Полное собрание сочинений. Том 6. Январь-август 1902 - Владимир Ленин (Ульянов)

Далее, во-вторых, суды имели бы право «объявлять недействительными сделки, имеющие кабальный характер». Понятие «кабалы» здесь не определяется, ибо стеснять выборных судей в применении такого пункта было бы вовсе нежелательно. Что такое кабала, – русский мужик слишком хорошо знает! С научной же точки зрения это понятие объемлет все те сделки, в которых есть элемент ростовщичества (зимняя наемка и т. п.) или крепостничества (отработки за потравы и проч.).

Несколько иной характер носит 3-ий пункт о возвращении народу выкупных платежей. Здесь не возбуждается тех сомнений насчет мелкой собственности, которые вызывает 4-ый пункт, но зато возражатели указывают и на практическую неосуществимость этого требования и на отсутствие логической связи между ним и общей частью нашей аграрной программы (= «устранение остатков крепостного права и свободное развитие классовой борьбы в деревне»). Однако никто же не станет отрицать, что именно остатки крепостного права, во всей их совокупности, обусловливают те постоянные голодовки миллионов крестьян, которые сразу выделяют Россию из числа всех цивилизованных наций. Даже самодержавие вынуждено поэтому создавать все чаще и чаще особый (совершенно жалкий, разумеется, и более расхищаемый казнокрадами и бюрократами, чем идущий на пользу голодающих) «фонд для культурных и благотворительных нужд сельских обществ». Не можем и мы не потребовать, в числе прочих демократических преобразований, создания такого фонда. Против этого вряд ли можно спорить.

Теперь спрашивается, из какого источника взять суммы для образования этого фонда? Насколько мы можем судить, здесь могли бы указать нам на прогрессивно-подоходный налог: повысить специально те ставки, которые падают на доходы богатых людей, и употребить эти суммы на указанный фонд. Было бы вполне справедливо, чтобы наиболее имущие члены государства больше всего участвовали в содержании голодающих и в расходах на возможное исправление бедствий, причиненных голодовками. – Мы ничего не имели бы и против такой меры, о которой нет надобности особо говорить в программе, ибо она всецело подходит под требование прогрессивно-подоходного налога, упомянутого в программе особо. Но зачем же ограничиваться этим источником? Почему не попробовать, помимо него, возвратить народу хотя бы часть той дани, которую взимали и продолжают взимать вчерашние рабовладельцы с крестьян при помощи полицейского государства? Разве эта дань не стоит в самой тесной связи с современными голодовками? И разве требование вернуть эту дань не сослужит нам самой полезной службы в деле расширения и углубления революционного возмущения крестьян против всех крепостников и всяческого крепостничества?

Но ведь этой дани нельзя вернуть целиком, – возражают нам. – Справедливо (как нельзя целиком вернуть и отрезков). Но если нельзя уже вытребовать весь долг, – отчего бы не взять и части его? Что можно возразить против особого налога на земли тех крупных дворян-землевладельцев, которые воспользовались выкупной ссудой? Число таких владельцев латифундий (иногда превращенных даже в заповедные имения) очень значительно в России, и их справедливо было бы привлечь к специальной ответственности за крестьянские голодовки. Еще более справедлива будет полная конфискация монастырских имуществ и удельных имений, как такой собственности, которая всего более пропитана традициями крепостничества, которая служит обогащению самых реакционных и самых вредных для общества тунеядцев, изъемля в то же время немалое количество земли из гражданского и торгового оборота. Конфискация таких имений лежала бы, следовательно, всецело в интересах всего общественного развития[163]; она была бы именно такого рода частичной буржуазной национализацией земли, которая безусловно не могла бы вести к фокус-покусам «государственного социализма»; она имела бы непосредственное и громадное политическое значение для укрепления демократических учреждений новой России; а вместе с тем она дала бы также и добавочные средства на помощь голодающим.

IX

Что касается, наконец, до первых двух пунктов нашей аграрной программы, то на них долго останавливаться не приходится. «Отмена выкупных и оброчных платежей, а также всяких повинностей, падающих в настоящее время на крестьянство, как на податное сословие» (п. 1) – есть нечто, подразумевающееся само собою для всякого социал-демократа. Никаких недоумений относительно практического осуществления этой меры тоже не возникает, – насколько мы можем судить. Второй пункт требует: «отмены круговой поруки и всех законов, стесняющих крестьянина…» (заметьте: «крестьянина», а не «крестьян») «… в распоряжении его землей». Здесь надо сказать несколько слов по поводу пресловутой и приснопамятной «общины». Фактически, разумеется, отмена круговой поруки (эту-то реформу г. Витте успеет, пожалуй, осуществить еще до революции), уничтожение сословных делений, свобода передвижения и свобода распоряжения землей для каждого отдельного крестьянина поведут к неизбежному и быстрому уничтожению той фискально-крепостнической обузы, каковой является, на три четверти, современная поземельная община. Но такой результат докажет только правильность наших взглядов на общину, докажет несовместимость ее со всем общественно-экономическим развитием капитализма. Этот результат отнюдь не будет вызван какой-либо мерой «против общины», рекомендованной нами, ибо ни единой меры, направленной непосредственно против той или иной системы крестьянских поземельных распорядков, мы никогда не защищали и не будем защищать. Более того: общину, как демократическую организацию местного управления, как товарищеский или соседский союз, мы безусловно будем защищать от всякого посягательства бюрократов, – посягательства, столь излюбленного врагами общины из лагеря «Московских Ведомостей». Никому и никогда не будем мы помогать «разрушать общину», но отмены всех учреждений, противоречащих демократизму, мы будем добиваться безусловно, какое бы влияние эта отмена ни оказала на коренные и частные переделы земли и т. п.: в этом наше коренное отличие от явных и тайных, последовательных и непоследовательных, робких и смелых народников, которые, с одной стороны, являются, «конечно», демократами, а с другой стороны, боятся определить решительно и недвусмысленно свое отношение к таким элементарно демократическим требованиям, как полная свобода передвижения, полное уничтожение сословности крестьянской общины, а следовательно, и полная отмена круговой поруки, отмена всех законов, стесняющих крестьянина в распоряжении его землей[164]. Нам возразят: именно последняя мера, освящающая индивидуальную волю каждого отдельного крестьянина, и разрушает общину не только как систему переделов и т. п., а прямо даже как товарищеский соседский союз. Каждый отдельный крестьянин, вопреки воле большинства, вправе будет потребовать выдела его земли в особый участок. Не противоречит ли это общей тенденции всех социалистов содействовать расширению, а не сужению прав коллективности по отношению к индивидууму?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});