисиано, что произошло между доньей Бланкой и Леопольдом; он сильно огорчился, что сестра дала себя убедить бессовестному обманщику, но положил выждать еще два дня, посмотреть, как поступит сестра, и приказал Фелисиано наблюдать за ее домом.

На следующий день после разговора с Леопольдом Бланка, терзаясь ревностью, почувствовала, что не в силах дольше сносить неизвестность, и пожелала узнать о своем позоре из верного источника, от самого маркиза; она наняла карету и, прикрывая лицо, подъехала к его дому, да только в неудачный час — когда она взошла на галерею, чтобы попросить слуг позвать посла, ей встретился Леопольд; сразу узнав ее, он догадался, что она явилась не за чем иным, как известить посла о его, Леопольда, обещании жениться и показать его письма на этот предмет; так в действительности и было — донья Бланка накануне лишь притворилась, будто верит оправданиям Леопольда и его клятвам, что он и не думает жениться на своей кузине, а сама втайне решила завтра же узнать у посла всю правду. Леопольд ее приветствовал весьма любезно, но она глядела на него хмуро, что лишь укрепило его подозренья; сказав, что должен поговорить с ней о чем-то важном, он попросил ее пройти в комнату, где им не помешают; Бланка настаивала, что хочет вначале повидать посла, а Леопольд удерживал ее, уверяя, что посол-де занят чтением прибывшего из Германии письма от самого императора. И так горячо он ее убеждал поговорить с ним прежде, чем с послом, что Бланка наконец уступила; Леопольд тогда попросил дона Педро провести эту даму к себе в комнату, пока он, Леопольд, не найдет времени переговорить с ней, а сам поспешил подготовить дядюшку и кузину; лицо Бланки было прикрыто, и дон Педро не узнал ее, хотя по всему, что ему стало известно, заподозрил, что это его сестра; также и Бланка не узнала брата — слишком чудно он был выряжен, да к тому нее в очках, делавших его неузнаваемым. дон Педро провел сестру в свою комнату и, заперев ее там, вернулся узнать, как Леопольд намерен поступить с этой дамой; Леопольд же замешкался у дяди и послал слугу сказать дону Педро, чтобы тот занял даму беседой и извинился за него, — срочное, мол, дело мешает ему прийти к ней тотчас, но ждать ей придется недолго. Дон Педро вернулся в свою комнату и замкнул дверь изнутри, чтобы остаться с дамой наедине. А между тем Маргарита, узнав, что ее кузен беседовал в галерее с какой-то дамой, прикрывавшей лицо, и потом попросил дона Педро увести ее к себе, загорелась ревностью и решила узнать, кто эта незнакомка; сделать это ей было нетрудно, так как ее комната сообщалась с комнатой дона Педро и ключ от дверного замка был у Маргариты; тихонько, чтобы никто не слышал, она отперла дверь, и как раз в это мгновенье в комнату вошел дон Педро — сестра его, не опасаясь, что ее могут увидеть, сидела с открытым лицом и ждала Леопольда. Она не успела прикрыться, как дон Педро, убедившись, что перед ним сестра, сказал ей:

— О женщина, недостойная носить благородное имя, унаследованное от предков, и называться моей сестрою! Возможно ли, что ты, позабыв о приличиях, поверив пустым обетам, явилась в этот дом унижаться и оглашать свой позор — умолять того, кто тебя забыл, убеждать того, кто подло тебя обманывает? Ежели, ослепленная любовью, ты так жаждешь этого союза, у тебя есть родственники, которым ты могла довериться, а не предавать, закрыв глаза, свою честь во власть человека, от которого можешь ждать лишь презрения, — ведь это видно по его поступкам, коль ты способна их оценить: расточая тебе лживые уверения, он в то же время готовится к браку со своей кузиной; любовь настолько заполонила тебя, что во всей столице лишь ты одна не знаешь об их помолвке. Когда бы не уважение к этому дому, я вот этим клинком лишил бы тебя жизни, дабы дать урок всем женщинам. Ужели ты настолько пренебрегаешь послушанием пашей тетушке, что позволила Леопольду войти в ваш дом? Ты решилась подвергнуть опасности свою честь, когда не уступаешь ему в благородстве и знатности? Твое счастье, что в это время я оказался в столице, хоть и выряженный шутом, — уж я позабочусь о том, чтобы Леопольд не насмеялся над тобой. Отвечай же мне, легковерная, до чего дошла ваша связь, чтобы я мог надежно поправить дело, и не вздумай скрывать правду — речь идет не менее как о твоей чести и жизни.

Удрученная донья Бланка слушала эти слова, потупив очи и проливая сверкавшие, подобно жемчужинам, слезы. Бедняжка была в таком горе, что долго не могла произнести ни звука, по наконец, повинуясь настояниям брата, вкратце поведала ему, как Леопольд, увидев ее на одном празднестве и воспылав страстью, узнал, где она живет, стал прохаживаться мимо ее дома, слать письма и, не скупясь на нежные слова, добился того, что она впустила его в дом; а затем, пообещав жениться и подтвердив это письменно и при свидетелях, удостоился и высших милостей. Итак, дама рассказала брату все, как было, и он, чтобы немного се утешить, обнадежил ее, что заставит Леопольда выполнить обещанное.

Всю эту беседу прелестная Маргарита слышала, стоя в дверях, соединявших ее комнату с комнатой дона Педро, и была безмерно удивлена, что столь знатный человек, причем, как было видно по речам дона Педро, отнюдь не безумный, но вполне разумный, вздумал сделаться шутом и в таком облике появиться в их доме и в столице; причина этого превращения была ей непонятна, но смутная догадка, что, быть может, она, Маргарита, тому виною, закралась в душу; кроме того, ее возмутило двуличие Леопольда, который готовился вступить в брак с нею, дав письменное обязательство и клятву другой знатной даме; чтобы разрешить эти сомнения, Маргарита вышла из своего укрытия, где подслушивала разговор брата с сестрой; Бланка даже не успела закрыть плащом лицо, а ее брат — подавить свой гнев; однако, немного овладев собой, он сказал:

— Как? Вы были здесь в засаде, о чудо красоты, владычица души моей и царица дум? Вы предательски нападаете врасплох на нас, беспечных? Heronte это, ибо красота ваша, нежданно явившись взорам, может убить внезапной радостью, как порой убивает горе.

— Полно вам притворяться, любезный сеньор, — сказала Маргарита, — я уже знаю, что вы не тот, за кого себя выдаете, и что горю, гнетущему вас, более желанно страдать наедине, чем острить на людях; любопытство мое, сдобренное ревностью, обнаружило в вас бездну этого самого притворства, а в моем кузене Леопольде — куда больше хитрости, нежели можно было предполагать по его любовным клятвам; я хочу раз навсегда избавиться от недоумения и узнать решение загадки, вами заданной, от вас самих; но прежде я хотела бы, чтобы эта дама, ваша сестра, прошла в мою комнату, а вы сказали Леопольду, что она, не дождавшись его, ушла обозленная и не было, мол, никакой возможности ее удержать. Остальное предоставьте мне.

Она увела донью Бланку к себе и, утешая, сказала ей, чтобы та не отчаивалась, — все может обернуться куда лучше, чем она думает, видя презрение Леопольда и гнев брата. Оставив Бланку на попечение служанок, Маргарита вернулась к дону Педро, а тот, хоть вначале и был смущен ее появлением и тем, что она узнала о бесчестье его сестры, потом даже был рад, что ревность и любопытство Маргариты разоблачили его притворство и открыли ей истинный нрав ее кузена. Итак, приход красавицы Маргариты доставил дону Педро большую радость, и лицо его это ясно выразило; Маргарита велела ему сесть, уселась и сама и повела такую речь:

— С недавних пор меня осаждает столько сомнений и так я огорчена двуличным поведением кузена, что хочу искать у вас утешения и просить объяснить загадки, терзающие меня. Первая: почему вы живете вдали от столицы и слывете там человеком, обделенным судьбою? Вторая: как это вы решились в облике шута, потешника, появиться в городе, где обитает близкая вам и столь достойная особа, а именно донья Бланка, сестра ваша? Ведь если знатность ваша такова, как я предполагаю, вы должны были подумать о том, что пятнаете свою честь, выдавая себя за фигляра и нелепого чудака, одеваясь в шутовское платье и забавляя людей смешными выходками; уверена, что вы решились на это по какой-то весьма важной причине, и желаю, чтобы вы мне ее открыли и избавили от многих подозрений.

Прекрасная Маргарита умолкла, и дон Педро, повинуясь ее желанию, начал свой рассказ:

— Очаровательная сеньора, вам, конечно, известно, хоть на себе вы этого не испытали, что Купидон — всевластный бог, а потому каждый из смертных, в ком он зажжет огонь страсти, ищет способы, изобретает уловки и пробует разные пути, чтобы ее удовлетворить; крылатый этот бог, кому несут вассальную дань все уязвленные его убийственными стрелами, поразил одною из них мою грудь, когда я узрел божественную красоту вашу в Вильяфранке, родном моем городе; я расспросил, кто вы, узнал, что намерены вступить в брак и что отец ваш этим весьма доволен, а вы не слишком, ибо знаете нрав Леопольда, подтверждение чему я услышал затем из ваших уст; это меня ободрило, и, хотя дело о вашем браке было решено, я решился попытать счастья, избрав столь необычный путь; я позабыл о своем сане, знатности, благородстве, превратился в шута, в одержимого манией чудака, только чтобы быть представленным отцу вашему и вам; счастье мне сопутствовало, затея удалась, однако почтение к вам не разрешало мне объясниться, к тому же я опасался, что вы не поверите, да и срок свадьбы вашей был близок; и тут беда, приключившаяся с моей сестрой, и ваша ревность все переменили. Узнайте же, что зовусь я дон Педро Осорио де Толедо и происхожу из знатного рода, в котором соединились фамилии Вильяфранка и Асторга; мою грудь украшает орденский знак Алькантара, пожалованный мне за многие военные заслуги, и я имею надежду вскоре получить энкомьенду. Теперь вам известно мое звание и дерзкая моя мечта. Хочу, наконец, еще просить прощения — любовь и небесная красота ваша служат оправданием моей затее, которая помогла вам узнать истину о женихе и обратила мне на счастье слабость моей сестры; человек, обязанный вернуть ей честь, исполнит свое слово, либо я не буду жив.