Большая Охота - Дмитрий Янковский

С одной стороны это было не очень умно – желать женщину, которая тебя не желает. Но с другой… Я понял, что попросту влюбился в нее. Влюбился так, как и представить себе не мог. И мне было без разницы – отвечает она на мое чувство так, или отвечает иначе, или не отвечает вообще… Мне было просто приятно ее любить. Само по себе.

Через несколько дней мне показалось, что я готов к пилотированию корабля. После последнего десятимильного перехода мы уже третий день лежали на грунте, ожидая более или менее подходящего момента для того, чтобы тронуться в дальнейший путь. С подстраховкой Дока, который сидел в кресле второго пилота, я чуть опустошил балластные цистерны, приподнял корабль над дном и на малом ходу взял курс на Рошан, до которого оставалось еще около семидесяти миль. Локатор показывал низкую активность биотехов вокруг. В трех милях к западу притаилась тяжелая мина, поэтому я старался не разгоняться, чтобы не насторожить ее. Взрыв такой громадины даже на приличном расстоянии был способен свернуть нам все навесное оборудование. И хотя новое расположение орудий подстраховывало от повреждений ударной волной, но все же рисковать не хотелось.

В зоне действия локатора также можно было различить три стаи патрульных торпед, поэтому нельзя было без необходимости подниматься высоко над грунтом, где нас проще было засечь ультразвуком. И хотя концепция Большой Охоты предполагала уничтожение биотехов в как можно больших количествах, Борис не спешил вступать в очередную схватку. Счет убитым тварям и так шел уже на десятки сотен, а боезапас, в особенности торпеды, был на исходе. Учитывая, что нас ждал еще и обратный путь, не стоило тратить гарпуны и торпеды. У нас была цель – баржа с золотом, и все уже настроились на нее.

Шельф был неровный, и глубина постоянно росла. Пройдя три мили, я глянул на глубиномер, показавший триста метров. Это была зона сумерек. В видимом спектре на мониторах виднелись только багровые тени, поэтому я перевел камеры в инфракрасный режим. И почти сразу заметил на дне странный, явно рукотворный объект. Борис его тоже увидел.

– Что это? – спросил он.

Док присмотрелся и негромко сказал:

– Похоже на затопленный корабль.

– Подойди к нему ближе, – скомандовал Борис.

Я подработал гребными винтами, взяв новый курс, и вскоре мы легли на грунт рядом с сильно заиленным кораблем. Точнее, это была баржа – однотипная той, которую мы разгружали возле Рошана.

– Интересное дело… – Борис сощурился. – Не из одного ли они каравана?

– Думаешь, эта тоже с золотом? – спросил я.

– Можно предположить… – ответил капитан. – А вот проверить сложно.

– Да, выйти с газовым аппаратом на трехсотметровой глубине проблематично, – согласился Док. – Надо подумать.

– О чем? – глянул на него Борис.

– О том, как это можно сделать.

Я сразу вспомнил, о чем мы говорили с Ольгой. Будь у нас сейчас аппарат жидкостного дыхания, мы, возможно, вернулись бы на базу с куда большей добычей, чем рассчитывали. Но у нас не то что оборудования подобного не было, а даже технология его постройки не была разработана. По большому счету ни с кем, кроме Ольги, я подобными идеями не делился.

– Остаемся на грунте, – решил Борис. – Мне тоже надо подумать. Док, а как насчет выхода с кислородом? Декомпрессию обеспечим.

– Даже если проведу разведку, то разгрузка будет под большим вопросом. Вот поднять бы ее:

– Вблизи поверхности насядут торпеды и все равно не дадут работать, – резонно заметил Борис. – Ладно. Пообедаем, там видно будет. Как минимум надо точно отметить координаты баржи, на всякий случай.

Оставив рубку, я направился в каюту. Мысли о жидкостном аппарате так завладели мной, что голова снова начала кружиться. Проходя мимо медицинского блока, я заглянул туда, но Ольги у Саймона не оказалось – врач сидел один, работая за компьютером.

– Опять легли на грунт? – спросил он.

– На этот раз по странной причине, – ответил я и рассказал о случившемся.

Саймон усмехнулся.

– Рано или поздно этого стоило ожидать, – сказал врач.

– Ничего удивительного, – пожал я плечами.

– А ты в курсе, что Ольга работает над решением этой проблемы?

– Ну… Мы говорили об этом. Но силами корабельной мастерской жидкостный аппарат не построить. Да и технология создания устройства, насыщающего кровь кислородом, лично для меня покрыта мраком.

– Жидкостный аппарат тут ни при чем, – улыбнулся Саймон. – Ольга думала в другом направлении.

– В каком, интересно?

– По своему профилю. Мы с ней вместе поставили кое-какие опыты. Вполне успешные. Она обещала вскоре создать прототип.

– Прототип чего? – поразился я. – Устройства?

– Я же говорю, это не устройство. Поговори с ней сам. Она у себя.

До крайности заинтригованный, я добрался до Ольгиной каюты и придавил пальцем пластину звонка. Она открыла через минуту. Заспанная.

– Скоро обед, а ты спишь, – упрекнул я ее, перешагивая порог.

– Устала, – ответила она. – Уже которую ночь работаю.

– Над тем, о чем мы говорили недавно?

– Откуда ты знаешь?

– Саймон сказал.

– Поспешил. Я не хотела, чтобы об этом стало известно, пока я не закончу.

– Обстоятельства так сложились, – сказал я.

– В смысле?

– Мы обнаружили на дне баржу, однотипную той, что возле Рошана с грузом золота. Глубина триста метров. Борис думает, что делать.

– И что же он хочет придумать? – хитро сощурилась Ольга.

– Он сам пока не знает. Но вероятность того, что баржа нагружена золотом, велика. И это не дает ему покоя.

– Можно понять…

Я пристально посмотрел на нее. И понял, что за хитрой усмешкой она прячет обиду. Ольга редко обижалась. Из-за того, на что люди обычно обижались, она просто расстраивалась. Это все же иная эмоция. Но на Бориса и Катю она обиделась, я это понял. И, если честно, я был на Ольгиной стороне. Несмотря на последствия, к которым привело ее опоздание.

– А мне ты скажешь, что придумала?

– Тебе скажу. Но…

– Я тебя понимаю…

– В чем?

– Во всем. Это честно. Ты не во всем права, но все же… Я не считаю тебя пустышкой, как другие.

– Поэтому я…

Она не договорила. Ей это было сложно, я чувствовал. Но у меня потеплело на сердце. При всем том, что я не интересовал ее как мужчина, мы с ней оказались самыми близкими людьми. Ни у меня, ни у нее, похоже, никого ближе не было. Она считала меня самым близким другом, или братом, так было точнее. Я же хотел, чтобы она стала моей женщиной. Но это разногласие не имело никакого значения, поскольку более близкие отношения, чем сложились между нами после ее опоздания, трудно было представить.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});