Долгое дело - Станислав Родионов

- Лида?

- Сережа, уже шесть часов.

- Что-нибудь случилось?

- Утром ты ушел таким странным... Я и решила зайти. Вот билеты в филармонию.

- Идем...

Он уже наскреб кучу информации. Немолодой, безвольный мужчина, умелец. А ведь если немолодых и безвольных в городе много, то умельцев, наверное, можно сосчитать. Возможно, он посещает какое-нибудь техническое общество. Но теперь творящих, сверлящих, колотящих столько, что вряд ли кто их считал и учитывал. Этим путем не найдешь - слепая ветвь. Нужно сменить горизонт.

- Не нравится? - шепнула Лида.

- Ну как же... Бетховен ведь.

- Сережа, это Бах...

В науках - стыки, в допросах - оговорки, в поступках - нелогичности... Калязина поступала только логично. Везде и всегда. Но вот она пришла к прокурору и остановила взглядом часы. Для чего? Чтобы показать Беспалову свои возможности. Для чего? Чтобы прокурор не привлекал к уголовной ответственности, убедившись лично в ее редких способностях. Логично. Но вот она сказала прокурору про носы: якобы их носы похожи. Подобное сравнение могло только рассердить прокурора, что не входило в ее планы. Зачем же сказала? Глупость? Невыгодной глупости Калязина не сделает. Пошутила? Она шутит остроумнее. Тогда зачем же? Только одно... Часы-то электрические. Она тянула время. Кто-то должен был в определенный час отключить электричество. Соучастник. Но отключить ток мог только электрик. Он и есть соучастник? Рябинин знал его - паренек лет двадцати...

- Музыка Баха стала модной, - сказала Лида, отстраняя его от лужи, в которую он хотел шагнуть. - Почему, Сережа?

- Хорошая.

- Она современна. Почему, Сережа?

- Почему?

- Потому что она кажется нам космической. Почему, Сережа?

- Громкая.

- Потому что Бах писал о боге, а бог казался ему великим, как и космос...

Заместитель прокурора города сказал о провокации взятки. Как там?.. "Это сделал человек, который топчется в канцелярии". Запомнилось дословно. Электрик бывает и в канцелярии. Парнишке двадцать лет, и, кажется, студент-заочник. Она могла его подкупить. Но ведь нужен соучастник постоянный, который и часы остановил, и сарай поджег, и цистерну сквасил, и фальшивый бриллиант сделал... Тогда это не электрик. Но человек, который бывает в канцелярии прокуратуры...

- Чай наливать?

- Чай... А что-нибудь твердого?

- Не наелся?

- Чем?

- Сережа, ты же съел целую тарелку котлет, зелени и картошки...

Немолодой мужчина, слабохарактерный, хороший мастер, бывает в канцелярии прокуратуры... Зачем же? Рябинин выспрашивал секретарей, не мелькал ли перед ними немолодой посторонний мужчина. Нет, не мелькал.

А он бывает не только в канцелярии, но и у электрика. Возможно, бывает и в других учреждениях, расположенных в здании. Тогда ясно, почему секретари не считают его посторонним. Он свой. Но тогда, тогда...

- Я... Я сейчас...

Он вскочил, расплескав драгоценный цейлонский чай, и, как человек, опаленный непереносимым светом, пошел в переднюю. Лида бесшумно скользнула за ним.

Рябинин набрал номер петельниковской квартиры:

- Вадим, это ты?

- Разумеется.

- Не на дежурстве?

- Нет, коли с тобой говорю.

- Не спишь?

- Сергей, я не сплю, не ем и не сижу в ванной. Говори, что случилось?

- Вадим, вы за Калязиной приглядывали... Как же она встречалась со своим помощником?

- Сначала у себя на работе через второй ход, а вот потом...

- Когда она входила в наше здание, вы за ней следили?

- Конечно, нет. Она же к тебе шла.

- Вот тут она с ним и встречалась.

- Ты его знаешь?

- Ага.

- Ну так скажи.

- Вадим, это комендант.

И з  д н е в н и к а  с л е д о в а т е л я. Где-то накопали руды, наплавили металла и наделали струн и труб. Где-то наготовили дерева и наделали скрипок, контрабасов и арф. Где-то и когда-то сидел человек и писал на линованной бумаге кружочки и крючочки. Где-то и когда-то мальчишек и девчонок выучили в определенном порядке нажимать на клавиши, водить смычки и дуть в трубы. Все просто.

Почему же Лида слушала и плакала?

Чем ближе они подходили к дому, тем сильнее въедались сомнения. Логика логикой, но жизнь, пожалуй, наполовину состоит из нелогичностей. И, уже поднимаясь по лестнице, Рябинин пожалел, что вовлек в эту непроверенную акцию и Петельникова, и участкового инспектора, и понятых.

Он позвонил в хорошо обитую, черную, как и костюмы коменданта, дверь. В квартире что-то звякнуло и покатилось, не останавливаясь, через комнату, через кухню... И когда докатилось туда, куда надо, дверь открыли.

Комендант был одет так, как и на работе: чернющий костюм, серая рубашка, мрачный галстук и синие носки домашней окраски. Рябинин тревожно разглядывал косую челку и темные глаза, отыскивая знаки беспокойства или недоумения. Но косая челка косела спокойно, темные глаза не удивились, тонкие бескровные губы ничего не выдали... Петельников и участковый инспектор, привыкшие к немым сценам, стояли тихо. Понятые заглядывали через плечи: что там, не пускают?

И тогда Рябинин уверенно улыбнулся и свободно переступил порог чужой квартиры - комендант не удивился, а ведь должен бы удивиться. Выходит, что ждал.

- Здравствуйте, Александр Иванович. А мы к вам с обыском...

- Ищите, - с готовностью отозвался комендант, отходя в глубину комнаты.

- А где все лежит? - весело спросил Рябинин.

- Вон там, в ящичке.

Рябинин и Петельников переглянулись, ошарашенные признанием. Вместо обыска - добровольная выдача. За один день размышлений найти соучастника и все ценности... Так не бывает. Нет, так бывает только в легких детективных романах. Нет, в детективных романах так не бывает - там закрутили бы. Так бывает лишь в жизни.

- Молодец, - тихо похвалил Петельников.

- На моем месте ты бы догадался раньше...

Ящик платяного шкафа казался сундуком из приключенческих фильмов. Пачки денег, драгоценности, старинное письмо, серебряная посуда... Сразу отыскался перстень с бриллиантом. Завороженные понятые смотрели в сказочное чрево шкафа блестящими глазами, - о подобном они читали только в детективах.

Рябинин считал деньги, разглядывал пробы, определял названия посуды и драгоценностей, писал в протоколе до онемения - и все это время не спускал края своего взгляда с коменданта.

Александр Иванович сидел на задрипанном диванчике и вроде бы не очень интересовался происходящим. Но Рябинина занимало не это - занимало лицо коменданта, на которое легло, как пало с небес, странное выражение, не поддающееся названию. На работе он ходил с другим лицом, словно заштукатуренным его родными известками и цементами. Но почему Рябинин сравнил его с небесами - пало с небес? На нем блаженство, небесное блаженство человека, порвавшего с земными делами. С чего это?

Составление протокола кончилось. Рябинин вспотел от горы написанных им бумаг. Теперь бы отдохнуть, но они решили немедленно приступить к допросу. Проводив понятых и участкового инспектора, Рябинин устало сказал:

- Садитесь, Александр Иванович, к столу...

Круглый шаткий стол посреди комнаты под синтетической скатертью, похожей на клеенку. На тумбочке телевизор старой марки. Заезженная кушетка. Полочка с книгами - одни мемуары да технические справочники.

- Ты глянь на кухню, - перехватил Петельников его взгляд, а может быть, и мысль.

Рябинин пошел быстро, снедаемый любопытством...

Может быть, на кухне была и плита, и раковина, и посуда. Он их не увидел, поразившись не ожидаемой тут картиной. Ему показалось, что он шагнул в нутро гигантского телевизора. Десятиметровая комната имела только пол и кусок потолка - все остальные поверхности были заняты металлом, имеющим самые невероятные формы. На полках, на стеллажах, на крюках, на каких-то рамах висели и лежали моторы и моторчики, гайки и болтики, цепи и шланги, сверла и зубила... Была раковина, к которой примазался столик с чайником и алюминиевой кастрюлей.

Рябинин вернулся в комнату и глянул на Александра Ивановича, словно увидел его впервые, словно не встречал его много лет в коридорах и не видел у себя в кабинете. Кем он его считал? Человеком, который собственноручно красит нитяные носки. Человеком, который не живет, а присутствует на нескончаемых похоронах. А он оказался соучастником крупной преступницы. А он оказался не просто умельцем, а механиком по призванию. Рябинин спрашивал его о смысле жизни... Там его смысл жизни, на кухне.

Теперь комендант сидел за столом, но все с тем же легким и отрешенным от земных дел лицом. Рябинин разложил протокол допроса и начал переписывать сведения с паспорта.

- Вам пятьдесят пять лет?

- Нет, пятьдесят три.

- Но по паспорту пятьдесят пять...

- Моя рожа в милиции не понравилась, вот они два года и добавили.

Рябинин не стал узнавать подробности, сразу поверив, что его "рожа" могла не понравиться, - были вопросы интересней.