Вик Разрушитель 6 (СИ) - Гуминский Валерий Михайлович

Я и свалил, не видя ничего постыдного в своем поступке. Англичан мы побили так, что те еще долго ползали на коленях, приходя в себя. Подозреваю, они и написали на нас заявление, почему мы до сих пор находимся за решеткой.

Мне повезло нырнуть в какой-то проулок следом за американцами и не быть замеченным карабинерами. Вот только самих посланцев Арабеллы Стингрей потерял. Зато сразу стало понятно, зачем они здесь появились. Страх за свои бронекостюмы придал мне силы. До сих пор не понимаю, каким образом удалось отыскать американских посланников у кампуса. Оба запрыгнули на прогулочные глиссеры и помчались куда-то к мосту. Получается, готовились к операции заблаговременно, техника уже подготовлена к отходу. Мне же пришлось применить ментальный удар, чтобы перебить трос, которым один из глиссеров был привязан к металлическому кольцу, вмурованному в бетонный причал.

Понимая, что против матерых мужиков нет никаких шансов, я рванул на другой берег залива. Со слов Берга я знал, что экзоскелеты хранятся под охраной бойцов Индуса в ангаре. Даже номер назвал, благодаря чему не пришлось плутать в лабиринтах контейнеров и складов.

Парни удивились изрядно, когда увидели меня, растрепанного, с ссадиной на подбородке, со всклокоченными волосами. Пришлось надавить на них ментально, чтобы они допустили меня до моего бронекостюма. А я торопился. Надо было выловить нападавших и выяснить, какого черта они поступают по-скотски, а не выйдут напрямую с переговорами. Вот это больше всего разозлило меня. Если до сих пор я надеялся, что Арабелла — разумная женщина, то после всего произошедшего она перешла в категорию врагов.

Кататься на глиссере, не рассчитанном на вес бронекостюма, пусть и облегченного, очень неудобно. Особенно на поворотах, да еще в темноте. Полагаю, мы подняли на уши отдыхающую в лагуне публику. Догнать беглецов я не смог. Темно, в лицо брызги, да и техника опасно кренилась на поворотах. Бултыхнусь в воду — ничего не спасет, камнем на дно уйду.

Американцы скрылись где-то в западном направлении, только спины их маячили впереди. У меня же горячка погони прошла. Пришлось вернуться в ангар и отдать «скелет» на хранение обалдевшим от происходящего охранникам. Вернувшись к причалу кампуса, я сразу попал в лапы полиции. Вот так и оказался здесь, в компании Дубровского и его друзей.

В узком коридоре послышались шаги, бренчание связки ключей. Двое полицейских в темно-синих мундирах и перепоясанные белыми ремнями, встали возле нашей каморки, один из них произнес:

— Senor Mamonov, vieni fuori, ti aspettano.

Видя, что никто не реагирует, он повысил голос, и Дубровский, приподнявшись на локте, окликнул меня:

— Чего сидишь? Топай на выход. Сказали, что тебя кто-то ждет.

— Да? А я подумал, обзываются, — я больше в недоумении, чем от радости, соскочил с кровати и подошел к двери, которая тут же распахнулась и закрылась сразу же за моей спиной.

— Эй, а мы? — возмущенно завопили студенты. — Нас когда выпустят?

— Silenzio! — рявкнул один из сопровождающих. Судя по интонации, приказал заткнуться.

Я не удивился, увидев в симпатичной маленькой комнатке, отделанной светлыми обоями с вертикальными золотистыми полосками, вальяжно сидящих цесаревича и дожа Мочениго. С ними услужливо болтал толстячок в казенном мундире и таким же белым ремнем, как у надзирателей, перетягивающим его объемное пузо. Он то и дело вытирал гладкий потный лоб огромным платком, а сам был в полной прострации от того, что к нему в гости заглянули такие высокие люди.

Сопровождающие вытянулись, козырнули и тут же вышли из комнаты по знаку чиновника, махнувшего на них рукой. Я молчал, а Юрий Иванович продолжал что-то выспрашивать у начальника, полностью игнорируя меня. В таком случае я мог бы и с ребятами остаться. Чего показать-то хочет? Как обо мне беспокоятся? Или еще один воспитательный прием?

Наконец, он отстал от полицейского, и повернувшись ко мне, с невероятной внимательностью оглядел с ног до головы.

— Как аккуратно вас хотели упаковать, Андрей Георгиевич, — нейтральным голосом, без иронии или сарказма, произнес цесаревич. — На лице почти нет следов побоев, кроме одной царапины. Интересно, на что рассчитывали те люди?

— Вы уже знаете, кто это был? — парировал я вопросом на вопрос. Получилось невежливо, если не грубо. Юрий Иванович поморщился, но к чести, сдержался, чтобы не начать воспитывать меня прямо здесь.

— Все службы уже отчитались по инциденту; глупо отрицать очевидное. Да, вам повезло, что полиция вовремя прибыла. Иначе искали бы вас опять, только не по родным городам и весям, а в чужих землях. И поверьте, ситуация была бы куда хуже. Вот не понимаю, какого черта вы помчались за бандитами, нарушая все правила, которые введены для делегации. Боюсь, вашему отцу не понравится подобное поведение. Вынужден буду информировать его об инциденте.

Я не стал возражать. Мстиславский прав по всем пунктам. Человеку, наделенному большими полномочиями и имеющему доступ к неограниченному массиву информации позволено такое говорить. Хорошо уже то, что на инцидент не махнули рукой, а приняли в разработку. Мне вот интересно, где были «арбалетчики»? Если держали меня под наблюдением, вполне могли броситься следом за американцами. Боюсь предположить, чем история закончилась.

Цесаревич что-то сказал на итальянском, и к моему удивлению, дож Мочениго и начальник-полицай вышли из комнаты, оставив нас одних. В этот же миг по ушам ударил хрустальный звон и рассыпался на мириады мелких осколков. Юрий Иванович поморщился.

— Совсем из головы вылетело, что в радиусе десяти метров ты всю магию уничтожаешь, — негромко сказал он, вставая. Подойдя ко мне чуть ли не вплотную, продолжил, едва шевеля губами. — Надеюсь, прослушки в кабинете нет, или у меня хроническая паранойя. Слушай внимательно. Ночью произошло нападение не только на тебя, но и на ангар, где хранятся твои УПД. Сразу после того, как ты вернул броню в ангар. Не дергайся, все нормально. Охрана отбилась, ранив двух воров. Под утро в канале выловили парочку американцев, которых опознали свидетели вашей драки в пабе. Подозреваю, волкодавы воеводы сработали. Не удивлюсь, если третьего схватили и держат где-нибудь в надежном месте. Там же был третий?

— Не сходится, — удивился я. — Я же за ними бежал почти до самого кампуса. А потом они на глиссерах ушли под мостом куда на материк.

— Получается, вернулись, — потер подбородок цесаревич, не удивившись моему упоминанию о ночной погоне по лагуне. Значит, уже доложили. — Что насчет третьего?

— Я не уверен, — старательно морщу лоб. — Кажется, был. Он торчал возле входа, пока меня пытались вывести наружу. Возможно, ошибаюсь, принял обычного посетителя за бандита. Когда все выскочили на улицу, он вертелся где-то в толпе. Поляки там плотно наседали.

— Потому и затерялся, — отрезал цесаревич. — Значит, было две группы. Одна отвлекала, вторая пыталась тебя перехватить. Или вы такой бардак устроили, что они растерялись, не зная, как завершить операцию. Ладно. Решение таково: вечером улетаешь в Россию, оставаться здесь тебе нельзя. Я господина Иртеньева уже предупредил, он встретит в аэропорту, обеспечит охрану.

— Лечу со своими людьми? — оставлять здесь телохранителей и инженерную группу с бронекостюмами мне казалось идеей не самой блестящей, и даже отдающей глупостью.

— Нет, они вернутся вместе со всей делегацией, чтобы не возникло никаких подозрений. Не переживай, охрану УПД усилим. А тебя эвакуируем вместе с твоим азиатом-наставником сразу же, как сюда прибудет самолет. Скорее всего, и «арбалетчики» появятся. Вы свою задачу выполнили, можно и домой.

— Надо предупредить команду…

— С этой минуты ты никуда и шага не сделаешь, — предупредил цесаревич. — Твоих телохранителей предупредят после отлета. Обещаю, лично займусь этим. А теперь собирайся, поехали в Ка’Мочениго.

Дело не затянулось. Полицейский чиновник быстренько взял под козырек, когда дож Мочениго сказал ему резкую фразу, протарахтев как пулемет, после чего с усмешкой посмотрел на меня и показал на двери. Намек понял. Мы вышли на улицу и сразу же оказались в сопровождении целой кучи народу. Здесь были и русские гвардейцы из охраны, и бодигарды Мочениго. На двух катерах наша компания домчалась до причалов материковой Венеции, где пересела на машины.