Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рядом с Эдькой – Зоя Муравник, Валя Юдина, Галя Ахметова, Галя Плешанова – наши “сандружинницы” и “врачи”, – к ним доставляли “раненых”».
Сразу понятно, что речь идет о довоенном дворе – роль врага отведена «белякам», а не «фашистам».
Впрочем, эта добрая игра существовала еще до революции, еще до всяких «беляков». Педагог и историк Нина Александровна Гуляева писала в своем детском дневнике в 1912 году: «Ребята, то есть Анюта, Лида, Сережа, Люся, Соня, Ляля, стали играть в войну, а я стала кататься с горы, так как у меня болела нога. Игра в войну состоит из того, что ребята разделяются на две партии, а потом нападают друг на друга и утаскивают неприятелей в плен. Вообще весело так играть! Даже мне смотреть было весело. Я хохотала, глядя, как Анюта и Лида валялись по снегу».
Просто две партии – и никому не обидно. Идеологическое наполнение возникло уже при советской власти. Что в общем-то неудивительно. Это не была идеология сверху. Эта идеология была выстрадана и отфильтрована через страшные потери, боль, смерть. А многие дети, играющие во дворе в «войнушку», видели настоящую войну.
Это состояние очень точно зафиксировал Высоцкий в «Песне о новом времени»:
И еще будем долго огни принимать за пожары мы,
И еще будет долго казаться нам скрип сапогов.
О войне будут детские игры с названиями старыми,
И людей будем долго делить на друзей и врагов.
А вот воспоминания Александра Филиппова:
«Конечно же, обычно играли в войну. Всегда была проблема, кто же за немцев будет. Договаривались, что по очереди.
Но были игры и с оружием.
Рассказываю кратко несколько эпизодов.
1. Ящик с патронами под сенями.
В своем доме под сенями через много лет после войны нашел ящик с патронами для немецкого автомата. Очень много пороху добыли.
2. Один из двоюродных братьев (в деревне много родственников) нашел патрон от пулемета и стал долбить по пистону гвоздем, ударяя молотком.
Небольшой взрыв, руки ранены, много оспин на лице. Чудом остались целы глаза.
3. Случай в интернате.
Начиная с пятого класса учился в интернате (в моей деревне четырехлетка) в тех краях, где проходил Волховский фронт, недалеко от Мясного Бора (название на слуху у тех, кто интересуется историей ВОВ). Стою, смотрю в окно. Вижу, что примерно в 80 метрах трое второклассников нашли какой-то предмет и бьют его об лед. Взрыв. И помню такое, что описывать здесь не буду. Это была граната.
4. Самопалы.
Опиливали дуло винтовки, с одной стороны заливали свинцом, делали напильником маленькую щель. Вырезали из деревянной доски пистолет, прикручивали проволокой дуло. Засыпали порох, дробь, забивали бумагой, селитру с головок спичек сыпали в щель и спичкой же поджигали и стреляли.
5. Взрыв бомбы в лесу и гибель моего троюродного брата.
Нашли ребята в лесу бомбу, что с ней делали – неизвестно, но как-то взорвали. Погиб мой троюродный брат, другой тяжело ранен.
6. Набросали патронов в костер, сидим рядом и ждем. Пришел взрослый парень (15 лет), узнал про наши дела и срочно заставил спрятаться в ближайшую канаву. Немного подождали, и из костра такой фейерверк посыпался, что, как говорится, мало не покажется.
7. Артиллерийский порох.
Нашли снаряд. Как-то сняли головку. А в патроне порох в виде тонких макарон.
Хорошая забава.
Конечно, взрослые пытались нас контролировать, но разве за сорванцами уследишь.
Мораль. А никакой морали. Такие были игры у послевоенных детей».
До войны, разумеется, тоже играли в войну – чаще всего разделяясь при этом на «красных» и «белых». Но после 1945 года начался ажиотаж «войнушки». «Красных» и «белых», разумеется, сменили «наши» и «фашисты», при этом фашистом никто быть не хотел. Неудивительно – ведь это враг, и он в конце игры должен погибнуть. Других вариантов концовки не было и быть не могло.
Позорная роль «фашиста», или «немца», либо навязывалась дворовым изгоям, либо распределялась жеребьевкой. В некоторых случаях «фашистов» не было вообще. То есть он, разумеется, был, но воображаемый. Все мальчишки играли за «наших» и фактически дрались с пустотой или с какими-нибудь поленьями.
А девочки, естественно, были медсестрами, делали перевязки, иногда даже поленьям. Советский солдат должен быть великодушным.
И, разумеется, многие помнят рассказ Леонида Пантелеева «Честное слово». О том, как большие дураки зазвали маленького мальчика играть в войну, поставили часовым и успешно про него забыли. А тот все стоял и стоял – потому что дал «честное слово»:
«– Так почему ж ты идти не можешь?
– Я – часовой, – сказал он.
– Как часовой? Какой часовой?
– Ну, что вы – не понимаете? Мы играем.
– Да с кем же ты играешь?
Мальчик помолчал, вздохнул и сказал:
– Не знаю.
Тут я, признаться, подумал, что, наверно, мальчик все-таки болен и что у него голова не в порядке.
– Послушай, – сказал я ему. – Что ты говоришь? Как же это так? Играешь и не знаешь – с кем?
– Да, – сказал мальчик. – Не знаю. Я на скамейке сидел, а тут какие-то большие ребята подходят и говорят: “Хочешь играть в войну?” Я говорю: “Хочу”. Стали играть, мне говорят: “Ты сержант”. Один большой мальчик… он маршал был… он привел меня сюда и говорит: “Тут у нас пороховой склад – в этой будке. А ты будешь часовой… Стой здесь, пока я тебя не сменю”. Я говорю: “Хорошо”. А он говорит: “Дай честное слово, что не уйдешь”.
– Ну?
– Ну, я и сказал: “Честное слово – не уйду”.
– Ну и что?
– Ну и вот. Стою-стою, а они не идут.
– Так, – улыбнулся я. – А давно они тебя сюда поставили?
– Еще светло было.
– Так где же они?
Мальчик опять тяжело вздохнул и сказал:
– Я думаю, – они ушли.
– Как ушли?
– Забыли.
– Так чего ж ты тогда стоишь?
– Я честное слово сказал…»
К счастью, мужчина, от лица которого идет повествование, догадался отловить самого настоящего военного, который и снял мальчика «с часов»:
«– Товарищ майор! Минуточку! Подождите! Товарищ майор!
Он оглянулся, с удивлением на меня посмотрел и сказал:
– В чем дело?
– Видите ли, в чем дело, – сказал я. – Тут, в саду, около каменной будки, на часах стоит мальчик… Он не может уйти, он дал честное слово… Он очень маленький… Он плачет…
Командир захлопал глазами и посмотрел на меня с испугом. Наверное, он… подумал, что я болен и что у меня голова не в порядке.
– При чем же тут я? – сказал он.
Трамвай его ушел, и он смотрел на меня очень сердито.
- Книга о русском еврействе. 1917-1967 - Яков Григорьевич Фрумкин - История
- Единый учебник истории России с древних времен до 1917 года. С предисловием Николая Старикова - Сергей Платонов - История
- Православная Церковь и Русская революция. Очерки истории. 1917—1920 - Павел Геннадьевич Рогозный - История
- Будни революции. 1917 год - Андрей Светенко - Исторические приключения / История
- Свердлов. Оккультные корни Октябрьской революции - Валерий Шамбаров - История
- Россия, умытая кровью. Самая страшная русская трагедия - Андрей Буровский - История
- Глаза и уши режима: государственный политический контроль в Советской России, 1917–1928 - Измозик Владлен Семенович - История
- Повседневная жизнь сюрреалистов. 1917-1932 - Пьер Декс - История
- Задатки личности средней степени сложности - Александр Иванович Алтунин - Менеджмент и кадры / Публицистика / Науки: разное
- Повседневная жизнь Парижа во времена Великой революции - Жорж Ленотр - История