В поисках древних кладов - Уилбур Смит

Он отвернулся от панорамы иззубренных пиков и суровых черных утесов на юге и медленно пошел туда, где в тени дерева мукуси работала его сестра. Робин побледнела, от усталости и напряжения под глазами залегли темные круги. Блузка была запачкана кровью пациентов, на лбу блестели крупные капли пота.

Она принялась за работу еще затемно, при свете фонаря, а уже близился полдень.

Робин устало взглянула на подошедшего Зугу.

— Мы не сможем идти дальше, — тихо сказал он.

Сестра с минуту смотрела на него, не меняясь в лице, потом опустила глаза и снова принялась смазывать обожженную ногу одного из носильщиков целебной мазью. В первую очередь доктор занялась самыми тяжелыми, а теперь заканчивала обработку ожогов и ссадин.

— Мы потеряли слишком много жизненно важного снаряжения, — пояснил Зуга. — Запасы, необходимые, чтобы выжить. — На этот раз Робин не подняла взгляд. — И у нас не хватит носильщиков, чтобы нести то, что осталось.

Робин сосредоточенно перевязывала обожженную ногу.

— Папа пересек Африку с четырьмя носильщиками, — мягко заметила она.

— Папа был мужчиной, — резонно заметил Зуга.

Робин застыла, глаза ее сузились, не предвещая ничего хорошего, но Зуга ничего не заметил.

— Женщина не может жить и путешествовать без благ цивилизации, — серьезно продолжал он. — Поэтому я отправлю тебя обратно в Тете. Проводят тебя сержант Черут и пять готтентотов. После того как доберешься до Тете, никаких трудностей быть не должно. Я отдам тебе все наличные деньги, какие остались. Ста фунтов стерлингов хватит, чтобы спуститься по реке до Келимане и добраться до Кейптауна на торговом корабле. Там ты сможешь снять со счета деньги, которые я положил в банк в Кейптауне, и заплатить за проезд на почтовом судне.

Она посмотрела на него.

— А ты? — спросила Робин.

Он до сих пор не принял решения.

— Важнее то, что будет с тобой, — мрачно сказал Зуга и в тот же миг понял, как должен поступить. — Тебе придется вернуться, а я пойду дальше один.

— Чтобы все донести, у Яна Черута с пятью проклятыми готтентотами сил не хватит, — ответила она, и о ее решимости можно было судить по сорвавшемуся богохульству.

— Будь разумной, сестренка.

— А зачем мне отправляться в путь прямо сейчас? — елейным голосом спросила она.

Зуга раскрыл рот, чтобы сердито огрызнуться, потом медленно закрыл и уставился на нее. Ее губы вытянулись в тонкую суровую линию, и широкие, почти мужские челюсти упрямо сжались.

— Не желаю спорить, — сказал он.

— Отлично, — кивнула Робин. — Так ты не потеряешь ни секунды своего драгоценного времени.

— Ты знаешь, на что себя обрекаешь? — тихо спросил брат.

— Не хуже, чем ты, — ответила Робин.

— У нас не будет товаров, чтобы заплатить за проход через племенные земли. — Она кивнула. — Это значит, что, если кто-нибудь попытается нас остановить, нам придется с боем прокладывать себе путь.

Зуга увидел, что в ее глазах мелькнула тень, но решимость сестры не поколебалась.

— Не будет палаток, чтобы укрыться от непогоды, не будет консервов, не будет ни сахара, ни чая. — Он знал, что это означает для нее. — Мы будем жить тем, что дает земля, тем, что сможем найти, убить или нести, и обходиться без всего остального. Не будет ничего, кроме пороха и пуль.

— Ты сделаешь глупость, если оставишь хинин, — тихо сказала она, и Зуга заколебался.

— Необходимый минимум лекарств, — согласился он, — и помни, это продлится не неделю и не месяц.

— С тем, что у нас осталось, мы, пожалуй, сможем идти быстрее, — тихо ответила Робин, вставая и отряхивая брюки.

Они хорошо распределили, что взять с собой, а что оставить, думал Зуга, переписывая и взвешивая новые тюки.

Вместо сахара он положил бумагу и письменные принадлежности. Вместо запасных сапог взял навигационные приборы, потому что на обувь, можно было поставить новые подошвы из сыромятной кожи буйвола. Хинин и другие лекарства, а также хирургические инструменты Робин вытеснили часть запасной одежды и одеял. Зуга отказался от бус и тканей, тщательно упаковав порох и пули, но сестра взяла с собой несколько хете бус.

Медленно росла гора оставленного снаряжения — ящики с банками джема, мешки с сахаром, консервы, сетки от насекомых, складные походные стулья и кровати, кастрюли, эмалированная ванна Робин и расписанный цветами ночной горшок, товары для обмена, материя меркани и бусы, ручные зеркала и дешевые ножи. Когда сортировка была закончена, Зуга в знак решимости и бесповоротности поджег груду оставленных товаров. Однако они смотрели на горящие вещи не без трепета.

Зуга пошел лишь на две маленькие уступки: взял с собой одну коробку цейлонского чая, потому что, как заметила Робин, ни один англичанин не отправится исследовать неведомые земли без этого изумительного напитка, и запечатанный жестяной ящик, в котором лежал его парадный мундир, так как от впечатления, какое он произведет на первобытных африканских властителей, порой могла зависеть их жизнь. В остальном они отказались от всего, кроме предметов первой необходимости.

Главными из этих предметов были боеприпасы: мешки первосортного черного пороха от «Кертис энд Мей», бруски мягкого свинца, формы для отливки пуль, колба с живым серебром для отверждения пуль и ящики с медными пистонами. Из оставшихся сорока шести носильщиков тридцать несли порох и боеприпасы.

Воины Яна Черута пришли в ужас, когда им сообщили, что отныне в своих полевых рюкзаках они будут нести не по пятьдесят, а по двести патронов к «энфилдам».

— Мы солдаты, а не носильщики, — высокомерно заявил капрал. Черут вразумил капрала металлическими ножнами длинного штыка, и Робин пришлось перевязывать неглубокие раны на его голове.

— Теперь они понимают, что должны нести лишние боеприпасы, майор, — бодро отрапортовал Ян Черут.

Да, интересно будет узнать, сколько лишнего жира смогут они сбросить, размышлял Зуга, глядя на короткую, хорошо управляемую колонну. От головы до хвоста в ней было меньше ста пятидесяти метров, и скорость ее движения чуть ли не удвоилась. Основная колонна почти сравнялась в скорости с разведывательным отрядом Зуги — за первый день они отстали всего на пару километров.

В тот первый день они еще до полудня дошли до места буйволиной охоты и нашли там нечто большее, чем корзины с копченым мясом. Навстречу им из леса выбежал главный оруженосец майора, Мэтью; он был так взволнован, что едва мог говорить.

— Отец всех слонов, — невнятно бормотал он, трясясь, как в лихорадке, — дед отца всех слонов!

Ян Черут присел на корточки возле следа и усмехнулся, как гном после удачного колдовства. Его раскосые глаза почти исчезли, затерявшись в паутине морщинок и складок желтой кожи.