50 знаменитых загадок истории Украины - Валентина Скляренко

Красноармейцы простились со своим любимым командиром. Рана Щорса была тщательно скрыта бинтами. Затем тело в цинковом гробу (!) погрузили в товарный вагон поезда и похоронили в Самаре. Никто из щорсовцев не сопровождал траурный поезд.

Прошли годы. О герое Гражданской войны практически забыли, хотя в специальной и мемуарной литературе его имя вспоминалось довольно часто. Так, в одном из самых фундаментальных трудов по истории Гражданской войны, многотомных «Записках о Гражданской войне» (1932–1933 гг.), бывший командующий Украинским фронтом В. Антонов-Овсеенко писал: «В Броварах производился смотр частей первого полка… Познакомились с командным составом дивизии. Щорс — командир 1-го полка (бывший штабс-капитан), суховатый, подобранный, с твердым взглядом, резкими четкими движениями. Красноармейцы любили его за заботливость и храбрость, командиры уважали за толковость, ясность и находчивость».

Постепенно выяснилось, что не так уж много людей стали свидетелями трагической гибели комдива. Даже генерал С. И. Петриковский (Петренко), командовавший в то время кавалерийской бригадой 44-й дивизии, хотя и располагался неподалеку, подоспел к командиру, когда он был уже мертв, а голова забинтована. Оказывается, в этот момент рядом со Щорсом находились помощник комдива Иван Дубовой и политинспектор из штаба 12-й армии некто Танхиль-Танхилевич. Сам Сергей Иванович о смерти Щорса знал только со слов Дубового, который лично перевязал командира и не разрешил сменить повязку медсестре Богунского полка Анне Розенблюм. Сам же Дубовой в своих воспоминаниях, вышедших в 1935 году, продолжал утверждать, что Щорса убил вражеский пулеметчик, насытив свой рассказ множеством деталей: «Противник открыл сильный пулеметный огонь, и особенно, помню, проявлял „лихость“ один пулемет у железнодорожной будки… Щорс взял бинокль и начал смотреть туда, откуда шел пулеметный огонь. Но прошло мгновение, и бинокль из рук Щорса упал на землю, голова Щорса тоже…» И о политинструкторе ни одного слова.

Как оказалось, имя героя Гражданской войны не затерялось во времени. Задолго до того, как о нем вспомнил Сталин и дал указание А. Довженко создать фильм об «украинском Чапаеве», существовало щорсовское движение, которое к началу 1930-х годов объединяло около 20 тысяч бойцов из 44-й дивизии. Они регулярно собирались и даже издали книгу документов и воспоминаний («44-я киевская дивизия», 1923 г.). Правда, в 1931 году в Клеве с подачи ОГПУ было раскручено так называемое дело «Весна», по которому репрессировали несколько десятков командиров дивизии Щорса. По лагерям прошла и жена комдива, Фрума Ефимовна Хайкина-Ростова, а его младший брат Григорий, один из заместителей наркома ВМФ по строительству, был отравлен в Ревеле в конце 30-х годов. Но в Украине о герое помнили, и в 1935 году поселок Сновск стал городом Щорсом. Но только после выхода в прокат в 1939 году довженковского фильма Николай Александрович вошел в когорту наиболее знаменитых героев борьбы за советскую власть и создателей Красной армии в Украине. Заодно ему приписали множество подвигов, вплоть до создания Богунского полка, ведь к тому времени одна часть командного состава уже была выкошена, а другая числилась врагами народа. Щорс же погиб «вовремя» и угрозы для вождя народов не представлял.

Но теперь возникла ситуация, когда герой есть, а вот могилы его нет. И для официальной канонизации срочно потребовали разыскать захоронение, чтобы отдать надлежащие почести. Неустанные поиски накануне выхода на экраны фильма оказались безрезультатными, несмотря на то что все понимали, чем такая «халатность» может закончиться. Только в 1949 году нашли единственного очевидца довольно необычных похорон. Им оказался приемыш кладбищенского сторожа Ферапонтов. Он рассказал, как поздним осенним вечером в Самару прибыл товарный поезд, из него выгрузили запаянный цинковый гроб — редкость по тем временам необыкновенную — и под покровом темноты и в строжайшей секретности перевезли на кладбище. На «траурном митинге» выступили несколько приезжих, они же произвели и троекратный револьверный салют. Наспех забросали могилу землей и установили привезенное с собой деревянное надгробье. А так как городские власти не знали об этом событии, то и ухода за могилой не было. Теперь же, 30 лет спустя, Ферапонтов безошибочно вывел комиссию к месту захоронения… на территорию Куйбышевского кабельного завода. Могилу Щорса обнаружили под полуметровым слоем щебенки. Еще б немного — и памятником герою Гражданской войны был бы корпус электроцеха.

Герметически запаянный гроб был вскрыт. Оказалось, что без доступа кислорода тело сохранилось почти идеально, тем более что оно к тому же было хоть и наспех, но забальзамировано. Зачем понадобились в грозные военные годы такие «излишества», что хотели скрыть? На этот вопрос сразу же был дан ответ. Судебно-медицинская экспертиза подтвердила то, о чем все эти годы глухо шептались щорсовцы. «Входным отверстием является отверстие в области затылка справа, а выходное — в области левой теменной кости… Следовательно, направление полета пули — сзади наперед и справа налево… Можно предположить, что пуля по своему диаметру была револьверной… Выстрел был произведен с близкого расстояния, предположительно 5–10 м». Конечно, эти материалы долгое время хранились под грифом «Секретно». Их обнаружил в архивах и обнародовал журналист Ю. Сафонов уже после распада СССР. И тогда прах Николая Щорса после тщательного исследования перезахоронили на другом кладбище и наконец-то поставили памятник.

То, что комдива убили свои, теперь уже ясно, но остался вопрос: кому он так помешал? Оказывается, Щорса хотя и приняли в партию, но скорее относили к так называемым попутчикам. У него была собственная позиция по любому вопросу. Мало он считался и с военным командованием, и, если штабное решение его не устраивало, Щорс упрямо отстаивал свою точку зрения. Начальство, подозревая Николая в непокорстве и склонности к партизанщине, очень не любило его, особенно коробил большевистских «стратегов» никогда не опускавшийся вниз жгучий щорсовский взгляд. Но все же не это стало поводом для устранения умело руководившего войсками командира, в котором на тот момент очень нуждалась советская власть.

Поначалу историки заподозрили матроса-балтийца Павла Ефимовича Дыбенко, занимавшего во время Октябрьской революции важнейший пост председателя Центробалта, а затем выдвигаемого на самые ответственные государственные и партийные посты, а также военные должности. Но «братишка» со своими умственными способностями неизменно проваливал все поручения. Упустил Краснова и других генералов, которые, уйдя на Дон, подняли казаков и создали белую армию. Затем, командуя матросским отрядом, сдал немцам Нарву, за что его даже выгнали из партии, правда на время. «Прославился» Дыбенко и на должности командующего

Крымской армией, наркома по военным и морским делам и председателя Реввоенсовета Крымской республики — сдал полуостров белым. И он же, бездарно провалив оборону Клева, бежал вместе с 14-й армией, оставив Щорса и его бойцов на произвол судьбы. Все эти неудачи ему сходили с рук благодаря супруге, знаменитой Александре Коллонтай. К тому же Ленин всегда помнил роль, которую Дыбенко сыграл в октябре 1917 года. Но если бы Щорс сумел устранить его «оплошности», возможно, «братишка» не дожил бы до обвинения в покушении на Сталина и расстрела в 1938 году. Но, как оказалось, не он «помешал» комдиву успешно отстоять Клев.

У Щорса были более амбициозные и хитрые противники. Как оказалось, своим несговорчивым характером он очень досаждал С. Аралову, занимающему на тот момент должности члена реввоенсовета 12-й и 14-й армий, а также начальника разведуправления Полевого штаба Реввоенсовета республики и временно должность командира 14-й армии. И если командование фронтом и армией считало дивизию Щорса одним из лучших и наиболее боеспособных соединений, то комиссар С. Аралов придерживался иной точки зрения. Он был убежден, что щорсовцами должен заняться военный трибунал. Отношения с комдивом у него сложились отвратительные. В своих письмах в ЦК Аралов разоблачал Щорса как антисоветчика, указывал на его неуправляемость, а руководимую им дивизию, и особенно богунский полк, характеризовал почти как бандитскую вольницу, представлявшую опасность для советской власти. По его мнению, в «разложившейся» дивизии срочно была необходима чистка «не заслуживающих доверия» командиров. И его сигналы, что «со здешними украинцами работать невозможно» и что в первую очередь необходим новый командир дивизии взамен Щорса, были услышаны. Являясь непосредственным ставленником наркомвоенмора Л. Троцкого, Аралов был облечен большими полномочиями. В ответ на его доносы пришла телеграмма Троцкого с требованием навести строжайший порядок и прочистить командный состав.