Дочь лучшего друга (СИ) - Евдокимова Антонина "Феникс31"

Рита появилась из спальни, когда я уже принял решение окончательно уйти из ее жизни. Влажные волосы. Она все-таки принимала душ. Глупая! Смотрела долго. Молча. Словно на что-то решаясь. Потом подошла ко мне настолько близко, что я ощущал запах ее шампуня. Что-то цитрусовое.

— Тебе не стоило идти в душ, — произнес шепотом, утопая в глазах моей девочки.

— Я ненавидела тебя, — ее голос был негромким. — Я даже желала тебе смерти. Я хотела стереть из своей памяти все, что между нами было. Вырвать тебя из себя. С кровью. Чтобы было больно. Чтобы не осталось ничего. После такого уже невозможно любить. Никого. Никогда. Я запрещала себе делать это. Я никого не подпускала к себе. Я избегала любых попыток познакомиться со мной. Я избегала любых чувств. Потому что это больно. После всего этого назови мне хоть одну причину, по которой я должна сказать тебе «Да».

Я понимал, что от моего ответа зависит вся жизнь. Моя. Ее. Наша.

— Разве любовь не является веской причиной? — спросил осторожно, боясь увидеть в глазах Риты погасший свет.

— Я не хочу, чтобы ты делал мне больно.

— Я не могу обещать тебе этого, потому что… Потому что иногда тебе будет больно. Не потому что я этого хочу. Просто иногда мы оба будем совершать ошибки. Таковы человеческие отношения. Но мы же будем их и исправлять.

— Я хочу… ребенка, а ты…

Я не позволил ей закончить.

— Мы можем начать делать его прямо сейчас.

В глазах моей девочки отразилось удивление.

— Ты не против ребенка?

— Все, что угодно, лишь бы ты была счастлива.

— Ты запрешь меня дома?

Я позволил себе улыбку.

— Это мое самое большое желание. Но птица должна летать, а не сидеть в клетке. Но ты должна делать это в Москве. Не хочу делить тебя с километрами.

— Мой отец против…

— Оставь это мне.

Рита отвернулась. Я ждал. Ей было не просто. Она покусывала нижнюю губу и хмурила лоб.

— Я совершаю ошибку, да? — спросила моя девочка, снова подняв на меня свои невероятные глаза.

— Нет. Просто скажи это, малыш.

Она ответила не сразу. Вот так несколько секунд могут с легкостью превратиться в вечность.

— Да.

Шепот. Выдох. Дуновение ветра. Но я услышал. Рита снова сделала меня самым счастливым человеком на свете. И теперь была моя очередь дарить ей счастье.

Я боялся прикоснуться к ней. Господи, я первый раз брал ее восемь лет назад, не испытывая ни малейшего страха. Сейчас же мне казалось, что одно мое касание, и она рассыплется. Я причинил моей девочке столько боли, что теперь испытывал животный страх перед каждым своим действием, словом, шагом.

— Сколько тебе нужно времени, чтобы закончить все дела в ресторане? — я все еще не мог поверить, что Рита сказала мне «Да».

— Не знаю, — ответила она робко. — Мне нужно поговорить с папой.

Моя девочка жадно облизнула губы. Обещание не прикасаться к ней сейчас напоминало лезвие ножа, по которому я шел.

— Как ты себя чувствуешь? — хриплый голос выдал все мои желания.

— Хорошо, — на ее щеках вспыхнул румянец.

— Хочешь есть? Я что-нибудь приготовлю, — с места не сдвинулся.

— Нет, — Рита мотнула головой. Ее взгляд остановился на моих губах. Нет, малыш, не надо! Мне и без того тяжело сдерживать себя.

— Тогда сварю кофе, — я бросился на кухню, словно там мог защититься от своих желаний. Но они следовали за мной. Внутри меня.

Спины коснулась ладонь, обжигая через тонкую ткань рубашки. Я замер, боясь шелохнуться и спугнуть мою девочку. Она тут же отдернула руку, как будто жалея о содеянном.

— Малыш, мы не будем торопиться, — произнес, не оглядываясь.

— У тебя… были женщины за это время?

— Нет.

— Почему?

— Никто из них не сравнится с тобой, — на плиту опустилась турка. Я предпочитал именно вареный кофе, а не приготовленный бездушной машиной.

Рита стояла передо мной такая потерянная. Я видел в ее глазах желание. Но страх испытать боль был сильнее, поэтому она продолжала бороться с собой. И это отнимало у нее последние силы.

Большим пальцем я коснулся ее щеки. Моя девочка вздрогнула, но не отодвинулась. Губы Риты были сухими и горячими. Она ответила осторожно, не смело, словно это был ее первый поцелуй. Я остановился, не собираясь на нее давить. Она молча обошла меня, выключая плиту. А после поцеловала. Сама. Так как я помнил. Так как умела только моя девочка.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

За окном бушевала осень. Дождь пытался выбить стекла. Его рев смешивался со стонами моей девочки. Я признавался ей в любви своими поцелуями и ласками, отдавая все то, что копилось во мне прошедшие два года. Как мог я лишить нас обоих этого счастья?

Ближе к вечеру непогода стихла, и в спальню скользнули последние лучи заходящего солнца. Рита спала, прижимаясь ко мне мягким теплым комочком. И я испугался. Испугался той силы любви, которую она испытывала ко мне. Потому что иначе невозможно простить все то, что я сотворил с ней. И снова доверить мне свое сердце. Моя девочка была для меня поистине святой. И я готов был молиться ей. Всю оставшуюся жизнь.

Через два дня мы улетели в Москву. К неудовольствию Макса. В самолете я надел Рите на палец кольцо. Знак ее принадлежности мне. А после пришлось заглушать стоны моей девочки поцелуями, чтобы Наташа ничего не услышала. Хотя, сдается мне, что даже пилоты были в курсе того, что происходило в салоне. Свадьбу сыграли в октябре. Рита не хотела пышного торжества. Собрали самых близких. Медовый месяц провели в Париже. В том самом отеле и номере, где моя девочка ласкала себя, мечтая обо мне. А к Новому году мы уже ждали дочь…