Охота на Лис - Марк Адамов

не давали уснуть.

Ладаим остановился у крутой лестницы без перил, которая вела на палубу. Он не хотел подниматься наверх, но лишь там, в вечернем сумраке, был шанс обрести столь желанный покой.

От обещанного Котелком заката осталась только бордовая полоса с правого борта. Слева же набегали мрачные очертания туч. Ветер раздувал волны и заставлял судно подпрыгивать на их пенистых гребнях. Наверху качка чувствовалась куда сильнее, и живот Ладаима крутило в такт бурлящей воде.

Посреди палубы, в свете единственного фонаря, суетились матросы. Они обменивались выкриками, то и дело перекручивая канаты в попытке повернуть парус под ветер. Сверху, с мостика, их подгоняли ленивые реплики капитана, едва различимые сквозь гул бескрайнего озера.

Крысолов решил не мешать команде, и побрёл подальше. Тошнота расползалась по животу, так что тивалиец поспешил к тёмному левому борту и облокотился на широкую деревянную планку, идущую от самого носа к корме. Он прикрыл глаза и попытался унять бурлящее нутро глубокими вдохами. Едва открыв их вновь, Ладаим понял, что и здесь ему не найти одиночество. Причина многих его переживаний застыла в сажени от тивалийца.

Химера широко расставил руки и опёрся о борт судна. Ветер дул ему прямо в лицо, отчего длинные волосы развевались за головой, как знамя. Вечерний сумрак мешал разглядеть лицо товарища, но фигура его пришла в движение, лишь когда Ладаим заговорил.

— О чём задумался, Химера?

— О том, как здесь широко, — Варион покосился на Крысолова. — Видишь, сколько воды? Если я выпаду прямо сейчас, никто даже не заметит.

— На этом корабле есть те, кто не будет возражать, — сказал Ладаим и тут же прикрыл рот ладонью. — Извини.

— Я и не жду, что они меня поймут, — Химера медленно вдохнул и тут же выпустил воздух изо рта вместе с паром. — Я хотел защитить нас, только и всего. Хотел как лучше.

Ладаим кивнул. В Приюте всегда было своё понимание «лучшего». Как бы Химеру это ни расстраивало, в нём пробуждалось всё больше исконных Лисьих качеств.

— А другого способа не нашёл? — произнёс Крысолов. — Мог просто поговорить с Виймом наедине. Выяснил бы правду, не мучая Бертольда.

— О прошлом очень легко рассуждать, — Варион понурил голову. — Я понимаю, что унизил их.

— Не унизил, Химера. Ты их до смерти напугал и пугаешь до сих пор. Ним, Бертольд, Арбо, даже Вийм. Они не понимают, что происходит. Хотят уйти, но боятся, что тут же получат кинжал в спину.

— Ты же знаешь, что я бы не смог убить никого из них.

— И всё же, они боятся.

— А что насчёт тебя, Крысолов?

Химера выпрямился и вмиг оказался совсем рядом.

— Тебя я тоже подозревал, — продолжил он. — Почему ты говоришь только о Ним и её семье?

— В отличие от меня, они такого отношения не заслужили, — Ладаим думал, что увидит изумление на лице друга, но Варион лишь причмокнул и кивнул. — На тракте ты говорил, что я тебя уже предавал. Ты же не Броспего имел в виду, да? Не тот день, когда я привёл его в Яблони?

— Я успел встретиться с Верными до того, как Приют пал, — сказал Химера. — Ты из-за них так себя вёл, как будто хотел сдохнуть?

— Тогда я думал, что всё делаю правильно, — островерхий ком распирал глотку Крысолова изнутри. — А потом ты пришёл за мной в Приют, хотя знал, что гвардейцы вот-вот заявятся, уговаривал уйти с тобой. Я думал, что не заслужил такого.

— И всё же ушёл.

— Потому что вспомнил про Ним. Я хотел предупредить её семью, чтобы все бежали из «Морды». Когда я её вытащил, решил, что с меня хватит. Пусть лучше она живёт, а мне самое место в Бездне, — Ладаим и не заметил, как слезы покатились по лицу. — А потом ты опять за мной пришёл! Но ты ведь уже знал, что это я тебя Верным сдал?

— Догадывался.

— И чего тогда? Ты же мог при всех растрезвонить это на дороге, пока пытал нас! Только не говори, что простил меня.

— Крысолов, тогда мне было не до твоих предательств. Теперь уже поздно об этом говорить. У тебя был шанс предать меня ещё раз и договориться с Каддаром Бреккским, но ты этого не сделал.

— Это другое. Тогда, с Верными, я почему-то не сомневался, что ты с ними справишься. Знаю, звучит как оправдание…

— Да помолчи ты, — Химера вдруг отвернулся. — Какая разница, простил я тебя или нет? Какой толк в прощении от того, кто похерил Лисий Приют и отправил на убой столько наших?

— Ты к чему это? Уже жалеешь?

— Не важно, что думаю я. Однажды Хлыста, Вдову и всех остальных окончательно достанет эта беготня по горам и озёрам, и они наконец поймут, из-за кого потеряли дом. И тогда уже я буду стоять на коленях со связанными руками. Я лишь надеюсь, что на мой труп не плюнешь хотя бы ты.

— Чушь, — отрезал Ладаим. — Херня. Бред. Приют никогда не был нам домом. Они сами тебе доверились. Как и я. И Ним однажды отойдёт, если ты пощадишь Вийма.

— Я же сказал, что не убью его, — Варион отвернулся и зашагал прочь. — Смотри, не выпади за борт, Крысолов. Если что, хотя бы я точно буду переживать.

Ладаим не стал смотреть ему вслед и просто выжидал, пока шаги Химеры станут неразличимы за шумом озера. Его взгляд остался прикован к волнам Миларада. Они казались такими близкими, до них так хотелось коснуться рукой.

Варион был прав. Никто не заметит, если одинокий Лис вдруг скользнёт в холодную пучину незамерзающего озера. Поплачет разве что Нималия, если, конечно, после смерти Басса в ней ещё остались слёзы. Для остального мира его гибель даже не станет потерей. Он уйдёт, не оставив и следа на всех Землях. Растворится. Смерть одинокого человека — это проблема самого умирающего, не более.

Что же, тем больше поводов прожить подольше.

* * *

Ночь выдалась бессонной. Как Химера ни старался, уснуть получалось лишь на короткие мгновения, пусть он и выторговал себе лучшую из доступных кают. Она находилась на самой корме, точно напротив палат капитана. Здесь было сразу две настоящие кровати, но Хлыст своей так и не воспользовался: он совсем не желал оставлять Вийма без присмотра.

Но главным достоинством каюты была не кровать, а замок. Лишь заперев дверь и спрятав ключ под рубашку, Химера мог быть спокоен за Лисью казну в старом холщовом мешке. И, конечно же, за мерцающий кристалл Альихора.

Уже второй день он чувствовал на себе пристальный взгляд врождённого