One Two Three Four. «Битлз» в ритме времени - Крейг Браун

королева Виктория посвятила в рыцари Генри Ирвинга[623], — сказал я. — Все стало слишком респектабельно»».

Они поговорили о наркотиках, волшебных грибах и ЛСД. ««О наркотике, не о деньгах»[624], — уточнил я. Потом обсудили татуировки. А после скрытого намека-другого разговор зашел о марихуане. Я сказал, что курил ее в Марокко. Все слегка расслабились».

После ужина посмотрели телепередачу. «В ней звучали фразы типа «узкий круг» и «свингующий Лондон». В дверь тихонько постучали. Я думал, это старик-слуга, но тут кто-то встал открыть, и в комнату вошли пятеро очень молодых и симпатичный парней. Я поначалу решил, что они тут для услады гостей, но выяснилось, что это поп-группа The Easybeats[625]. Я видел их по телевизору. Мне они тогда очень понравились».

Потом приехал французский фотограф Жан-Мари Перье[626], привез снимки для конверта «Strawberry Fields Forever». «Отличное фото, — оценил Ортон. — Битлы с усами выглядят совсем по-другому. Как анархисты начала века».

Ортон заговорил с одним из участников The Easybeats, «чувствуя себя эдвардианским волокитой, ухлестывающим за хористочкой», а потом решил, что пора ехать домой. «На прощание я сказал Полу М.: «Что ж, над фильмом я бы поработал. Осталось лишь сговориться об одной вещи». — «О хлебушке?» — «Да». Мы обменялись улыбками, и я ушел. Домой вернулся на такси».

На следующий день Ортон поговорил со своим агентом, Пегги Рамзи[627]. ««Проси пятнадцать тысяч фунтов, — сказал я, — а если станут сбивать цену, то меньше чем на десять тысяч не соглашайся. Мне, в конце концов, все равно, напишу я им сценарий или нет». Пегги согласилась. Сказала, что будет просить пятнадцать и попытается выбить двенадцать плюс проценты. «Если не дадут десять, пусть идут в жопу», — сказал я. «Конечно, дорогой», — ответила Пегги».

Предоставив Рамзи разбираться с контрактом, Ортон засел за сценарий. Он без зазрения совести использовал материал из своего неопубликованного романа «С головы до ног»[628]. По его мнению, «роман будто бы писался специально для «Битлз»», хотя, пожалуй, переоценивал их пристрастие к декадансу в 1967-м.

За две недели Ортон почти закончил сценарий. Эпстайн неопределенно обмолвился: дескать, режиссером можно взять Антониони[629], но после этого ни Эпстайн, ни Шенсон Ортону больше не звонили и не отвечали на его звонки. Пегги Рамзи возмущенно объявила Эпстайна «дилетантом и дураком». Ортон в дневнике назвал его «вялым, мягкотелым типом».

Через некоторое время ему сообщили, что сценарий «На пределе» ему возвращают. «Никаких объяснений. Никакой критики. Видимо, и Брайану сказать было нечего. Ну и хер с ними». Однако в глубине души он прекрасно знал, почему сценарий завернули: «К двадцать пятой странице они [«Битлз»] соблазнили замужних женщин, совершили убийство, рядились в женское платье, угодили в тюрьму, совратили племянницу священника, взорвали военный мемориал и так далее и тому подобное. Это было бы чудесно, но я их понимаю».

Не прошло и недели, как продюсер Оскар Левенштейн[630] купил отвергнутый сценарий Ортона за 10000 фунтов. Девятого августа на квартиру Ортона в Ислингтоне приехал шофер, чтобы отвезти сценариста в Твикенхемскую киностудию на встречу с Левенштейном и режиссером Ричардом Лестером, снимавшим фильмы «Битлз». Шофер постучал, но дверь не открыли, тогда он позвонил Левенштейну, и тот велел постучать еще раз. В конце концов шофер заглянул в щелку почтового ящика и увидел в коридоре тело обнаженного лысого мужчины.

Прибывшие полицейские обнаружили два трупа: Кеннета Халливелла в коридоре и Джо Ортона на кровати в спальне, забитого до смерти молотком. Блестящий успех Ортона вызвал сильную зависть Халливелла, считавшего себя неудачником. Он убил Ортона, потом принял двадцать две таблетки нембутала и запил их баночкой грейпфрутового сока.

На похоронах Ортона в западной часовне крематория Голдерс-Грин звучала «A Day in the Life», любимая песня Джо. Некоторые сочли ее слишком сдержанной; другим, поборникам не-ортоновского хорошего вкуса, не понравились психоделические мотивы в конце композиции. На выходе из часовни один из приглашенных отметил, что продолжительный финальный аккорд прозвучал грохотом захлопнутой крышки гроба.

96

Чем дальше заводило их странствие, тем чаще они оглядывались назад. Они стали Крысоловами[631], что, приплясывая конгу, уводили свое поколение нетореной тропой; в то же время они были мальчишками в череде уходящих, тоскующими по миру, оставленному позади.

В декабре 1963-го после концерта «Битлз» в ливерпульском театре «Эмпайр» Джон отправился в дом к тете Гарри и перерыл свой старый хлам. Его школьный друг Пит Шоттон удивленно смотрел, как Джон разбирает свои старые книги и рисунки: «По-моему, оказавшись на сияющем перекрестке жизни и карьеры, он инстинктивно цеплялся за то, что напоминало ему о детстве, словно эти знакомые предметы могли неким образом облегчить переход в неизведанное будущее».

Двадцатичетырехлетний Джон, ошеломленный перипетиями взрослой жизни, тосковал об ушедших днях. «Когда я был моложе, намного моложе»[632]. В двадцать пять он печально пел о «местах, которые я запомню на всю жизнь»[633]. В двадцать шесть его проникновенное прощание с детством, «Strawberry Fields Forever», совместило галлюцинаторное и ностальгическое, будто кислотный трип в сиротском приюте. Пол описывал сад Армии спасения, которая ведала приютом, как некую утопию, «тайный сад Джона… Там была стена: перелезешь через нее и окажешься в запущенном саду, за ним никто не ухаживал, прячься — не хочу. Убежище Джона было укромным уголком, как в книге «Лев, Колдунья и платяной шкаф»[634], так о нем Джон и думал. Укромный уголок, где можно покурить, повитать в облаках, куда можно было сбежать. Джон сбегал туда».

Некоторые из самых мрачных песен Леннона-Маккартни написаны с жестокостью детских страшилок: Бунгало Билл с ружьем идет в джунгли охотиться на диких зверей; Максвелл забивает жертв серебряным молотком[635]. Песня Джона «My Mummy’s Dead»[636] исполняется на ту же мелодию, что и «Три слепых мышонка», которым разделочным ножом оттяпали хвосты.

Когда Кеннет Тайнен занялся адаптацией двух книг Леннона для Национального театра, он взял на себя непростую задачу объяснить их смысл ошеломленному Лоренсу Оливье[637]. «Стихи Джона — о начале вещей, — говорил он. — О первом знакомстве с кинематографом, прозой или поэзией. Они воспроизводят цельную картину его детства в Ливерпуле». Потом он вспомнил слова Махариши об «упоении, с которым дети, забыв обо всем, полностью погружаются в игру».

Пол вырос в семье, где любили петь хором. Он с удовольствием сочинял музыку наподобие той, которую «давным-давно» играл его отец. Сюрреалистический телефильм «Битлз» «Magical Mystery Tour» большинство зрителей того времени сочли «чересчур