Охотник на ведьм - Пауль Локамп

– Ровно через неделю, в субботу. Вас устроит?

– Конечно, – он вернул мне улыбку, – тем более что причина у вас уважительная…

– Причина? – я сделал каменное лицо. – Что вы имеете в виду?

Не ответил, сделал вид, что рассматривает снегирей на ветках. Вот зараза! И про это уже знает? Ну ладно, черт с тобой – завидуй! Да, он прав – Айдаров влюбился. Глупо? Куда уж глупее – такое сумасбродство только в книжках бывает. Я существо приземленное, поэтому мне трудно описать чувства другими словами, нежели наваждение, нахлынувшее, словно вода в половодье. Тем более не верю ни в любовь с первого взгляда, ни со второго, ни даже с третьего. Вообще в нее не верю. С Натальей, той самой медичкой, которую испугал Бакс, я встретился случайно. Прогуливаясь по Лайсвес аллее, зашел в небольшой магазин, где на витрине тромбон соседствовал с кларнетом, и присмотрел чехол для скрипки-альта. Не знаю, что меня дернуло – я почему-то решил, что это идеальный чехол для небольшого арсенала. Идея немного заезженная на интернетных форумах и в фильмах, но тем не менее здравая. Вот здесь и столкнулся. Увидел и застыл, держа в руках футляр, словно пай-мальчик, собирающийся в музыкальную школу.

– Вы решили заняться музыкой, Александр? – ее голос звучал звонко, словно серебряный колокольчик. – Надеюсь, это менее травмоопасное занятие, чем спорт, после которого вы умудряетесь получать травмы. Рада видеть, что вы уже не хромаете, – она улыбнулась.

Нельзя. Нельзя вот так, без подготовки, смотреть в такие глаза – плохо может закончится. У меня времени для подготовки не было, и я пропал, проваливаясь в эти бездонные глаза, словно в омут. Я что-то прохрипел в ответ, выдираясь из этого плена, но вид у меня был растерянный; даже пожилая продавщица не скрывала улыбки, наблюдая за этой сценой. Нет, я не был в жизни сторонником аскетизма, и безгрешным монахом назвать меня трудно. Но тут другое. Ты не смотришь на эту женщину, как на цель или крепость, которую должен покорить; тут другое – видишь когда-то потерянную и вновь обретенную половину. Просто понимаешь, что вот так случилось, и иначе уже не будет. Она! Твоя. Не отдам. Слова вязнут на языке, застревают в груди. Смешно? Наверное, да, смешно. Но знаете, это уже не важно…

Не знаю, с чем сравнить прелесть этих свиданий. Может, с мелодичной, невероятно красивой и волнующей музыкой Поля Мориа? Я не скажу, чтобы мне хотелось летать, но крылья определенно не помешали бы. Весь мир становится цветным, будто в каждом движении вы слышите мелодию. Чистую музыку, звучащую посреди снега и морозов, словно весенняя капель. И плевать, что слякоть сменяется льдом – я бросал дела в надежде урвать несколько часов, которые мы проведем вместе. Оказалось, что можно просто гулять, взявшись за руки, как дети, и получать от этого удовольствие. Серьезно. Если бы мне кто-нибудь из знакомых рассказал подобную историю, я бы только посмеялся – в моем возрасте глупо терять голову. Хотя ради нее и голову потерять не жалко. Через несколько дней я пригласил Наталью вместе пообедать, а потом мы гуляли по улицам, разговаривая о каких-то мелочах – книгах, фильмах, людях. Я даже не помню, о чем именно. Мне, если признаться, это было совершенно не важно. Важнее было то, что она рядом со мной, что я могу видеть ее улыбку, ее глаза, ее щеки, румяные от легкого мороза. Было тепло и легко, так что хотелось воскликнуть, подобно Фаусту: «Остановись, мгновенье! Ты прекрасно!»

Стоило дожить до седых волос, чтобы узнать еще одну тайну мироздания. Любовь начинается в тот момент, когда ты смотришь на человека без желания им обладать или властвовать, учить жить или изменить, а лишь с одной целью – смотреть, изумляясь каждую секунду от красоты человека, которая открывается перед вами, словно роза. И дело здесь не в физической привлекательности, нет. Здесь другое. Понять и объяснить нельзя, это можно только почувствовать… Дурак был Фрейд с его теорией сублимации.

– Дур-рак, – каркнул ворон, срываясь со столетнего дуба и смахнув росчерком крыльев лежащий на ветвях снег. Ворон – птица мудрая, зря кричать не станет.

Зимний вечер, аллея Дубовой рощи. Замерзшие деревья, накрытые снежными шапками. И фонари, в лучах которых искрятся падающие снежинки. Снег, уютно скрипящий под ногами, словно мелодия этой вечерней сказки. Кажется, еще чуть-чуть – и за поворотом мы увидим небольшую заснеженную избушку, укутанную сугробами, словно белой пушистой шубой. Эдакие снежные бастионы, которые скроют от людских глаз. Уютное место для двоих. Там обязательно будут потрескивать дрова в камине, на грубом деревенском столе будет стоять незамысловатый ужин и покрытая пылью и паутиной бутылка красного вина. Нет, избушки за поворотом мы не увидели; да и черт с ней – придет время, и она обязательно появится.

– Саша, а ты умеешь танцевать?

– Нет, – пожал плечами я, – наверное, нет. Точнее, забыл, как это…

– Давай научу.

– Прямо здесь и сейчас? – оглянулся я.

– А тебе не хватает зрителей?

– Музыки не хватает…

– Ты разве ее не слышишь? – она подошла ко мне и посмотрела в глаза. – Прислушайся.

Я даже улыбнулся. Эта маленькая женщина умела делать чудеса. Пусть они остаются только в нашем воображении, то я услышал эту мелодию. В ней переплетались звуки этого вечера, создавая неповторимую симфонию зимы.

– Наташка, ты колдунья!

– А может, я ведьма? – она хитро посмотрела на меня и вдруг совершенно по– детски крутанулась на месте, разметав копну волос по сторонам. – Не веришь? – Наталья словно обиженный ребенок притопнула ножкой. – Возьму и заколдую!

У меня словно кость в горле застряла, перехватывая дыхание. Господи, девочка, не надо так шутить! Но перстень был спокоен, и я медленно выдохнул, словно боялся разбудить эту страшную силу, созданную неизвестным мастером.

– Ведьма, говоришь, – я тыльной стороной ладони дотронулся до своей щеки, словно пряча улыбку. Надо же, даже холодный пот прошиб! – Нет, не надо быть ведьмой. Ты и так очаровательна.

– Врешь, конечно, но все равно слушать приятно.

– Конечно, вру, – я заставил себя улыбнуться, – как же иначе?

– Ах, так! Значит, признаешься, что врешь!

– Признаю! – засмеялся я и поднял ладони вверх. – Сдаюсь!

– Вот сейчас точно наколдую, чтобы никогда не смел этого делать! Никогда, слышишь…

Она подошла ко мне и посмотрела в глаза. Эти глаза, всегда чуть насмешливо смотрящие на мир, вдруг стали серьезными, и все вокруг нас исчезло, словно растворилось в ее взгляде. Господи, скажи мне сейчас – умри, ведь, даже не подумав, встану навстречу пуле. Даже сердце стучало медленно, будто боясь оборвать тонкую нить, связавшую наши души. Навсегда…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});