Рейтинговые книги
Читем онлайн Гарсиа Маркес - Сергей Марков

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 88 89 90 91 92 93 94 95 96 ... 178

«Мужество писателя должно быть первого сорта, — писал Юрий Казаков в то самое время, в тот самый, может быть, день и час, когда колумбийский его коллега и ровесник на другом конце земли пребывал, пропадал в „столетнем одиночестве“. — Оно должно быть с ним постоянно, потому что то, что он делает, он делает не день, не два, а всю жизнь».

Книга была кончена. Долго не давала покоя Ремедиос Прекрасная — не ведающая стеснений святая, которую её создатель наделил небесной красотой и греховной мощью искушения. По первоначальному замыслу, красавицей всё же овладевает (грозово, в типичном для Маркеса ураганном духе) какой-то чужеземец и она убегает с ним, а семья, чтобы избежать позора, распускает слух, будто она вознеслась на небо.

«Но святая Ремедиос не согласилась с таким банальным концом, — вспоминал Маркес, — она требовала всамделишного вознесения. Я ужасно мучился в поисках надёжного подъёмника. Однажды, раздумывая над этой проблемой, я вышел во двор дома. Дул сильный ветер. Крупная, очень красивая негритянка пыталась развесить на верёвке только что выстиранное бельё. И не могла — ветер его уносил и задирал ей юбку, обнажая бёдра. И тут меня озарило. Вот оно, подумал я, Ремедиос Прекрасная может вознестись в небо на простынях. Простыни будут необходимым элементом реальности. Я снова уселся за пишущую машинку. И Ремедиос Прекрасная возносилась и возносилась в небо, не испытывая никаких трудностей. И не было Господа Бога, который бы её остановил».

По официальной версии, Маркес завершил роман «Сто лет одиночества» в октябре 1966 года. Но на самом деле книга была кончена уже летом, когда главному герою сказания о Макондо — «полковнику Аурелия был назначен день и даже час ухода из жизни».

Автор долго не мог решиться на это. Казалось, он знал полковника всю жизнь — да так оно и было. Расстаться со старым полковником, отливавшим золотых рыбок, чтобы сразу расплавить их и снова отлить, участвовавшим в тридцати двух войнах, познавшим тысячи прекрасных женщин, из которых семнадцать, по крайней мере, зачали детей, с полковником, выжившим после выпитого смертельного яда, после расстрела, после самоубийства, с полковником, оставшимся на закате дней в полном одиночестве, — оказалось труднее, чем проститься навсегда со старым верным другом. Маркес пускался на ухищрения, пытаясь как-то спасти полковника, будто речь шла о реальном человеке.

— Были варианты, — рассказывала мне (со слов самого Маркеса) Мину Мирабаль, — отправить его в далёкую страну, например в Венгрию и даже в СССР. Или на необитаемый остров. Или вообще переселить в другую эпоху, например Фрэнсиса Дрейка. Маркес перебрал по крайней мере полсотни образцов кончины героя, известных по мировой литературе, от Гомера и Шекспира до Гюго и Толстого. Он вспомнил сцену из «Войны и мира», в которой после Аустерлицкого сражения Бонапарт видит павшего на поле боя князя Андрея:

«— Faites advancer celles de la reserve[1], — сказал Наполеон, и, отъехав несколько шагов, он остановился над князем Андреем, лежавшим навзничь с брошенным подле него древком знамени (знамя уже, как трофей, было взято французами).

— Voila une belle mort[2], — сказал Наполеон, глядя на Болконского.

Князь Андрей понял, что это было сказано о нём и что говорит это Наполеон… Но он слышал эти слова, как бы он слышал жужжание мухи. Он не только не интересовался ими, но он и не заметил, а тотчас же забыл их. Ему жгло голову; он чувствовал, что он исходит кровью, и он видел над собою далёкое, высокое и вечное небо…»

И наступил последний день полковника Буэндиа. Маркес проснулся рано, в торжественно-трагическом настроении. Умылся, надел белую свежевыстиранную сорочку. От завтрака отказался. Сел за письменный стол и, перелистав рукопись, вспомнив всю жизнь Аурелиано, с того далёкого вечера, когда отец взял его с собой посмотреть на лёд, и уже осознав, что приговор окончательный и обжалованию не подлежит, но внешне спокойно, будто составлял полицейский протокол, несколькими ударами подушечек указательных пальцев покончил с полковником. Герой войн умер вовсе не геройски. Это не была une belle mort. Он умер так, как умер когда-то один из однополчан деда, о чём полковник Маркес рассказывал внуку в Аракатаке. Полковник Аурелиано Буэндиа умер под старым раскидистым каштаном в луже собственной мочи.

Когда глаза полковника закрылись навеки, Гарсиа Маркес встал из-за стола, поднялся на второй этаж, вошёл в спальню, где спала Мерседес, констатировал факт смерти, лёг рядом с женой и тихо заплакал. Мерседес не произнесла ни слова, молча взяв мужа за руку.

— В чём дело, Габо? — испугались друзья, увидев лицо Габриеля, открывшего им вечером дверь. — Почему такой похоронный вид? Что-то с Мерседес? С мальчиками? Они дома?!

— Все дома, — ответил Маркес. — Полковника нет. Я убил его.

Книга была кончена, когда летом Гарсиа Маркес сочинил последнее, апокалипсическое предложение «Ста лет одиночества»:

«Но, ещё не дойдя до последнего стиха, понял, что ему уже не выйти из этой комнаты, ибо, согласно пророчеству пергаментов, прозрачный (или призрачный) город будет сметён с лица земли ураганом и стёрт из памяти людей в то самое мгновение, когда Аурелиано Бабилонья кончит расшифровывать пергаменты, и что всё в них записанное никогда и ни за что больше не повторится, ибо тем родам человеческим, которые обречены на сто лет одиночества, не суждено появиться на земле дважды».

Рукопись предстояло править, сокращать, пристраивать в издательства, продвигать, объяснять, что хотел сказать (такие вопросы, поначалу обескураживавшие, Маркесу задавали нередко: «А что вы, собственно, этим хотели сказать?»). Но книга была кончена — и это Маркес понял, поставив точку в последнем предложении, которое далось ещё труднее, чем первое. Всё дальнейшее не имело значения.

Точной статистики нет, но можно с уверенностью сказать, что по количеству данных интервью Маркес — абсолютный чемпион (притом не только среди писателей, но и кинозвёзд, и знаменитых футболистов, но и даже самых популярных политиков планеты). Неустанно твердя, что не любит давать интервью, выступать, он дал их тысячи!

Давал он интервью — и до окончания романа, ещё в 1963 году, и после — мексиканскому критику Эммануэлю Карбальо, несколько лет издававшему вместе с Фуэнтесом «Мексиканский литературный журнал». Карбальо отмечал то чувство внутреннего достоинства, с которым держался Маркес, будучи ещё никому не известным колумбийским литератором в яркой рубахе, потёртых голубых джинсах и сандалиях на босу ногу.

Предприимчивый критик задумал выпустить на базе УНАМа — Автономного государственного университета Мексики пластинку в популярной серии «Живой голос Латинской Америки», где писатель Гарсиа Маркес читал бы отрывки из своего нового романа. (Подчеркнём: романа ещё не то что не опубликованного, но и не отредактированного до конца, по мнению автора, — такова была творческая атмосфера в Мехико той поры, «шестидесятники» гремели.) Вступление должен был написать и прочесть сам Карбальо.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
1 ... 88 89 90 91 92 93 94 95 96 ... 178
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Гарсиа Маркес - Сергей Марков бесплатно.
Похожие на Гарсиа Маркес - Сергей Марков книги

Оставить комментарий