Жанна дАрк из рода Валуа - Марина Алиева

– Но, мадам, я не ищу выгоды! – оскорбился Ла Тремуй.

– А зря. В такие трудные времена, как теперь, только глупец её не ищет. Не разочаровывайте меня, Ла Тремуй, скажите, что вы не глупец.

– Но я… Даже не знаю, ваше величество.., кроме вашего расположения… Другой выгоды я не вижу, поверьте…

Ла Тремуй совсем смешался. А Изабо, откинувшись на спинку своего стула рассматривала его с откровенным интересом и явно чего-то ожидала.

– Зачем вам мое расположение? – ровным голосом спросила она. – Расположение герцога Бургундского куда весомей. И вы могли бы очень неплохо себя обеспечить, рассказав ему о моём поручении…

Ла Тремуй взвился со стула, как ужаленный.

– Я рыцарь, ваше величество!

– А я ваша королева. И, как Божья помазанница, призванная заботиться о своих подданных, не упрекну вас, если вы пожелаете упрочить свое положение при нашем дворе.

Совершенно сбитый с толку таким оборотом дела Ла Тремуй, невольно отступил в тень, потому что послушное обычно лицо, как раз сейчас слушаться отказывалось. Как он ни старался, изумление упрямо вылезало наружу, а сам он действительно ощущал себя глупцом.

Королева, еле заметно усмехнувшись, встала. И, словно подводя под разговором черту, заметила, между прочим:

– Герцог почему-то вас тоже не любит, сударь, хотя вы всегда бывали очень услужливы… Если станете говорить с ним, сделайте это, по возможности, тайно. И лучше всего, после возвращения…

Бурже

(весна 1419 года)

Уже третий час мадам Иоланда писала письмо.

Её тесноватый, меньше чем в Анжере, кабинет освещала всего одна свеча. Но герцогине больше и не требовалось. То тайное, о чём она писала, сумрак кабинета словно укутывал дополнительным покровом. И только колеблющееся от любого движения пятно света вокруг листа и рук герцогини, как редкие откровенные слова среди всех иносказаний, высвечивало смысл письма, адресованного отцу Мигелю.

Мадам Иоланда писала вдохновенно и восторженно, черпая и вдохновение, и восторг в том открытии, которое сделала совсем недавно. Все беды этого года, и особенно захват Руана Монмутом, как будто перенасытили «раствор» её огорчений. Но, вместо того, чтобы сидеть и тоскливо вопрошать: «за что?», герцогиня вдруг взяла и взглянула на последовательность событий отстранённо и холодно, как смотрела когда-то на медицинские опыты своего лекаря. Тут-то ей и открылось, что и Судьба, тасующая события, и Провидение, игриво подталкивающее её под руку непредвиденными случайностями, словно сговорившись, выстилали дорогу жизни к той же самой цели, которую определила для себя мадам Иоланда. И оставалось не более одного шага.., ну, может быть, два или полтора, когда страна не просто будет нуждаться в Чуде, а потребует его, как последний шанс на спасение. Поэтому следовало сделать эти шаги особенно осторожно, чтобы не переспешить и ни в коем случае не оступиться!

«Я всё делаю правильно!», – сказала себе герцогиня. – «И доведу своё дело до конца, чего бы мне это ни стоило!».

А тут, как раз, вернулся из Лотарингии и мессир дю Шастель, спешно и тайно посланный туда ещё летом прошлого года. Мессир уехал с целым ворохом писем, надиктованных мадам Иоландой, но подписанных кем угодно, только не ей. Адресованы они были, частью к бальи некоторых городов, частью, коменданту Вокулёра и ещё некоторым лицам, и только одно-единственное, написанное герцогиней лично, предназначалось отцу Мигелю. Ответов она не ожидала, но ждала вестей, которые мессир, как раз и привёз. И вести эти, кроме того, что доставили герцогине несказанное удовлетворение, укрепили её и без того твердый дух ещё больше.

– Мадам, – говорил дю Шастель, сидя с её светлостью, чуть ли не в кладовой, где никому бы не пришло в голову их искать и подслушивать, – в семействе Арков недавно появился брат господина Жана, который приехал из Сеффона с состоянием весьма внушительным, что позволило купить с аукциона замок Шато д'Иль. Семейство переехало сразу же, как только оформили купчую, а… м-м… мальчик из Нанси появился там чуть раньше, как вы и хотели… Присмотр обеспечен хороший. Девочку в нём никто не распознал и вряд ли распознает, потому что прислуги в замке больше, чем требуется… Уверен, в такой толпе никто не станет обращать внимания на служку из господских покоев…

На слова Танги герцогиня кивала, но довольным её лицо назвать было нельзя – слишком много непредвиденных вопросов, которые следовало решать мгновенно, поставило перед ней это вынужденное и рискованное предприятие.

– А замковая челядь? Она прежняя?

– Заменена ещё до торгов, а во владетельной грамоте особо оговорено, что господин Жан не имеет права прогонять никого из слуг без ведома мессира де Бодрикура… Все отобраны тщательно, но знают о службе только одно – чужие в замке не должны появляться… Мальчик из Нанси числится среди пажей.

– Хорошо. Что говорят в деревне?

– Падре Мигель передал для вас письмо, где пишет об этом. Но, насколько я могу судить, особого удивления покупка замка не вызвала. Приезд так называемого брата господина Жана был обставлен достаточно убедительно.

– Как его зовут?

– Дюран Лассар.

– Хорошо…

Мадам Иоланда побарабанила пальцами по грубому столу, на который опиралась.

– А как назвали… мальчика?

Дю Шастель еле заметно улыбнулся.

– Луи, ваша светлость.

– Остроумно… А полностью?

– Луи де Конт. Имя дворянское, чтобы потом его можно было использовать…

– Хорошо.

Герцогиня протянула руку, и дю Шастель тут же достал из-за пазухи письмо отца Мигеля.

– На словах он что-нибудь просил передать?

– Только одно: «Они подружились».

Глаза мадам Иоланды радостно затуманились.

– Душа обрела тело, а тело душу, – пробормотала она. – Этот Лассар хорошо знает, что от него требуется?

– Я сам ему всё объяснял.

Герцогиня удовлетворённо кивнула.

– Вам я доверяю, Танги. Но плохо, что круг посвященных так расширился…

– О, не беспокойтесь! Для всех в замке мальчик Луи – сирота из Невшатель, чьи родители погибли во время набега бургундцев. А господин Лассар знает только то, что девочку следует выдавать за мальчика как можно дольше. Пока не поступят новые распоряжения.

– Вот это-то и плохо, Танги. Человек, знающий лишь половину правды, и сохранить её может лишь наполовину. Но выбора у нас всё равно нет… А что наша кормилица, госпожа Роме? От неё никаких неприятностей не будет?

– Она очень опустилась, мадам, стала обычной крестьянкой и вряд ли заинтересуется чем-то, кроме своих хозяйских забот. Жанну она не узнает, можете не волноваться.

– Надеюсь.

Герцогиняза думчиво повертела в руках письмо, соображая, что ещё могла упустить в своих расспросах.

– А как мессир де Бодрикур отнёсся к продаже замка? Не удивился, не расспрашивал?

– Никак. Прочел письмо его светлости епископа, пожал плечами и сказал: «Что ж, на торги, так на торги…» Должен сознаться, мадам, сообразительность мессира де Бодрикур оставляет желать большего, но для нас, возможно, так и удобнее…

– Как знать, – покачала головой герцогиня. – Если мы хотим, чтобы наша Дева оставалась для всех крестьянской девушкой, необходимые условности следует соблюсти. И «открыть» её должен будет именно господин де Бодрикур, на правах местного сеньора.

– Полагаю, ему достаточно будет передать простой приказ, и тогда он снова пожмёт плечами и скажет: «открыть, так открыть…»

Мадам Иоланда улыбнулась.

– Вы незаменимый помощник, Танги, потому что можете ещё шутить… Я рада, что вывернулись. Особенно теперь, в такие тяжелые времена.

– От герцога Лотарингского нет вестей?

– Нет. И это меня тревожит. Впрочем, Жанну спрятать мы успели, так что, хотя бы здесь можно немного расслабиться…

Она повернулась к выходу, завершая разговор, и Дю Шастель поспешил распахнуть двери.

– Сейчас дофин в Пуатье, – говорила герцогиня по дороге к своим покоям. – Советники возле него неважные, Епископ не здоров, и Рене, фактически, один. Поэтому, не обижайтесь, мой друг, но вам не придётся долго блаженствовать в Бурже.

Танги, без улыбки, кивнул.

– Переговоры с герцогом Бургундским мы затянули, как смогли и довольно успешно, – продолжала герцогиня, – но теперь, когда захвачен Руан и под угрозой оказался Париж, думаю, стоит начать действительно договариваться.

– Не рано ли, мадам?

– Год проволочек – срок достаточный. Если бы Монмут продолжал топтаться в Нормандии и только угрожал Руану, мы бы тянули ещё. Но, что вышло, то вышло…

Мадам Иоланда остановилась, не дойдя до своих покоев, и понизила голос.

– До сих пор мы требовали от герцога безоговорочно признать парламент дофина единственным законным, прекрасно осознавая, что на это он никогда не пойдёт. Но сейчас, перед лицом общей опасности, Бургундец и сам понимает, что уступки необходимы. И нужно только дать ему возможность уступить так, чтобы со стороны казалось, будто уступили мы.