Марина Цветаева. По канату поэзии - Гиллеспи Алиса Динега

Вернуться

200

Рильке родился в 1875 году в семье, принадлежавшей к немецкому этническому меньшинству Праги, входившей в те годы в состав Австро-Венгерской империи. Первый толчок к сопровождавшему его всю жизнь интересу к славянским культурам был получен поэтом в годы юности, проведенные в Праге. См. краткую биографию Рильке и введение в его творчество в: Brodsky P. P. Rainer Maria Rilke. Boston: Twayne Publishers, 1988. О роли России в творческой судьбе Рильке см.: Tavis A. Rilke’s Russia: A Cultural Encounter. Evanston, Illinois: Northwestern University Press, 1994.

Вернуться

201

См.: Hasty O. P. Tsvetaeva’s Orphic Journeys in the Worlds of the Word. Evanston, Illinois: Northwestern University Press, 1996. P. 138–141. Переписка Цветаевой с Рильке, которую оба адресата вели исключительно по-немецки, опубликована в: Rainer Maria Rilke, Marina Zwetajewa, Boris Pasternak: Briefwechsel / Eds. E. B. Pasternak, E. V. Pasternak, K. M. Asadowskij. Frankfurt am Main: Insel Verlag, 1983 (далее: Briefwechsel); русский перевод: Райнер Мария Рильке, Борис Пастернак, Марина Цветаева. Письма 1926 года / Подг. текстов, сост., предисл., пер. и коммент. К. М. Азадовского, Е. Б. Пастернака и Е. В. Пастернак. М.: Книга, 1990 (далее: Письма 1926 года). Цветаева с детства в равной мере владела русским, немецким и французским языками, что позволило ей глубоко понять не только немецкие стихи Рильке, но и его французский сборник «Vergers», присланный ей поэтом вскоре после выхода в свет. Тонкое рассуждение о воздействии трилингвизма Цветаевой на ее поэзию см. в: Beaujour E. K. Alien Tongues: Bilingual Russian Writers of the «First» Emigration. Ithaca, N. Y.: Cornell University Press, 1989. Дошедшая до нас переписка Цветаевой и Рильке включает девять писем и открытку, написанные Цветаевой Рильке при его жизни; шесть писем Рильке и его «Элегию Марине Цветаевой-Эфрон». Однако, может возникнуть впечатление, что писем Рильке было семь; обращаясь к Пастернаку сразу после смерти Рильке, она упоминает о его последнем письме, датированном 6 сентября и кончающемся словами «Весной? Мне тревожно. Скорее! Скорее!» [Im Frühling? Mir ist bang. Eher! eher!] (6: 266); о том же последнем письме Рильке Цветаева пишет в письме к Нанни Вундерли-Фолькарт (7: 355). Последнее известное нам письмо Рильке к Цветаевой помечено 19 августа; в нем цитированных Цветаевой слов не содержится, однако есть близкие по смыслу. Нельзя исключить, что в письме к Пастернаку Цветаеву просто подводит память.

Вернуться

202

Это родство проявлено в поразительной общности поэтических тем, проблем, символов и мифов. Творческая завороженность Рильке темой смерти (см.: Brodsky P. P. Rainer Maria Rilke. P. 29–30) особенно важна в контексте его отношений с Цветаевой, где столь важную роль играла его собственная смерть. Бродская упоминает также общую для обоих поэтов «систему образов падения, восхождения и нисхождения» (Brodsky P. P. On Daring to be a Poet: Rilke and Marina Cvetaeva // Germano-Slavica. 1980 (Fall). № 3. Issue 4. P. 265). Хейсти, однако, указывает, что, несмотря на многочисленные совпадения, Рильке и Цветаева были ориентированы практически противоположным образом: «То, чего у Цветаевой поэт достигает в привилегированной области языка, у Рильке он обретает в самом себе, достигая состояния гармонии, равновесия и самодостаточности, чуждого Цветаевой. В частности, по этой причине Рильке ищет покоя и одиночества, тогда как Цветаева стремится к болезненно невозможному, невероятному общению – свиданиям, которые могут состояться только в поэзии» (Hasty O. P. Tsvetaeva’s Orphic Journeys. P. 162).

Вернуться

203

Briefwechsel: 104. Письма 1926 года: 84.

Вернуться

204

Briefwechsel: 105. Письма 1926 года: 84–85. Рильке также послал Цветаевой свои «Сонеты к Орфею»; вся книга Хейсти «Орфические путешествия Цветаевой» представляет собой превосходное исследование мифа об Орфее в поэтике Цветаевой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Вернуться

205

Briefwechsel: 118. Письма 1926 года: 95.

Вернуться

206

Позже Цветаева напишет Пастернаку: «…я никого не любила годы – годы – годы. Последнее – вживе – то, из чего Поэма Конца <…>» (6: 275). Цветаева чувствовала, что Родзевич, роман с которым подтолкнул ее к написанию «Поэмы Конца», был единственным мужчиной, которому она была интересна как женщина, а не как поэт (см.: Feiler L. Marina Tsvetaeva: The Double Beat of Heaven and Hell. Durham, N.C.: Duke University Press, 1994. P. 145–147). Если верить далеко не благожелательным воспоминаниям современников, Родзевич просто не был способен оценить ее как поэта, да и не стремился к этому.

Вернуться

207

Цветаева хранила рильковскую «Marina Elegie» в тайне от всех, кроме Пастернака, вплоть до 1936 года, когда послала ее своей чешской приятельнице и корреспондентке Анне Тесковой (см. сопроводительное письмо к Тесковой; 6: 443–444); стихотворение это, однако, было уже к тому времени известно из черновиков Рильке. Рильке незадолго до смерти, помимо «Элегии», написал еще несколько коротких текстов. Небезынтересно, что Анна Тавис понимает поэтическую автоэпитафию Рильке, сочиненную им незадолго до смерти – «Роза, о совершеннейшее из противоречий / блаженство ничейного сна / под этим множеством век» [Rose, oh reiner Widerspruch, Lust / Niemandes Schlaf zu sein unter soviel / Lidern] (пер. Н. Болдырева из: Хольтхаузен Г. Р. М. Рильке, сам свидетельствующий о себе и своей жизни (с приложением фотодокументов и иллюстраций) / Пер. с нем., сост., приложения и послесловие Н. Болдырева. Челябинск: Урал LTD, 1998) – как его последнее обращение к Цветаевой (Tavis A. Russia in Rilke: Rainer Maria Rilke’s Correspondence with Marina Tsvetaeva // Slavic Review. 1993 (Fall). № 52. Issue 3. P. 508–509).

Вернуться

208

Simpson’s Contemporary Quotations: The Most Notable Quotes Since 1950 / Comp. J. B. Simpson. Boston: Houghton Mifflin, 1988. P. 344.

Вернуться

209

В надписи на экземпляре сборника «Психея», который Цветаева отправила Рильке вслед за первым письмом, она, как кажется, примеряет маску Психеи, идентифицируя Рильке с Амуром: «Райнеру Мария Рильке – моему самому любимому на земле и после земли (над землей!)» (Briefwechsel: 111; Письма 1926 года: 89).

Вернуться

210

Таким образом Амур (Эрос), муза Цветаевой, превращается в Азраила, ангела смерти в исламе и иудаизме, который, так же, как и Амур, пользуется в своем ремесле луком и стрелами (см. коммент. Майкла Найдана в: Tsvetaeva M. After Russia / Trans. and ed. M. Naydan. Ann Arbor, Mich.: Ardis, 1998. P. 238, note 57). Цветаева с ее острым поэтическим слухом не могла не заметить фонетического сходства этих мифологических имен, «Эрос» и «Азраил». Ср. два стихотворения Цветаевой об Азраиле: «Азраил» (2: 168) и «Оперением зим…» (2: 168–169); в последнем она именует героя «последним любовником».

Вернуться

211

Напомню, что в эссе «Поэты с историей и поэты без истории» (5: 397–428) Цветаева ассоциировала лирику с кругом, а мысль – со стрелой.

Вернуться

212

К. М. Азадовский в своих заметках и комментариях как в немецком (Briefwechsel), так и в русском (Письма 1926 года) изданиях, сопровождает переписку Рильке и Цветаевой сообщением множества фактических и контекстуальных сведений. Как правило, исследователи творчества Рильке игнорируют его переписку с Цветаевой, счастливое исключение – комментарий Уолтера Арндта: «Отношение Райнера с Мариной было в его жизни абсолютно уникальным, здесь два равновеликих сознания столкнулись, узнали и наэлектризовали друг друга» (The Best of Rilke / Trans. W. Arndt. Hanover, N.H.: University Press of New England, 1989. P. 147). Это молчание рильковедов, возможно, повлияло на исследователей творчества Цветаевой, считающих, что страсть в этой уникальной переписке была в основном односторонней. Впрочем, этой одной стороне было уделено достаточно внимания, см., прежде всего книгу Хейсти «Tsvetaeva’s Orphic Journeys» (главы 6 и 7) и публикации Анны Тавис: «Beyond Rilke: Marina Tsvetaeva» в кн. «Rilke’s Russia» (глава 9), «Russia in Rilke: Rainer Maria Rilke’s Correspondence with Marina Tsvetaeva», и «Marina Tsvetaeva Through Rainer Maria Rilke’s Eyes» в сб.: Марина Цветаева: 1892–1992 / Под ред. С. Ельницкой и Е. Эткинда. Northfield, Vermont: The Russian School of Norwich University, 1992. P. 219–229. Слова Тавис о том, что Цветаева по отношению к Рильке «все больше потакала своим желаниям» и все настойчивее «требовала» от него, говоря словами Валерия Брюсова, «жуткой интимности» (Russia in Rilke. P. 503), как и ощущение Хейсти, что Цветаева «напориста» (P. 162) и своими «претензиями и требованиями» «осаждает» Рильке (P. 161), несут на себе печать, к сожалению, общепринятой манеры характеризовать переписку Цветаевой и Рильке. Мне ближе мнение Патрисии Поллок Бродской, высказанное в статье «On Daring to Be a Poet», о том, что «в своих письмах Цветаева относится к Рильке с очаровательной смесью поклонения и дерзости» (P. 263). Бродская, прекрасно знающая поэзию как Рильке, так и Цветаевой, формулирует здравое и взвешенное представление об обоих корреспондентах: «Рильке нашел в Цветаевой неожиданную и требовательную позднюю дружбу; она обрела в нем творческую ровню и друга, письма которого помогли ей переносить невзгоды» (P. 262).