Древо Жизора (Тамплиеры - 4) - Октавиан Стампас

На Кипре Ричарду пришлось расстаться с Робером де Шомоном и его тамплиерами. Только ему король мог доверить власть на острове, и отныне Кипр становился вотчиной ордена Храма.

- Прощай, милый Робер, - сказал ему король. - К зиме я приплыву к тебе и мы вместе отпразднуем освобождение Гроба Господня.

Ветер был отменный. Проплыв немного вдоль берега и полюбовавшись живописными развалинами замка Макариосойкос, Ричард отдал приказ держать курс в открытое море. Корабли полетели, как птицы, отчего настроение у всех сделалось еще более восторженным. Хронист Амбруаз, оторвавшись от кубка с чудесным кипрским мускатным вином записал в своей хронике: "Вот галеры в пути, и король, по обычаю своему, впереди, сильный, легкий, будто перо в полете. Подобно быстро бегущему оленю, пересекает он море".

- Ах, Амбруаз, - пожурил его слегка Ричард, подглядев только что сделанную запись, - сколько раз я говорил тебе: не восклицай "Аой!", пока не допел куплета. Мы еще не достигли берега Леванта, а ты уже пишешь, что мы пересекли море.

- Я просто боюсь, что напьюсь и забуду фразу, рожденную сегодняшними восторгами, - оправдывался Амбруаз, возвращаясь к кубку.

На полпути от Фамагусты до Триполи Ричарда ожидал еще один блестящий успех - огромный дромон, везущий в Аккру ,из Киликии продовольствие и различные средства защиты, предназначенные для осажденных сарацин, корабли Ричарда атаковали его и после жаркой схватки протаранили ему бок в двух местах, так что корабль пошел ко дну. Часть экипажа была спасена и взята в заложники.

На второй день плавания в голубом мареве стали вырисовываться очертания гор Ливана.

- Смотри, Беранжера, - восклицал Ричард, - вот она, Святая Земля, к которой я плыл всю свою жизнь, и которую я подарю тебе.

Возлюбленная прижималась к своему супругу и снизу вверх смотрела на его бороду, на одном из рыжих волосков которой, стекая, замерла слеза восторга.

Сердце Ричарда готово было лопнуть от счастья. Он любил и был любим, болезнь, которая еще недавно угрожала ему смертью, исчезла, канула в небытие, не оставив на память о себе ни одного прыщика, он завоевал Аквитанию и Лангедок, Мессину и Кипр, и теперь никак не мог не завоевать Святую Землю. Да что там! Он воскресит не только славу Годфруа Буйонского, но и славу Александра Македонского, захватит Месопотамию, Персию, Индию... Ему хотелось громко петь, и он пел старинную песню о том, как ладьи Вильгельма Завоевателя плыли покорять берега Англии. Он пел так, что слышно было на всех кораблях его флотилии и на всем берегу, проплывающем уже слева по борту. Сказочные очертания византийских и франкских замков медленно плыли мимо, как в чудесном сне - Маргат, Тортоза, Триполи, Инфрё, Ботрон, Жибле с необычайно высокой башней, Сагунта. Здесь еще одно сарацинское судно было атаковано кораблями Ричарда и потоплено. И снова волшебные замки поплыли один за другим - Д'Амур, Рас-Джедра, Рас-эр-Румель, Сидон, Загеран, Адлун, Наркасим. Когда спустилась ночь, они причалили у стен прославленного Тира и встретились с его знаменитым защитником, Конрадом Монфератским. Утром поплыли дальше, миновали Рас-аль-Абиад, Кандолин и приплыли в Казал-Эмбер, из которого, как на ладони, уже видна была панорама древней Птолемаиды, которую госпитальеры переименовали в Сен-Жан-д'Акр, а в просторечии все равно продолжали называть Аккрой, или, по-арабски, Аккой. Все пространство вокруг города покрывали палатки крестоносцев, а чуть поодаль - шатры Саладина.

Ричарду понравилось это место, он решил раскинуть свой лагерь на высотах Казал-Эмбера. Свою ставку он обосновал на холме Тель-эль-Фуххар, у подножия которого бил отличный ключ, называемый местными жителями Коровьим. Как только в лагере осаждающих узнали о приезде Ричарда, тотчас же все зло, копившееся в сердцах против него, растаяло, и люди устремились на холмы Казал-Эмбера приветствовать короля Львиное Сердце. Заслышались звуки труб это впереди всех шли музыканты. Сгущались сумерки, и в них все ярче становился свет приближающихся факелов, все громче раздавались приветственные крики. И вот уже только что разбитый, но не успевший привести себя в порядок, лагерь Ричарда оказался захвачен этой ликующей толпой крестоносцев.

- Слава Ричарду! Слава! Веди нас, Львиное Сердце, и мы захватим Сен-Жан-д'Акр, возьмем в плен Саладина и пойдем за тобой к Святому Граду, к Гробу Господню.

Ричард стоял перед восторженно приветствующими его крестоносцами, воздев к небесам руки, и как только голоса стали немного стихать, он громко и необычайно красиво запел кансону, которая сложилась а его голове прямо сейчас, будто сойдя с небес и проникнув в Ричарда сквозь распахнутые ладони. Поистине это было неземное пение, стихи кансоны отличались каким-то замысловатым размером, рифм на концах строк не было, но казалось, что каждое слово рифмуется с предыдущим, и каждая строка, словно мать, порождает новую строку. Собравшиеся быстро подхватили припев и, когда дело доходило, дружно подтягивали королю-трубадуру, раскачиваясь в такт пению. Казалось, этой кансоне не будет конца, но вдруг Ричард оборвал ее на полуслове и громко засмеялся, так что и все засмеялись, чувствуя сильнейший прилив любви к этому человеку, в коем многим виделся чуть ли не сам Архистратиг Михаил, нисшедший с небес дабы покарать дракона.

Навигатор Жан де Жизор тоже стоял в этой толпе и смотрел на счастливого Ричарда и его раскрасавицу жену. Великий магистр тамплиеров де Сабле, поддавшись общему безумству, надрывал глотку, крича славу королю Львиное Сердце. Рядом с ним стоял гохмейстер тевтонцев Герман фон Зальца и басом орал свое немецкое "хайль!". А навигатор вспоминал свое детство, турнир в Жизоре, великолепного рыцаря Глостера, которого тоже, кстати, звали Ричардом - уж не в его ли честь назвала своего сына распутная Элеонора? А ведь именно он, Жан, победил тогда Глостера, отдав ему мысленно приказ упасть с лошади. И теперь навигатор тоже принялся мысленно внушать Ричарду: "Упади! Шмякнись! Лопните твои глаза! Перекосись рот!" Заклинания не действовали. Ричард лишь однажды будто почуял что-то и в некотором беспокойстве поискал глазами в толпе, но тотчас отвлекся и громко спросил собравшихся:

- Кто хочет перейти в мое войско?

- Я-а-а-а-а-а-а-а-а!!! - прокатилось по бурной толпе, и лес рук взметнулся вверх.

- Сколько вам платит король Филипп?

- Три. Три бизанта. Целых три бизанта. Всего три бизанта.

- Я буду платить вам четыре бизанта в месяц.

- Да здравствует Ричард Львиное Сердце!

- Да здравствует его жена Беранжера!

- Гроб Господень, защити нас!

- Так хочет Господь!

Дело не обошлось одними восторгами и обещаниями. Многие воины действительно перешли в войско Ричарда. Филипп-Август остался без прислуги боевых машин. Не только рядовые крестоносцы, но и крупные сеньоры оказались перебежчиками, к примеру, племянник и Филиппа и Ричарда, Анри де Шампань. Долгое и унылое сидение под Аккрой вмиг превратилось в нечто праздничное, величественное, похожее одновременно и на священнодействие, и на торжество, и на веселую забаву. Ричард даже пополнил длинный список имен этого прекрасного, подобного Венеции, города, переименовав Сен-Жан-д'Акр в Иерусалим-сюр-мер*. [Иерусалим-на-море (франц.).] На одном из холмов Казал-Эмбера Ричард стал возводить высокую башню, которую привез в разобранном виде из Сицилии, и, когда она была возведена, лагерь сарацин стал легко простреливаться с ее вершины.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});