Приключения англичанина - Алексей Шельвах

Так вот, на шестьдесят шестом году моей бездарной жизни открылось мне следующее: проклятие, оказывается, тяготеет надо мной и надо всем нашим родом, тяготеет с незапамятных времен. Финики, сладкие, приторные, злокозненные, постоянно и неугомонно вторгались в судьбу того или иного моего предка, пытались повлиять на нее, искривить, обнулить. Эта космическая гадость, принимая различные формы (всегда – преходящие), способна заставить совершить самый безрассудный поступок, ведущий к гибели, но обещающий бездну блаженства. Все мои предки в той или иной мере вкусили от сих плодов и умерли не своей смертью. Работая над их жизнеописаниями, я еще тогда заметил эту трагическую закономерность и стал доискиваться, в чем причина. А теперь с ужасом вспоминаю, что в каждой новелле мною же были упомянуты финики! Почему? О, не только же потому, что я действительно люблю эти плоды, нет! Это финики (но не вяленые или сушеные, а метафизические, трансцендентные!) водили моим пером, желая прославиться и остаться на страницах английской литературы! Зачем им это было нужно, другой вопрос, ответа на который я, впрочем, все равно не знаю. Но с ними, с финиками, вообще все сложно. Зачем, например, было нужно губить сэра Ричарда, разочаровывая его в радостях рыцарского образа жизни? Зачем понадобилось мучить сэра Эдгара экзистенциальными страхами? А сэра Перегрина доставать под личиной жены? О, кстати! Это же их излюбленный метод – обернуться какой-нибудь прелестной, в значении прельстить, смутить, Беаткой! Или, как в моем случае, девушкой Вероникой!

Короче, я поставил перед собой задачу понять, как финики влияют на мою жизнь и как с ними можно бороться. Разумеется, о том, чего они от всех нас хотят – об этом нечего и пытаться думать, потому что бесполезно – иррациональная сила не знает своих целей. А может быть, пращур Флинс чем-нибудь когда-нибудь обозлил их, или просто где-то дал слабину в своей судьбе (а значит, и в судьбе рода), позволил проникнуть в ее ткань этим сладко щекочущим вирусам, этому горькому меду, и с тех пор все последующие поколения за это расплачиваются. Как бы то ни было, раз уж настал мой черед, я готов. Со стихами ничего не получилось, так хоть за кровных своих поквитаюсь, ощущая себя членом рода, ощущая прошлое как настоящее! Ни один из предков не знал, кто виновен в их бедах, мне же это известно. Может быть, в этом моя сила. Я иду на битву с открытыми глазами.

О, ars poetica! О, ars moriendi!

  

Примечания

1

Приходится верить папе на слово, что существуют таковые источники.

2

Впрочем, ну какие такие грехи? Gruoch, жена Макбета, происходила из королевского рода и, следовательно, ее муж имел право претендовать на трон. Да и сам-то Макбет был граф Moray, предводитель пиктов, каковые тогда составляли большинство народа шотландского. Для многих шотландцев как раз Дункан был узурпатором. Макбет его низверг, правил семнадцать лет и заслужил характеристику короля доброго и набожного. В период его правления страна процветала. Если бы народ ненавидел Макбета, вряд ли отважился бы тот отсутствовать столько времени, сколько требовалось, чтобы добраться до Рима. Итак, в отпущении грехов Макбет не нуждался, нет, это было путешествие на родину духовных праотцов, паломничество к руинам античности, священным камням и Каменам. И не взять с собой юного поэта, – вот это действительно был бы грех.

3

В рукописи mile - миля (англ.)

4

Отец родился на севере Нортумберленда, жил там до двадцати трех лет. Неужели забылось, как выглядит вереск обыкновенный (Calluna vulgaris L.)?

5

Переведена им, кстати, на английский. А на русский перевел уже я, как сумел.

6

Я не знаю, почему сэр Тристрам служил шотландскому королю, а не английскому, как, например, Флинс, – никаких пояснений на этот счет в тетради отца не имеется. Впрочем, мне без разницы, кому служил тот или иной представитель нашего рода, – главное, что все они существовали реально!

7

Далее безнадежно испорчены около двухсот стихов, посвященных описанию внешности сэра Тристрама. Переводчику (папе) удалось разобрать лишь: «...черные до плеч...» и «...большие синие...».

8

Лакуна

9

Песни эти, увы, а может быть, и ура, - не сохранились.

10

Перевод дословный

11

Лакуна

12

Лакуна

13

Привожу и перевожу здесь единственную уцелевшую из поэтического его наследия.

14

Вот и заминка уже при разминке: «здание... дома»! Но читатель, помня подзаголовок поэмы, догадается же, что с русским, не родным мне языком проблемы возникнут у меня еще не раз и не два. Что поделаешь, другие языки я знаю куда хуже, а совсем не писать не могу. Да почему же? Да все потому что. Отстаньте, а?

15

англичан вообще отличает осторожность в суждениях.

16

Снова этот развесистый вереск! Ничего не понимаю!

17

время-то останется. Останусь ли я?

18

К тому времени я уже несколько раз прочитал отцовскую рукопись, неизменно испытывая при чтении крайне противоречивые чувства.

Нет-нет, я не обольщался, то есть понимал, что отец действительно мог быть всего лишь чудаковатым штурманом дальнего плавания и сочинять эти новеллы, ну не знаю, в свободное от вахты время, от скуки. Вариант скорее забавный, чем обидный.

С другой стороны, я задавался вопросом: а какие, собственно, блага сулит мне принадлежность к древнему англо-шотландскому роду, если бы удалось подтвердить таковую документально? Подданство, что ли, получу британское? Или замок родовой в личную собственность? Но где искать документы? И если искать, то неужели на основании лишь новелл невразумительных? Даже не смешно. И все же я верил, верил, что новеллы написаны не от фонаря, что каждая представляет собой беллетризированный исторический источник, и с большим трудом сдерживался, чтобы не похвастаться перед друзьями своим происхождением.

И вот вдруг оказалось, что Тобиас – тоже англичанин! Правда, в отличие от меня он даже не догадывался, кем по национальности был штурман дальнего плавания (невероятное, конечно, совпадение) Филипп Ферн, его родитель, и какая трагическая судьба постигла этого члена коммунистической партии Великобритании, в тридцатых годах попросившего в СССР политического убежища, а в сорок восьмом обвиненного в шпионаже...

19

как леди Гвендолин!

20

Так наивно истолковал я тогда смысл нашего знакомства, не подозревая, что это продолжается поэма, которая, напомню, началась в миг, когда обнаружил я на антресолях отцовскую рукопись. Да-да, лишь много позднее я понял, что осознать себя потомком древнего англо-шотландского рода и влюбиться в Лидку Бернат – все это были события одного ряда, равно для меня роковые.Так наивно истолковал я тогда смысл нашего знакомства, не подозревая, что это продолжается поэма, которая, напомню, началась в миг, когда обнаружил я на антресолях отцовскую рукопись. Да-да, лишь много позднее я понял, что осознать себя потомком древнего англо-шотландского рода и влюбиться в Лидку Бернат – все это были события одного ряда, равно для меня роковые.

21

Смысл этой строчки стал мне понятен лишь со временем…

22

Сравнивая волосы Елены с латунными нитями, я, собственно, держал в памяти так называемую сливную стружку, каковая, впрочем, может получиться при обработке не только латуни, но и стали, и силумина, да мало ли еще чего. Ну так вот, сливная стружка имеет свойство, выползая из-под резца, раскидываться вокруг станка крайне опасными петлями. Зазеваешься и не отпихнешь ее вовремя специальным крючком, который есть у каждого токаря, – рискуешь угодить ногой в металлические силки. Оборвавшись (допустим, сломался резец), стружка эта мгновенно наматывается на вращающуюся деталь и тащит вслед за собой все, вокруг чего она успела обвиться. Именно при таких обстоятельствах мне когда-то перерезало ахиллово сухожилие – четыре месяца передвигался на костылях с ногой в гипсе от большого пальца до паха.

23

Те, с кем у Генки хватило терпения провести разъяснительную работу, притаранили уже готовые детали остова судна, например, огромные, подобные бивням мамонта, шпангоуты. И ведь надо же было порыскать по городу (рыскали, быть может, до позднего вечера, а то и ночь напролет), дабы добыть затребованное. А некоторые изготовили вышеупомянутые шпангоуты собственноручно, в домашних условиях! Слушая на другой день рассказ Тобиаса о происшедшем, я живо представил следующую, согласен, сюрреалистическую, но какую же трогательную картину: на газовой плите в большом оцинкованном корыте варится деревянный брус. Вода бурлит, пузырится, булькает. Простоволосая дева в полураспахнутом ситцевом халатике, склонясь над дымным кипятком, шепчет заветное имя, потом решительно надевает варежки, вытаскивает из корыта уже вполне разваренный брус, упирает его одним концом в пол, гнет, выгибает, как санный полоз, и улыбается блаженно, и капли пота, как бисер, блестят на розовом лбу...Те, с кем у Генки хватило терпения провести разъяснительную работу, притаранили уже готовые детали остова судна, например, огромные, подобные бивням мамонта, шпангоуты. И ведь надо же было порыскать по городу (рыскали, быть может, до позднего вечера, а то и ночь напролет), дабы добыть затребованное. А некоторые изготовили вышеупомянутые шпангоуты собственноручно, в домашних условиях! Слушая на другой день рассказ Тобиаса о происшедшем, я живо представил следующую, согласен, сюрреалистическую, но какую же трогательную картину: на газовой плите в большом оцинкованном корыте варится деревянный брус. Вода бурлит, пузырится, булькает. Простоволосая дева в полураспахнутом ситцевом халатике, склонясь над дымным кипятком, шепчет заветное имя, потом решительно надевает варежки, вытаскивает из корыта уже вполне разваренный брус, упирает его одним концом в пол, гнет, выгибает, как санный полоз, и улыбается блаженно, и капли пота, как бисер, блестят на розовом лбу...