«Охранка». Воспоминания руководителей охранных отделений. Том 1 - Александр Мартынов

Нажим Департамента полиции заключался в том, что от железнодорожных жандармских офицеров было потребовано осуществлять наблюдение в так называемой «полосе отчуждения». Это требование включало необходимость завести секретную агентуру среди железнодорожных служащих, чтобы иметь полное освещение всего, что задумывается, проводится в жизнь и осуществляется полулегальными и нелегальными организациями среди железнодорожных служащих, и по этим делам завести те формы отчётности, которые уже были введены в губернских жандармских управлениях и в охранных отделениях.

Провести в жизнь эту столь простую, естественно необходимую меру удалось, вероятно, потому, что в один из более светлых периодов Министерства внутренних дел один из товарищей министра был в то же время и командиром Отдельного корпуса жандармов и заведовал делами полиции[140]. Таким образом, Департаменту полиции удалось переключить временно на свою сторону и штаб Отдельного корпуса жандармов.

Для железнодорожных жандармских офицеров настали неприятные времена. Департамент полиции засыпал их циркулярами, запросами, требовал работы и угрожал, что только при выполнении означенных требований начальники жандармских железнодорожных отделений могут рассчитывать на дальнейшее повышение по службе. Если принять во внимание, что значительное число начальников отделений при повышении по службе попадало на должность начальника губернского жандармского управления, означенные требования Департамента полиции, помимо общих соображений, были давно ожидаемой и совершенно естественной мерой. Тем не менее эта мера была встречена в железнодорожной жандармской среде с плохо скрытым неудовольствием. Надо было приниматься за дело. Большинство этого не хотело, а как приняться — не знали все. Те, кто был потолковее да посообразительнее, обратились в местные губернские жандармские управления или даже в охранные отделения. Им оказали содействие. Кое-где помогли практическими советами, кое-где снабдили и агентурой, показали, как вести отчётность, и пр.

Были, однако, и другого склада начальники отделений. Некоторые из них решили себя показать. Они сами стали вести политический розыск и по неопытности или ловились на ловко состряпанные провокации со стороны разных недобросовестных осведомителей, или даже сами, иногда не ведая, что творят, разводили провокации.

На саратовском вокзале Рязано-Уральской железной дороги уже несколько лет каждый поезд дальнего следования встречала видная, бравая фигура жандармского ротмистра, а затем подполковника С.И. Балабанова, с которым я познакомился на проводах моего предшественника в Саратове, ротмистра Фёдорова.

Балабанов относился к деятелям политического розыска (особенно к «охранникам») с подчёркнутой холодностью и требовал соблюдения формальностей при служебных сношениях. Если чины моего отделения обращались к нему или подчинённым ему унтер-офицерам за содействием, это обращение должно было быть в виде написанной мной официальной бумаги, в противном случае он старался отделаться формальной стороной дела. Утеря наблюдаемого, невозможность арестовать подозреваемое лицо нисколько его не трогали

Каков поп, таков и приход — поэтому и все подчинённые Балабанову жандармские унтер-офицеры холодно относились к просьбам чинов моего отделения. По существу, это была молчаливая если не война, то, во всяком случае, недружелюбная атмосфера. Впрочем, с самим С.И. Балабановым у меня установились неплохие отношения, поддерживаемые посещениями друг друга на дому. Этот живописный жандармский офицер знал всё саратовское общество и, будучи записным и хорошим винтером и вполне воспитанным и корректным человеком, был вхож всюду. Он имел репутацию отъявленного донжуана. В общем же, не потребуй от него Департамент полиции исполнения прямого служебного долга, он, Балабанов, мог считаться отличным жандармским офицером.

Так вот, как-то днём я был вызван в губернское жандармское управление к начальнику его, полковнику Семигановскому. Мне сказали, что у него в кабинете меня ожидают начальник местного железнодорожного жандармского управления, генерал-майор Николенко, и его подчинённый, начальник Саратовского отделения этого же управления, ротмистр Балабанов.

Минут через двадцать я входил в кабинет Семигановского и по несколько торжественным и самодовольным лицам обоих посетителей догадался, что меня ожидает какой-то сюрприз. Семигановский заявил мне, что у ротмистра Балабанова имеются чрезвычайно важные сведения о подпольной типографии в Саратове. Балабанов доложил об этом генералу Николенко, и они оба пожаловали в губернское жандармское управление для соответственного заявления.

У меня в голове немедленно промелькнула мысль, что ротмистр Балабанов сейчас начнёт излагать историю организуемой в то время среди группы железнодорожников, на окраине Саратова, подпольной типографии. История эта была мне известна в подробностях и заключалась в том, что некий железнодорожник, живущий в собственном небольшом домике в том районе города, где ютились железнодорожные служащие, сошёлся с членами разбитой мной предыдущими арестами подпольной эсдековской организации. У них зашёл разговор о подпольной типографии, кончившийся тем, что железнодорожник предложил устроить типографию у него в доме, уверяя, что там совершенно безопасно в смысле полицейского наблюдения. Кроме того, этот самозваный революционер обещал даже принять на себя часть расходов, необходимых для установки типографии. Первые сведения об этой несколько необычной затее я получил ещё в конце предыдущего года от одного из своих секретных сотрудников, который и продолжал, по моему указанию, держаться в курсе дела.

История типографии (или, вернее, планов её создания) была для меня несколько непонятна. Принимая во внимание общее расстройство местного большевистского подполья, отсутствие лидеров и пр., не было, казалось, подходящих условий для устройства такой типографии. Ещё большее изумление вызывала у меня деятельность самого хозяина дома, где предполагалось поставить типографию. Он стал оклеивать новыми обоями комнату, предназначенную для типографии, делал какую-то деревянную обшивку стен и т. п.

Конечно, я своевременно сообщил все получаемые от секретной агентуры данные в Департамент с добавлением, что я веду за этим делом соответствующее наблюдение.

Я так был уверен в правильности моей догадки, что, не давая Балабанову возможности объявить о несуществующей типографии, перебил его после первого же слова и заявил: «Скажите, пожалуйста, ротмистр, не намерены ли вы сообщить сейчас о подпольной типографии, организуемой ныне в доме номер такой-то, на такой-то улице? Так имейте в виду, что я имею все сведения об этой затее с самого начала. Вот уже около трёх месяцев, как я доношу в Департамент все подробности об этом деле!»

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});