Моргемона (СИ) - Ирина Аркадьевна Орлова

Сакраал нам не простит.

— Интересно, кто из них муж, а кто жена?

— Я бы сказал, но, боюсь, теперь уже сам не уверен, что самый яростный обязательно муж, а самый хозяйственный непременно жена.

Гидра фыркнула. Однако она не могла перестать улыбаться.

— Хорошо, — молвила она. — Пятое — как ты думаешь, Иерофант Мсара правда имеет какую-то власть над саваймами? Может запретить им, отогнать их?

— Об этом я не думал. И не хочу, признаться. Но я собираюсь ему сообщить, что Тавр или кто-то из его приближённых может быть занят колдовством. И если он что-то об этом знает, нам следует обменяться этим знанием. Последнее, разумеется, будет в твоём присутствии.

Он провёл пальцем по её брови и задумался, глядя на россыпь веснушек на носу.

— Но пусть моя нелюбовь к этому вопросу не отгоняет тебя, моя милая. Говори всё, что тебя тревожит на сей счёт.

— Разумеется, — некоторые проблемы не терпели отлагательств. — Откуда ты взял «моя Шаа»?

— Из… От… Хм, — Энгель посмотрел в потолок алькова. — Мне кажется, из какой-то баллады. По-моему, очень красиво звучит.

«Хорошо», — подумала Гидра. — «Проверим, какие на эту тему есть баллады».

Но сама ответила ему улыбкой, потому что подозревать его в чём-либо было совершенной глупостью. Подозревать следовало самого Мелиноя и его неожиданные проявления.

— А что, этот, с, простите, позволения, тигр тоже так выражается?

— Нет-нет, — соврала Гидра и прижала его к себе, чтобы он не успел настроиться на серьёзный лад.

«Я не позволю лхаму держать меня в страхе и найду, как побороть его!»

Этим утром Гидра почти не узнала себя в зеркале. Короткие волосы смотрелись странно у девушки, привыкшей к моде Аратинги. А румяные щёки и блестящие глаза были лично для неё чем-то совершенно новым.

Но предстояло привыкать.

Этим днём и диатрин, и диатрисса были очень заняты. Энгель созвал к себе совет и нотариусов, а Гидра наконец подыскала себе молодого менестреля по прозвищу Амадин, который славно подражал голосам попугаев. Он ничего не слышал о «моей Шаа», но взялся узнать об этом среди других музыкантов и принести диатриссе любое упоминание этого ласкового прозвища.

После обеда они с Авророй, нарядившись обе в сари, навестили городские госпитали. Многие из обожжённых Мордепалом, коли остались живы, уже не занимали больничные койки. Но те, кто до сих пор боролись за жизнь, выглядели ужасно. Лаванда оставалась среди них, невзирая на то, что ей уже ничего не угрожало. Она верила, что её оплавленную половину лица ещё можно восстановить и вернуть ей былую красоту. На что врачам нечего было ей ответить.

Гидра непосредственного участия не принимала, зная колкость своего языка. Однако Аврора уговорила Лаванду отправиться на отдых на остров Тис, и уже этот запрос диатрисса охотно решила профинансировать.

— Бедная Лаванда, — качала головой Аврора. К вечеру они гуляли с Гидрой по центру Мелиноя, болтая обо всём. — Она была такой красавицей, а теперь… если Великая Мать будет милосердна, отрастут хотя бы её чудесные волосы, и она сможет прикрывать ими часть лица…

Гидра рассеянно кивала. Они проходили по набережной Тиванды; она вспомнила своё плаванье на плоту и вдруг решила обратиться к фрейлине:

— Слушай. Прости за такой вопрос…

— Не извиняйся, для тебя — что угодно, — тепло улыбнулась Аврора в ответ.

— В общем, много ли ты знала о своей матери, Сагарии? — Гидра остановилась подле одного из фонтанов в виде тигра и оперлась о его край, наслаждаясь тем, как мелкие брызги окутывают её руки. Секмен, пятый лунар лета, выдался довольно жарким.

— Не думаю, что больше других. А что тебя волнует?

— Раз есть легенда о том, что она отказала Мелиною, то есть и основание полагать, что она бывала на побережье, верно?

Аврора была девушкой стеснительной, но, когда дело доходило до чего-то серьёзного, её тёмные глаза приобретали, как у филина, блеск мудрости и спокойствия.

— Да, если я верно знаю, у неё был сложный момент в жизни, когда… — она вздохнула, решаясь сказать нечто, по её мнению, пошлое. — …когда она была в ожидании меня, но…

Гидра терпеливо ждала.

— Но… — Аврора собралась и произнесла твёрдо. — Но не знала, кто отец.

Диатрисса едва не фыркнула. «Подумаешь, пошлость! Мужчины зачастую не знают, сколько у них детей, и ничего».

— И что она сделала?

— Здесь, на побережье, жили разные, как бы это сказать… невоцерквлённые, колдуны. Один из них — никто не помнит его имени, но он был окружён аурой таинственности… словом, тот, кого и называют Мелиноем во всех этих байках. Говорят, он взял из рук Сагарии два украшения. Одно было подарено одним «отцом», другое — марлордом Вазантом. И, выбрав одно, дал ей. Так она поняла, кто родитель, и это украшение оставила мне.

— А что за украшение?

— Я не ношу его, оно кажется слишком личным. Оно похоже на павлина Мадреяров. Покажу как-нибудь, когда найду у себя, только напомни.

Гидра кивнула.

— Говорят, жена марлорда Вазанта, марледи Азалия Мадреяр-Д’Алонсо, потом приезжала на побережье тоже, — продолжила Аврора. — Она ненавидела мою мать… справедливо, разумеется… и она попросила колдунов… ну, ты понимаешь, как бывает в таких историях.

— Убить Сагарию? — предположила Гидра.

— Это злые языки, — пожала плечами Аврора. — Я видела марледи Азалию. Она решительный, но всё-таки не жестокий человек, и…