Сладкий грех. Разрушение - Лина Мур

садится до хрипа.

— Смогла бы убить человека из-за меня, Энрика? Ты хоть знаешь, что это такое? Знаешь, что потом от кошмаров не избавишься? Знаешь, что ты будешь гореть в аду? — с горечью в голосе спрашивает он.

— Да, я всё это знаю. Меня это не волнует. Главное, что ты сможешь быть свободным, понимаешь? Да какая разница, что мне придётся отдать за тебя, я отдам, не раздумывая. В этом мире у меня больше никого нет, кроме тебя. Я живу ради тебя. Я дышу для тебя. Это любовь, Слэйн. Любовь порой предполагает совершать преступления, чтобы любимый мог идти дальше. Не важно со мной или нет, сам факт того, что больше никто не заставит тебя поступать так, как ты не хочешь, стоит всего. Даже тюрьмы. Даже кошмаров.

Он отпускает мои руки, опираясь одной рукой о землю, а второй касаясь моей щеки.

— И это всё ради меня? — недоверчиво спрашивает он. — Ради такого ублюдка, как я?

— Да. Глупо? Может быть. Но я схожу с ума без тебя, Слэйн. Мне плохо, и я ищу варианты, чтобы помочь тебе. Видимо, я плоха в этом, но стараюсь. Я хочу вырвать тебя из этих кандалов. Прости, что устроила всё это, просто я…

Слэйн накрывает мои губы своими. Всхлипываю, цепляясь за его шею и запускаю пальцы ему в волосы. Он жадно прижимается к моим губам, а затем целует меня в закрытые глаза и уголок губ. Он целует меня в висок, пробуя на вкус мои слёзы. Я одурманена, тяжело дышу и прижимаю его к себе. Слэйн издаёт тихий и низкий стон, но это не возбуждающий стон, а полный боли и отчаяния. Словно он ранен.

— Всё хорошо, — шепчу, поглаживая его по волосам. Он стискивает меня в своих объятиях, подкладывая под мою шею руки. Он сжимает меня, и я чувствую боль в костях, но не издаю ни звука, который мог бы его спугнуть. В этот момент я ощущаю каждую молекулу мучений в разуме и теле Слэйна. Они изводят его, не дают ему дышать, не позволяют жить. Эти кандалы. Я чувствую их. Я даже слышу их противный звон. Слэйн обнимает меня из-за благодарности за то, что я люблю его. Я это знаю. Его никто не любит, это я уже поняла. Никто не видел в нём живого человека. Никто не позволял ему чувствовать свою любовь и ласку. Никто не протянул ему руку, чтобы убедить в том, что он в безопасности.

— Я люблю тебя. Всё будет хорошо. Я рядом с тобой, — успокаивающе вожу ладонью по его спине.

— Я не хочу этого, Энрика. Ты должна меня ненавидеть, — тихо говорит он.

— Я ненавижу, не волнуйся. Я тебя терпеть не могу. Ты меня бесишь. Ты такой тупой. Но, увы, моя ненависть к тебе такая же сильная, как и любовь. Одного без другого не бывает. Это эмоции страха потерять тебя. Наверное, я психопатка.

Слэйн тихо смеётся, и его плечи подрагивают.

— Мне нравятся психопатки. Никогда не знаешь, чего от них ожидать. С ними весело. Ты психопатка номер один в моей жизни, Энрика. — Он приподнимается, и я улыбаюсь, встречая его глубокий и весёлый взгляд.

Пробегаюсь пальцами по его лицу и приподнимаюсь, целуя его в губы.

— Думаешь, за нами уже послали полицию или врачей? — интересуюсь я.

— Вряд ли, но нам нужно уезжать отсюда, Энрика. Тебе следует держаться подальше от этого дома, от этой семьи, и от…

— Назовёшь своё имя, я тебя ударю. Я уже накопила силы для нового боя, — предупреждаю его.

Он улыбается, и, кажется, я так давно не видела его искренней улыбки. Всюду фальшь, ложь и ненависть. Страх, покушения и чувство вины. Но вот таким я уже очень давно не видела его.

— Предлагаю побороться позже. Ты сядешь в машину добровольно, Энрика. Я отвезу тебя домой, а потом можешь напасть на меня. Мне не нравится твоё платье. Я хочу разорвать его и не против сделать это в бою с тобой.

— Предложение хорошее, но что ещё дашь мне, чтобы я уехала добровольно? — спрашивая, вопросительно выгибаю бровь.

— Я не убью тебя сейчас.

— Вау, да ты даже немного напрягся, чтобы сделать мне такое предложение. У твоего злодея ничего не отвалилось от невероятной щедрости к своей жертве? Пару зубов? Или пальцы? — цокаю я, закатывая глаза.

Слэйн смеётся и ласкает своим взглядом моё лицо.

— Мой злодей в коме, — шепчет он.

— Тогда быстрее вставай и побежали, пока он не очнулся, — хихикаю я.

Он подскакивает на ноги и рывком поднимает меня. У меня немного кружится голова, пока Слэйн опускает вниз подол моего платья и взваливает меня на плечо. Он, правда, бежит вместе со мной на плече, вынуждая хохотать.

Вероятно, я и, правда, сошла с ума, потому что смеюсь, когда Слэйн надавливает на педаль газа, и машина вырывается вперёд. Гравий вылетает из-под колёс. Я открываю окно, высовываюсь в него и кричу, раскидывая в стороны руки. Наверное, это сильный выброс адреналина или счастье, оттого что Слэйн рядом со мной. А, может быть, я рада тому, что он понял причины моего поступка и поверил в мои чувства к нему. И я хочу, чтобы именно они помогли ему выбраться из ада.

— Тебе включить музыку злодея? — интересуется Слэйн, когда я сажусь на сиденье и пристёгиваюсь.

— Не понимаю, почему именно эту композицию ты выбрал? Она же сексуальная, — цокаю я.

— Сексуальная? Тебя возбуждает Моцарт, Энрика? — удивляется он.

— Нет, именно эта композиция меня возбуждает. Она кажется такой сильной, мощной, опасной и очень соблазнительной. Я представляю секс под неё. Это нормально заниматься сексом под музыку злодея? Хотя, в принципе, если учесть, что прелюбодеяние грех, то секс — тоже грех. И музыка злодея идеально описывает падение души в лапы похоти. В общем, это музыка, под которую злодей предаётся прелюбодеянию со мной, — отвечаю, задумчиво кусая губу.

— Я ведь показал тебе её не для возбуждения, Энрика. Она должна внушать страх, — замечает Слэйн.

— Серьёзно? Как музыка может внушить страх? Это музыка. Страх внушают люди, но никак не музыка. Это произведение искусства.

— Что ж, — Слэйн нажимает на какую-то кнопку на руле, и я кривлюсь, когда по моим барабанным перепонкам ударяет композиция Моцарта. Слишком высокая громкость, но через несколько секунд я к ней привыкаю.

Закрываю глаза и глубоко вздыхаю. Я полностью отдаюсь музыке. Она расслабляет меня, а моя фантазия живёт своей жизнью. Я представляю под неё первый поцелуй со Слэйном. Первую боль рядом с ним. Первое отчаяние. Первые слёзы. То, как он перерезает глотки тем, кто хотел причинить мне боль. Слэйн обнимает и качает меня в своих руках, гладит моё лицо и улыбается. Это прекрасная история такая же сильная, как и музыка. Может быть, у каждой истории есть своя музыка? Да, она есть, но это биение сердца, звук нарушенного дыхания, тихий стон, смех и слёзы, разговоры шёпотом. Каждая композиция отличается, и их так много. У каждого своя.

Вздрагиваю, когда моего плеча касаются. Открываю глаза и часто моргаю.

— Кажется, я задремала, — бормочу я.

— Да, ты заснула. Мы на месте, — кивает Слэйн и выходит из машины.

Озадаченно оглядываюсь и замечаю, что мы не у моего дома.

— Я снова переехала? — усмехаюсь. Слэйн кладёт ладонь мне на талию и ведёт к дому.

— Твоё место всегда было здесь, — говорит он, отпирая дверь. Мы поднимаемся по лестнице и оказываемся в воспоминаниях.

Я вдыхаю слабый аромат одеколона Слэйна и оглядываю гостиную.

— Почему ты привёз меня сюда, а не в свой чёрный гроб? — интересуюсь я, касаясь мягкой обивки дивана.

— В последнее время меня тошнит от гробов. Я живу здесь. Там, где я был счастлив. Мне требуются объятия. Очень много объятий, — отвечает он, останавливаясь у меня за спиной.

Улыбаюсь, бросая взгляд на открытую