«Евразийское уклонение» в музыке 1920-1930-х годов - Игорь Вишневецкий

II. Хор. Deciso е brioso [Решительно и с блеском]. Гавриил Державин[676]

Вижу, севера столицаКак цветок меж рек цветет, —В свете всех градов царицаИ ея прекрасней нет!Бельт в безмолвии зерцалоДержит пред ея лицем,Чтобы прелестью мерцалоИ вдали народам всем,Как румяный отблеск зарьный.

Вижу, лентии летучиРазноцветны по судам;Лес пришел из мачт дремучийК камнетесанным брегам.Вижу пристаней цепь, зданий,Торжищ, стогнов чистоту,Злачных рощ, путей, гулянийБлеск, богатство, красоту!

III. Ария. Соло тенор. Calmato (Tempo giusto). [Спокойно (точный темп)]. Александр Пушкин[677]

Люблю тебя, Петра творенье,Люблю твой стройный, строгий вид,Невы державное теченье,Береговой ея гранит,Твоих оград узор чугунный,Твоих задумчивых ночейПрозрачный сумрак, блеск безлунный,Когда я в комнате своейСижу, читаю без лампады,И ясны спящия громадыПустынных улиц и светлаАдмиралтейская игла,И, не пуская тьму ночнуюНа золотыя небеса,Одна заря сменить другуюСпешит, дав ночи полчаса.Люблю зимы твоей жестокойНедвижный воздух и мороз,Бег санок вдоль Невы широкой,Девичьи лица ярче роз,И блеск, и шум, и говор балов,А в час пирушки холостойШипенье пенистых бокалов…И пунша пламень голубой!

IV. Хор. Allegro росо [Довольно оживленно]. Иннокентий Анненский[678]

Желтый пар петербургской зимы,Желтый пар, облипающий плиты.Я не знаю, где вы и где мы,Знаю только, что крепко мы слиты.

Сочинил ли нас царский указ,Потопить ли нас шведы забыли,Вместо сказки в прошедшем у насТолько камни да страшные были.

Только камни нам дал чародейДа Неву буро-желтого цветаИ[*] пустыни немых площадей,Где казнили людей до рассвета.

V. Ария. Баритон. Andantino con moto [Андантино с движением]. Тютчев[680]

Глядел я, стоя над Невой,Как Исаака-великанаВо мгле морозного туманаСветился купол золотой.

Всходили робко облакаНа небо зимнее, ночное,Белела в мертвенном покоеОледенелая река.

О Север, Север-чародей,Иль я тобою очарован?Иль в самом деле я прикованК гранитной полосе твоей?

VI. Дуэт. Сопрано, тенор. Allegro [Оживленно]. М. Кузмин[681]

Как радостна весна в апреле,Как нам пленительна она!В начале будущей неделиПойдем сниматься к Буасона.

Любви покорствуя обрядам,Не размышляя ни о чем,Мы поместимся нежно рядом.Рука с рукой, плечо с плечом.

Сомнений слезы не во сне ли?(Обманчивы бывают сны!)И разве странны нам в апрелеКапризы милые весны?

Les parties VI et VII se jouent sans interruption [Части VI и VII исполняются без перерыва].

VII. Хор. Pesante е risolute [Тяжело и с решимостью]. Анна Ахматова[682]

Тот август как желтое пламя,Пробившееся сквозь дым,Тот август поднялся над нами,Как огненный Серафим.

И в город печали и гневаИз тихой Корельской [sic!] землиМы двое, воин и дева,Студеным утром вошли.

Что сталось с нашей столицей,Кто солнце на землю низвел?Казался летящей птицейНа штандарте темный[*] орел.

На дикий лагерь похожимСтал город пышных смотров,Слепило глаза прохожимДыханье пик и штыков.

И серые пушки гремелиНа Троицком гулком мосту,А липы еще зеленелиВ таинственном Летнем саду.

И брат мне сказал: «НасталиДля меня великие дни.Теперь ты наши печалиИ радости[*] одна храни…»

Как будто ключи оставилХозяйке судьбы[*] своей,А ветер восточный славилКовыли приволжских степей…

VIII. Соло и хор. Allegro moderate [Умеренно живо]. [Александр Блок][686]

Ночь, улица, фонарь, аптека,Бессмысленный и тусклый свет.Живи еще хоть четверть века —Все будет так… Исхода нет…

Умрешь!.. Начнешь опять сначала,И повторится все как встарь:Ночь… Ледяная рябь канала…Аптека… Улица… Фонарь…

IX. Заключение («Мой май»). [Хор.] Presto [Скоро]. Владимир Маяковский[687]

Всем, на улицы вышедшим,тело машиной измаяв, —всем, молящим о празднике спинам, землею натруженным, —Первое мая!Первый из маев встретим, товарищи, голосом,                                                                   в пении сдруженным.

Веснами мир мой!Солнцем снежное тай!Я рабочий — этот май мой!Я крестьянин — это мой май!

Всем, для удобств залегшим [sic!], злобу окопов иззмеив, —всем, с броненосцев на братьев пушками вцеливших люки, —Первое мая!Первый из маев встретим, сплетаявойной разобщенные руки.Молкни, винтовки вой!Тихни, пулемета лай!Я матрос — этот май мой!Я солдат — это мой май!

Всем домам,площадям,улицам, сжатым льдяною зимою, —всем, изглоданным голодомстепям,лесам,нивам —Первое мая! Первый из маев славьте — людей, плодородий,                                                                            весен разливом!

Зелень полей, пой!Вой гудков, вздымай!Я железо — этот май мой!Я земля — это мой май!

Источник текста — фотостат беловой партитуры оратории: ДУКЕЛЬСКИЙ, 1931–1937 (VDC, Box 79, folder 1).[688]

Игорь Вишневецкий

Описание рукописи музыкальной комедии Вернона Дюка (Владимира Дукельского)

«Хижина в небе (Cabin in the Sky)» (1939)

Подсознание и ритуал: сцены из «Хижины в небе». Сценография Бориса Аронсона, костюмы Варвары Каринской, общая режиссура и постановка танцев Георгия Баланчина (при участии Кэтрин Данэм)

Приводимые ниже комментированный список музыкальных номеров комедии, а также их краткая характеристика составлены по сохранившейся беловой писарской копии со следами правки композитора DUKE, 1940.

Увертюра — около 10 минут музыки, клавир с наметками оркестровки. Вариант, сильно отличающийся от известного мне по неопубликованному клавиру, — в сущности, краткое попурри основных музыкальных тем, — был записан в 1940 [году] малым составом нью-йоркского оркестра Театра Мартина Бека. При попытках восстановить комедию на сцене в 1960-е Увертюра была снята.

Вступительное песнопение (без слов и аккомпанемента; позднейшая английская помета рукой Дукельского «пение с закрытым ртом Вступайте в воду») — редкий у Дюка пример воссоздания негритянской духовной музыки, т. н. «спиричуэле», которые поются как гимны в протестантских церквах американского Юга; в 1960-е, став первым номером партитуры, песнопение исполнялось, вопреки указанию, сначала со словами хором a cappella, затем ансамблем духовых. Интересно, что, по воспоминаниям Кэтрин Данэм, Баланчин и Вернон Дюк хотели начать представление черным хором, поющим русское погребальное песнопение. Я думаю, что это было бы удивительно. Этель же Уотерс взвилась до потолка. «Мой народ ничего такого петь не будет». И они убрали это, оставив только спиричуэле. Маленький Джо мертв. Она воскрешает его. Тодд Данкен — ангел, возвращающий того к жизни, о чем так молится Этель. Что ж, я думаю, Баланчин и Дукельский были оба разочарованы отсутствием в нем [т. е. в представлении. — И. В.] подобного авангардного привкуса (I REMEMBER BALANCHINE, 1991: 193).