Мюзик-холл на Гроув-Лейн - Шарлотта Брандиш

озвучивать её настоящее имя, если позволите. Пусть у меня останется хотя бы оно.

– Ну и ну! Вот это новости, – с придыханием произнесла Эффи и закинула в рот марципановый шарик.

Свет на первом этаже погас и тут же вновь зажёгся.

– Зачем ей это было нужно, спросите вы? – от волнения, что развязка близка, Оливия, сама того не осознавая, вдруг резко перешла к манере, излюбленной юристами по мелким административным делам и пожилыми школьными директрисами. – Затем, что Эмма-Люсиль была мошенницей и специализировалась на краже предметов искусства и драгоценностей. Чаще всего она действовала в интересах коллекционеров, и в её послужном списке было множество удачных похищений. Она виртуозно втиралась в доверие и использовала своё обаяние, не гнушаясь ничем для достижения собственных целей. Не думаю, что в этой деятельности её привлекала лишь жажда наживы. Скорее, Люсиль наслаждалась опасностью и собственным хитроумием. Раз за разом она выходила сухой из воды и дурачила мужчин, не исключая порой и заказчиков. И вот, однажды ей на пути попался человек, одурачить которого оказалось не так уж просто. В этот момент у неё в руках находился редчайший экспонат, украденный из запасников китайской выставки – жемчужина огромной культурной ценности. Мы можем лишь предполагать, какие отношения связывали мошенницу с заказчиком, но одно неоспоримо – Люсиль всерьёз его боялась. Впервые за долгое время ей пришлось искать убежище, где она могла бы затаиться на время и продумать ход дальнейших действий. И вот Люсиль вспоминает о муже, который все эти годы пребывает в уверенности, что его юная прелестная супруга погибла во время эпидемии испанского гриппа. В отличие от неё он не скрывался под вымышленным именем, и находит она его с лёгкостью. Без тени раскаяния она просит его устроить её в театр, и мистер Смит не находит в себе сил отказать ей.

– Это правда, Рафаил? – резко спросил Филипп. – Вы использовали своё особое положение в труппе, чтобы… Надеюсь, она шантажировала вас?

Рафаил Смит отрицательно покачал головой и горестно вздохнул.

– Я просто не смог ей отказать, – признался он. – Это было выше моих сил. Она так рыдала. Говорила, что я её последний шанс на спасение. Что если я отрину её, то её ждёт неминуемая гибель от рук немецкого агента, преследующего её со времён войны. Призналась, что сотрудничала с британской разведкой и инсценировала собственную смерть по их настоянию. Я и верил ей и не верил – но оттолкнуть я её не смог.

– Подумать только… – обессиленно произнесла Имоджен. – А ведь всё могло сложиться по-другому, если бы вы тогда сказали ей «нет».

Она спрятала лицо в ладонях, и её плечи задрожали, затряслись от беззвучного плача.

– Так я не понял, – Тревишем нетерпеливо вскочил из кресла и угрожающе придвинулся к иллюзионисту. – Вы знали о том, что Люсиль скрывает у себя украденный экспонат или нет?

– Нет, инспектор, я понятия об этом не имел. И я не убивал ни её, ни Лавинию Бекхайм, – твёрдо ответил Рафаил.

– Тогда к чему это всё? – Тревишем в сердцах выплеснул остывший чай в камин, и угли, зашипев, погасли. С досадой он обернулся к Оливии: – Мисс Адамсон, вы обещали мне раскрыть местонахождение пропавшей драгоценности. Если бы не ваш шантаж, я бы ни за что не согласился на этот дешёвый балаган! Где, чёрт возьми, жемчужина? У Смита? Отвечайте, или я арестую всех присутствующих и вас в первую очередь!

Свет вновь погас, теперь уже насовсем. Зато зажглась лампа на низком пристенном столике, превратив гостиную пансиона на Камберуэлл-Гроув в подобие сцены – изломанные тени взмыли к потолку, угрожающе затаились в углах комнаты. Где-то рядом послышался тихий скрип, и ледяной сквозняк вкрадчиво тронул занавески на окнах.

– Уверяю, инспектор, мистер Смит не убивал ни Люсиль, ни Лавинию. И он понятия не имеет, где находится похищенная жемчужина. Вы можете верить ему, – сказала Оливия.

– Тогда кто же?..

– Давайте лучше спросим об этом миссис Бенджамин. Я думаю, ей есть что нам рассказать.

Мамаша Бенни весь вечер, почти не шевелясь, сидела в углу, у виктролы, и сейчас, чтобы на неё взглянуть, многим пришлось обернуться. Смуглое лицо её было невозмутимо, но волнение выдавала мелкая дрожь плотно сомкнутых губ.

– Миссис Бенджамин, запираться бессмысленно, – мягко посоветовала Оливия. – Вам придётся всё нам рассказать. Кстати, Геркулес, надеюсь, ещё жив? Это ведь вы его похитили, не так ли?

После короткой паузы гадалка кивнула.

– Что ему сделается, сатанинскому отродью, – хрипло произнесла она и прибавила словцо, которое частенько повторял её покойный муж перед тем, как распалить свою злобу и пустить в ход кулаки.

Мардж, не удержавшись, тихо вскрикнула. Неизвестно, что её поразило сильнее – признание Мамаши Бенни или же площадная брань из её уст.

– Ну наконец-то! – с облегчением воскликнул инспектор и с готовностью выхватил из кармана наручники. – Миссис Бенджамин, вы арестованы и предстанете перед судом по обвинению в хищении, убийстве и…

– Стойте, сэр! – вмешалась Оливия. – Миссис Бенджамин никого не убивала! Я подозревала её какое-то время, не скрою, но на её совести лишь кража жемчужины и дунайского кудрявого гуся Геркулеса. Вероятно, он проглотил жемчужину, когда вы прятали её в зверинце, да? – повернулась она к гадалке. – Гуси часто глотают мелкие предметы.

Мамаша Бенни кивнула и злобно выругалась:

– Бездонная утроба, чтоб его черти взяли! И что я только с ним не делала!

Тревишем замер с наручниками в руках. Лицо его исказилось от досады.

– Это очень непростое преступление, сэр, – произнесла Оливия, словно утешая инспектора. – И мотивом ему не алчность.

– А что же тогда? – рявкнул Тревишем.

– Любовь, – просто ответила Оливия. – Любовь, готовая пойти на любые жертвы. Нерассуждающая, инстинктивная, безжалостная в своей слепоте к любому, кто может навредить объекту этого чувства. И именно такую любовь…

Лампа на столике замигала, погасла на мгновение, а когда вновь разогнала тьму, то все испустили вздох изумления – Марджори Кингсли побледнела, будто Макбет, увидевший призрак Банко средь шумного пира; миссис Сиверли схватилась за горло, сдерживая рвущийся наружу вопль ужаса; и Эффи, рассыпав лакомство и зажмурившись, жалобно взвизгнула «Ой, боженьки святые!».

Оливия обернулась. За её спиной стояла Лавиния Бекхайм. На бледном лице горели широко распахнутые глаза, на груди, по молочному атласу блузы, расплывалось алое пятно.

Она шагнула вперёд, плавным движением развела обе руки в стороны, как птица, расправляющая крылья, и низким голосом произнесла:

– Я знаю, кто хотел меня убить. Я видела убийцу! Видела! Я знаю, кто… это…

Пошатнувшись, она лишилась чувств и упала в руки вовремя подоспевшего инспектора. С помощью Рафаила Смита Тревишем бережно усадил