Тропинкой человека - Евгений Щукин

— Хватит! — вмешалась Карини. — Дуккон прав: мы не можем оставить случившееся без внимания. Фаргел, предложенное тобой наказание слишком мягко.

— Что ты предлагаешь? — заговорила Парме, другая женщина-вампир. — Фаргел не хочет, чтобы мы вмешивались. Если мы пойдем наперекор его воле, начнется война.

— Вот именно, — проронила Карини. — Поэтому мы не будем вмешиваться. Пока. Война не нужна никому, в том числе и Фаргелу. Значит, он сам примет надлежащие меры.

— Чего ты хочешь? — хмуро спросил защитник.

— Я? — притворно удивилась Карини. — Ты — Учитель. Тебе и решать.

— Я знаю, что делать! — неожиданно для всех пророкотал Дуккон. — Мы призовем мальчишку на суд Старейших. Только заглянув в его голову, можно будет сказать, чего он хочет или не хочет на самом деле.

— Предлагаешь взломать его телепатическую защиту? — смекнула Карини. — Хорошее предложение.

— Я возражаю! — поднял руку Фаргел.

— С чего бы? — радостно скалясь, поддел Даулет. — Разве мальчику чем-то может угрожать справедливый суд вампиров? Если он не хотел ничего дурного, его отпустят — ты знаешь это. Что делает его присутствие здесь таким нежелательным?

— Даулет, прекрати! — оборвала его излияния Карини. — Слишком много эмоций. Фаргел, твое возражение отклоняется: отчет ученика перед Советом не противоречит Кодексу, даже если этот отчет принудителен. Ставлю вопрос на голосование. Кто поддерживает предложение Дуккона?

Против оказался один только Фаргел.

— Кто приведет Кешу сюда? — спросил он, когда голосование окончилось. — Я прошу Совет освободить меня от этого поручения.

— Нет проблем! — радостно воскликнул Даулет. — Это сделаю я.

— Возражаю! — тут же отозвался Фаргел. — Даулет — заинтересованное лицо и…

— Принимается, — не дослушав, согласилась Карини. — Это должны быть те, чья независимость гарантированна.

Какое-то время Старейшие мерили друг друга взглядами. Независимого представителя не нашлось: у всех сложилось то или иное отношение к новичку или просто не было желания возлагать на себя эту работу.

— Мы не будем заниматься его поисками, — сказал, наконец, Дуккон. — Значит, это должен быть кто-то не из числа Старейших.

— Пойдут мои ученики, — о чем-то напряженно размышляя, проговорил Карини. — Двое из них совсем рядом, на юге области. Если их позвать, они будут здесь уже через два часа.

— Полагаю, уважаемая Карини знает, что делает, — склонился в низком поклоне Дуккон. — Но если этот новичок осмелился напасть на Старейшего…

— Если он осмелится возразить посланцам Совета, он уже никогда не сможет… — Карини осеклась, взглянула на Фаргела, укрывшего свои чувства под маской спокойствия, — он уже никогда не сможет вести себя столь вызывающе, — Старейшая вопросительно оглядела Совет.

Вампиры согласно промолчали.

Карини повернулась к Фаргелу:

— Рассказывай все, что знаешь о нем: о его семье, друзьях, знакомых, о его девушке. Говори все, чтобы мои ученики сумели найти твоего Кешу раньше, чем этот вампир с мозгами и опытом молочного щенка вытворит что-то еще!

Глава 64

— …Я еще раз повторяю: берите самое необходимое и переезжайте отсюда! Чего егозитесь? Маленькие дети, что ли?! Деньги я принес.

— Кеша, мы все-таки побудем здесь, — возразила мама. — Чего бегать, прятаться по углам? Если мы кому-то сильно понадобимся, он нас и в гостинице найдет.

— Я что, непонятно объясняю? Чтоб завтра вас тут не было! Деньги на первое время есть? Есть! Вот и собирайтесь! Некогда рассусоливать!

Родительница насупилась и сделала вид, что меня не слышит. Это она зря:

— Мама!!

— Что «мама»?! — она упрямо вздернула подбородок. — Я уже, слава Богу, тридцать восемь лет как мама!

— Тридцать восемь? — поразился я. Кто бы мог подумать. — Однако, если мне только двадцать…

— Не, не тридцать восемь, конечно, — она смутилась. — Это я живу тридцать восемь лет. Нечего цепляться к словам!

Из ванной комнаты вышел отец, прошел на кухню. Хлопнув дверкой настенного шкафа, достал бокал. Налил чай. Сел за стол, взглянул на сына затуманенными глазами. И чего того принесло в три часа ночи? Мне даже неловко стало.

— И долго это будет продолжаться? — неожиданно агрессивно вопросил отец хриплым спросонок голосом.

Я безмолвно уставился в его недовольные глаза, всем своим видом показывая: знать ничего не знаю, ведать не ведаю. И вообще — о чем зашел разговор?

— Я тебя спрашиваю! — рявкнул папа, заметив, что любимый сын почему-то не торопится с ответом.

— Чё? — робко спросил любимый сын, мгновенно забыв о своих сверхвозможностях: родительский гнев — это штука такая… опасная.

— Долго мы с матерью из-за тебя нервничать будем?

Вот оно что… Я стыдливо потупился, философски размышляя о причине возникновения во-он той царапинки на кухонном столе. Ножом столешницу порезали или вилкой прошлись? Скорее ножом, но тогда бы и царапина была побольше…

Бах! Кулак отца с силой опустился рядом с чашкой: наверное, мое поведение бате не понравилось. Чашка подпрыгнула, позвенела ложечкой и пошла на снижение. Ее встретил прыгнувший вверх стол и ночную тишину снова разогнал веселый звон.

— Ну что ты гремишь? Люди же спят! — запричитала мама.

Отец промолчал. Он пристально смотрел на меня и ждал ответа. Нехорошо так смотрел, давяще.

— …Не знаю, пап, — вздохнув, признался я. — Ничего не могу сказать. Наверное, для всех будет лучше, если я пропаду на полгодика.

— Как пропадешь?! — ахнула мать.

— И куда ты направишься? — осведомился отец.

— Да есть одно местечко, — таинственно молвил я, попутно соображая, что говорить дальше. — Как-нибудь перекантуюсь.

Это родителю не понравилось.

— Значит, так! — постановил он. — Никаких перекантуюсь не надо. Завязывай со своей эфэсбэшной работой — с криминальным уклоном — и живи здесь. В нормальной семье, как все нормальные люди.

Я вздохнул. Если бы все было так просто!

— Пап… вам грозит опасность. Я хочу, чтобы с вами все было нормально.

— Это радует, — сухо заметил отец. — Но пока твое хотение счастья не принесло. Так что все, разговор окончен.

Блин!! Надеясь на чудо, я встретился с мамой глазами. Пока мы с папой спорили, она сидела молча, переводя взгляд своих внимательных глаз с мужа на сына — и обратно. Размышляет? Сомневается? Нет, чуда не будет: если мама занимает молчаливую позицию, значит, она согласна с отцом. Как же мне им все объяснить??

— Надька тут тоже панику развела, — буркнул отец. — Страшно, мол, ей: монстры всякие чудятся. Слезы в три ручья; не плачет — ревет белугой. Твоя работа, поди?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});