Власть в тротиловом эквиваленте. Тайны игорного Кремля - Михаил Полторанин

В предыдущей главе я говорил об этих политиках, да о них и без популяризаторов помнит Россия. (Со Скоковым нас позже столкнула лбами одна непорядочная газета, но не об этом сейчас разговор.) Олега Лобова Шохин со товарищи отправлял в Швейцарию, Юрия Петрова — в Нидерланды.

— Эх, ребята, — сказал я Шохину, — вам надо просить у Ельцина пароход, чтобы вы, как большевики в двадцать втором, могли вывезти из страны хотя бы ближний круг несогласных.

К президенту с бумагами я, естественно, не пошел, а положил их в свой архив.

А одному из влиятельных несогласных — Руслану Хасбулатову маневрировать с каждым днем становилось труднее. Интересы дудаевского режима, ради которых он прикидывался кроткой овечкой, входили в острое противоречие с устойчивостью его должностного положения.

Депутаты на примерах своих округов увидели, что Ельцин, выпрашивая себе сверхполномочия, обещал делать одно, а делал совершенно другое. Поэтапной народной приватизацией он намечал разрушить монополизм и создать конкурентную среду, и только затем отпускать цены. В переходный период, как это практиковалось во всем мире, можно было пользоваться двумя уровнями цен — государственными и коммерческими.

Но его команда отпустила цены в свободное плавание, перемахнув через приватизационный этап. В потемках реформ людей как бы заставили прыгнуть в лодку, а лодку туда еще не подали. Народ оказался в ледяной воде бешеного роста цен и инфляции. К тому же, его успели раздеть догола — не компенсировали ни сбережения, ни зарплату. Нищета поползла по России.

Раздели, конечно, не всех. Своим — льготы во внешнеэкономической деятельности, денежные накачки. Авторитетным директорам предприятий, способным поднять на протест коллективы, рты затыкали подачками. Не реформы, а наперсточная игра. Под видом стабилизации финансовой системы денежную массу урезали почти до нуля, преднамеренно обрывали хозяйственные связи, как у Магнитки, — сотни вполне благополучных до этого госпредприятий падали на бок одно за другим. Охотники за легкой добычей уже толпились с тяжелыми баулами в приемных Чубайса с подельниками.

Все это напоминало утаптывание снега вокруг медвежьей берлоги. Хозяина тайги не взять без огромного риска, если с ходу атакуешь его в укрывище. Зверь свиреп и непредсказуем — может броситься на стрелка. А в сугробе особо не увернешься. Утаптывание снега — это подготовка мест для отскока за стволы толстых деревьев или небольшие скалы.

Депутаты как бы услышали под заморскими сапогами команды Гайдара хруст снега вокруг России, уставшей после 91-го года. Они заподозрили масштабное жульничество в подготовке к ваучерной приватизации, которая покатится по Федерации с августа, узаконива я в ней правила Воруй-страны. Заподозрили и сердито забили копытами.

С таким настроением они и приехали на свой Шестой съезд — он начал работу в апреле.

На нем с часовым докладом выступал Ельцин. Дня за два до этого Гайдар сказал, что написать доклад Борису Николаевичу правительство поручает мне. Экономика и я — с какой стати? И с чем выходить к депутатам? Говорить, как стюард в самолете: «Господа пассажиры, мы брали курс на Сочи, но непонятными ветрами нас отнесло к Магадану. Не извольте тревожиться, в Магадане тоже жить можно». Но Ельцин — не стюард. Он должен ответить с трибуны: для чего брал дополнительные полномочия и что конкретно успел сделать.

Я сказал, что у меня нет аргументов для защиты экономической политики правительства — пусть пишут те, у кого они имеются. «Напишем сами», — сказал Гайдар. И написали.

Аргумент, озвученный Ельциным, что обвальное падение уровня жизни — результат последних шагов союзного правительства Рыжкова, затем Павлова, повеселил и еще больше разозлил депутатов. (Как у душки Троцкого: «Нас душит проклятое наследие царизма».) Выступления были одно другого уничижительнее.

Редакционная комиссия подготовила проект постановления съезда: лишить президента дополнительных полномочий и освободить от обязанностей руководителя кабинета министров, модель реформ признать негодной. И еще написала пророческие слова: «Процесс развала бюджетных отраслей, особенно здравоохранения, науки, культуры, образования, угрожает стать необратимым». Он действительно стал необратимым и продолжается до сей поры.

В один из перерывов на съезде меня в Кремлевском дворце отловил полярник Артур Чилингаров и шепнул, что со мной хочет поговорить Хасбулатов. Артур долго вел меня по чугунным решетчатым лестницам, по лабиринтам цокольного этажа. У одной из дверей — внушительная охрана. «Туда!» — указал Чилингаров.

Ковры, восточный низкий стол, уставленный фруктами и минеральной водой. За столом на коврах в одиночестве восседал озабоченный Руслан Имранович.

— Видите, что происходит на съезде, — сказал он. — Борис Николаевич не хочет многого понимать.

Я был нужен Хасбулатову, как «Мерседесу» свежее сено, — это стало понятно сразу. Но через меня он хотел кое-что донести до сознания Ельцина. В комнате, свободной от всяких «прослушек», вождь депутатов мог говорить откровенно. И Руслан Имранович говорил.

Он не может открыто противопоставлять себя съезду, не критикуя жестко правительство. Отмалчиваться — значит терять большинство. И он выступит по полной программе. Эти высокомерные мальчики команды Гайдара заслуживают, чтобы их вышвырнули, как шелудивых котят. Они закрылись от всех — к ним не могут попасть на прием даже главы регионов и народные депутаты. Но Хасбулатов готов с ними работать и дальше, если Ельцин будет настаивать.

А вот съезд настроен агрессивно — никаких компромиссов! Президент должен пойти на какие-то кадровые уступки. А как уговорить съезд — не менять курс реформ и сохранить дополнительные полномочия, пусть думает сам Борис Николаевич со своими экономистами.

Не только со мной, разумеется, говорил Хасбулатов. В приватных комнатах под залом заседаний съездов шуршали, как мыши, тихие голоса переговорщиков. Обсуждали ходы, повороты, цену вопросов.

Все вроде бы утрясли через поправки в проект редакционной комиссии, сгладили и согласовали. А когда депутаты уже проголосовали за постановление съезда, в нем змеиным жалом для Ельцина с гайдаровской братией торчал пункт: «Президенту РФ представить до 20 мая 1992 года Верховному Совету РФ перечень мер, направленных… на обеспечение участия широких слоев населения в приватизации и многообразия ее форм с целью увеличения числа собственников».

Это вам не бестелые формулировки типа: «ускорить» или «углубить». Определялась конкретная дата, к которой Ельцин должен был выкатить конкретный план смены модели капитализма. Не понравься план депутатам — и тогда внеочередной съезд, тогда конец экономическим реформам по-ельцински-авенски-гайдаровски (Чубайсу пока только дозволяли точить ножи для разделки Российской Туши). А снег-то уже утоптан, добытчики из Бнай Брита стояли с ружьями наизготовку.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});