Хозяйка Империи - Раймонд Фейст

— О-о! — кричала она. — О-о! Жалкий мальчишка, что ты сделал с моей куколкой?!

Джастин обратил к ней раскрасневшееся лицо и, перекрывая стенания Джехильи, произнес внятно и с полным сознанием своей правоты:

— Она мне в глаз заехала, эта твоя куколка.

— О! — завизжала женщина. — Она не могла так поступить! Моя куколка!

Тут уж вперед выступила Мара. Она схватила Джастина за руку и оттащила от края пруда:

— Значит, ты ей подставил подножку, верно?

В ответ она получила дерзкую улыбку и вспышку синих глаз на загорелом лице. Конец улыбке положила увесистая оплеуха, и, хотя было видно, что багровый синяк действительно собирается расплыться у него под глазом, Мара не дала сыну поблажки:

— Подай принцессе руку, помоги ей выбраться из пруда и попроси прощения.

Когда мальчик открыл рот, собираясь протестовать, она как следует встряхнула его:

— Выполняй, что тебе сказано, и не тяни с этим делом. Ты причинил ущерб чести Акомы и должен его возместить.

Оскорбленная Джехилья самостоятельно встала на ноги и, все еще горя возмущением, приготовилась принимать извинения.

— О моя драгоценная, выйди сейчас же из воды, — причитала женщина, чье сходство с Джехильей не оставляло сомнений: это госпожа Тамара, Первая жена императора и мать девочки. — Ты можешь заболеть, если сейчас же не переоденешься в сухое!

Джехилья нахмурилась и залилась румянцем. Она воззрилась на протянутую руку Джастина так, словно то была ядовитая змея; тем временем император всея Цурануани и Свет Небес беспомощно созерцал все это, хотя и забавлялся происходящим. Ему легче было справляться с враждующими аристократами, чем улаживать раздоры между собственной дочерью и озорником из династии, по закону принятой в императорское семейство.

Мара оценила ситуацию и поняла, что надо выводить детей из тупика.

— Подай ему руку, принцесса, — ласково, но твердо сказала она. — Это будет самое правильное. Ведь ты уязвила его гордость тем, что ударила его. Ударить мужчину — это недостойно, потому что он не станет давать сдачи женщине. Если Джастин сделал тебе подножку, то ведь ты первая заслужила того, чтобы вот так искупаться. И знаешь, я сказала бы, что вам обоим надо извлечь урок из сегодняшнего недоразумения. Веди себя как взрослая дама, а не то, боюсь, вашим нянькам придется выдрать вас обоих как детей… ведь вы же действительно дети.

— О-о! Мою ненаглядную никто не посмеет выдрать! — взвыла мать старшей дочери императора. — Если кто-нибудь только попробует, я упаду в обморок!

При этих словах Ичиндар покосился на властительницу Акомы. В его глазах светился юмор, когда он произнес:

— Изобилие тонко чувствующих женщин делает мою жизнь достойной сострадания. Они, того и гляди, упадут в обморок, так что детей нельзя и пальцем тронуть!

Мара засмеялась:

— Можешь драть детей, когда они того заслуживают, и пусть дамы обмирают, сколько им заблагорассудится. Может быть, это закалит их характер и придаст им твердости.

Дама побледнела, осерчав уже не меньше своей дочери:

— О-о-о! Наш Свет Небес не посмеет заводить такие порядки! Он благороден и деликатен, и все жены его боготворят!

У Ичиндара от отвращения скривился рот. Он, несомненно, был бы рад оказаться сейчас где угодно, лишь бы подальше от столь трогательной семейной идиллии. При женщинах он терялся, Мара знала это, и ей было горько видеть его таким задерганным. К тому же она догадывалась, каково приходится человеку, вынужденному исполнять супружеский долг с двенадцати лет, причем каждый месяц с тех пор в монаршую постель присылали новую жену или наложницу. Мара поняла, что ей снова придется на несколько ближайших минут взять бразды правления в свои руки.

Джастин кончил свои извинения перед Джехильей. В его словах не звучала ни угрюмость, ни затаенная злоба: он прощал столь же легко, как и его отец-варвар. Когда он выпрямился после поклона, Мара сжала ледяные пальчики девочки и твердой рукой направила ее к испуганной и негодующей матери.

— Джехилья, — сказала властительница Акомы, — отведи госпожу Тамару в дом и поручи ее заботам какой-нибудь толковой камеристки. Потом переоденься и приходи ко мне в сад. Я тебе покажу — когда-то этому научил меня мой брат, — что нужно делать, если какой-нибудь нахальный мальчишка вздумает дать тебе подножку.

Ярость Джехильи мигом сменилась восторженным изумлением:

— Ой, Благодетельная, ты знаешь приемы борьбы?

Мара засмеялась:

— Я тебя поучу, а если Джастин согласен не сталкивать тебя в пруд, то и он поможет.

Наследник мантии Акомы разразился ликующим воплем, и Джехилья, столь же быстро позабыв о требованиях благопристойности, издала воинственный клич. Потом она круто развернулась в вихре влажных волос и повлекла растерянную, сердитую мать из сада; пораженный Ичиндар молча провожал их взглядом.

Он повернулся к Маре с видом заговорщика:

— Я должен вызывать тебя сюда почаще, чтобы ты наводила порядок в моем гареме.

Улыбка Мары сразу угасла.

— О праведные боги, только не это! Ты разве ничего не знаешь о женщинах? Самый верный способ посеять смуту среди женщин — это поставить над ними существо того же пола. Очень скоро я бы обнаружила, что стою перед угрозой неизбежного злобного бунта, государь. А в твоих отношениях с собственным гаремом я усматриваю только одну проблему — численное превосходство твоих красавиц: пятьсот тридцать семь к одному! Любой офицер подтвердит, что при таком соотношении сил трудно рассчитывать на удачный ход кампании.

Император Цурануани засмеялся:

— Справедливо сказано. Я самый затюканный муж во всей империи. Если бы все эти дамы не были столь хороши собой, то мне, возможно, хватило бы духу кое-кого из них поколотить.

Мара фыркнула:

— Если верить моему военачальнику, который в свободное от службы время не знает отбоя от девушек, то чем смазливее личико, тем больше чувствуешь потребность отлупить красотку.

— Похоже на то, — признал Ичиндар с некоторым оттенком грусти в голосе. — Если бы я знал их лучше… как знать, может быть, тогда они вызывали бы во мне больше интереса. Остаются только те, кто сумел родить мне ребенка, — ты, должно быть, это помнишь. Из пяти сотен… неважно, сколько их было, жен и наложниц… только с семью мне довелось поговорить больше чем по четыре-пять раз за все время.

Он был явно встревожен, и это не укрылось от Мары. Дворцовые стены не защищали от уличных сплетен: даже до Света Небес доходили шепотки о том, что он не наделен достаточной мужской силой, раз не сумел стать отцом хотя бы одного мальчика. Хотя он состоял в супружестве почти двадцать лет, родились у него только семеро детей, и все — девочки. Старшая из них была всего на два года старше Джастина.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});