Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как-то в конце июня он навестил Кастюринский хутор. На дворе его окружили с громким лаем гончие, и он долго стоял, опустив мешок, не решаясь двинуться вперед и пошвыривая собакам кусочки хлеба. Собаки на лету подхватывали их и опять продолжали лаять настойчиво и упорно, не пропуская его к дому.
Наконец из людской вышла кухарка.
— Проводи от собак-то! — закричал ей Кукушка.
— Да тебе кого надо-то?
— Барчуков. В доме они, что ль?
— Удержишь их в горнице, — ответила кухарка. — Сейчас опять с моим Федькой побегли на пруд. Какие-то плоты строят.
— Так проводи, милая.
— Мне некогда. Они и так не укусят.
Кукушка нерешительно направился к пруду. Собаки до самой плотины проводили его лаем, наконец отстали.
— Коль, а Коль! — услыхал Кукушка голос Мити, плывшего на спинке по пруду. — Стать тут-то?
— Стань! — отозвался Коля с берега. — Только тины достань со дна, а то ты нарочно…
Митя вскинул руками и пропал в воде. Через несколько секунд он вынырнул и опять закричал:
— Дна не достал! Тут страсть глубоко…
Появление Кукушки заставило Митю бросить нырянье.
— Кукушка, здравствуйте! — кричал он, поспешно направляясь к берегу. А Коля уже бежал к Кукушке и сообщал ему:
— Волчонок-то издох. Другой только остался!
— Что ж так, барчук миленькиий? Ай плохо кормили?
Митя, с посиневшим лицом, со взъерошенными волосами, с грязью на подбородке, поспешно одевался и говорил, стуча зубами:
— Он был больной. Хотите, мы сейчас пойдем к ним?
— Пойдемте, барчуки, пойдемте.
Все трое отправились в сад, и по дороге Митя опять начал засыпать Кукушку вопросами:
— Кукушка, а Кукушка! А где ж ваш Мурзик-то?
— Потерял, барчук, на ярманке потерял. Отстал где-то и пропал…
— А ты на ярманке жил? — спросил Коля.
Митя сердито перебил его:
— Ты вечно, как баба, со своими глупостями! На ярмарке нельзя жить.
И, обратившись к Кукушке, спросил:
— Вы уже не будете больше у нас в лесу жить?
— Нет, барчук, — ответил Кукушка, — куда мне таперь наниматься.
— Отчего?
— Слаб я дюже, стар стал.
— А где ваш дом? В селе?
Кукушка грустно улыбнулся и посмотрел на Митю совсем тусклыми глазами.
— Дом? — сказал он. — Какой же у меня дом, барчук? У меня нетути дома, да и не было сроду никогда.
— Отчего? — изумленно воскликнул Коля.
— Не знаю, милый барчук, — видно, не надо.
Дети вопросительно переглянулись и, почувствовав что-то грустное в словах Кукушки, притихли.
— А жены у вас тоже нету? — немного погодя спросил Митя.
— Нету, барчук, ни жены, ни детей.
— Померли?
— Да их и не было никогда.
Это окончательно поставило детей в тупик. Они уже без оживления стали рассказывать Кукушке, как они кормили волченят костями, пирожками, как для них зарезали хромого жеребенка… Но видно было, что интерес к волченятам ослабел у них.
Придя к картофельной яме, все трое стали заглядывать в нее и увидели тощего и шершавого зверка, который сидел, прижавшись, по своему обыкновению, в угол. Он был уже с порядочную собаку, но прежней резвости и прыткости в нем не осталось и следа.
— Он даже мяса не хочет есть, — сказал Коля жалобно. — А зимой он замерзнет: а папа говорит, что в дом его нельзя пустить.
— Известно, замерзнет, — равнодушно сказал Кукушка, садясь около ямы и нюхая табак. — Зимой нашему брату плохо, — прибавил он, загадочно улыбаясь в раздумье.
— Какому брату? — спросил Коля.
— Волчиному, — пояснил Кукушка. — Ведь я, барчук, тоже вроде волчонка. И название-то мое — Кукушка, значит, нетути у меня своего гнезда. И житье мое звериное. Беспременно я нынешней зимой замерзну. Пойдешь выпимши и замерзнешь.
— Водку выпьешь? — спросил Коля.
— Водку, милый барчук.
— А вы не пейте лучше, — сказал Митя, нахмурившись.
— А холодно-то? Рад бы не выпить, да выпьешь. Ходишь-ходишь, снегом тебя намочит, придешь в избу, отогреешься, ан одежда-то мокрая. А пойдешь, хвать — метель подымется, ослабеешь, выпимши-то, ну и капут тут тебе!
— А вы живите у нас зимой, — проговорил Митя, еще больше нахмуриваясь и слегка дрожащим голосом, потому что ему было уже до слез жалко Кукушку.
Кукушка засмеялся и покачал головой.
— Ах, милый барчук, — сказал он, опять открывая тавлинку и нюхая табак. — Разве барин возьмет меня? Ведь нищих-то таких, как я, прямо боле тысячи человек в одной нашей округе.
— Да ведь папа одного тебя только возьмет, — перебил Коля.
— Не возьмет, барчук. Так уж на роду мне звериное житье положено. А за что? Ну, зверю — звериная честь, а мы ведь тоже хрещеные люди. Правда, и без меня много народу останется, да ведь и то сказать: мне-то за что ж пропадать? Тоже недаром небось мне определено было родиться на белый свет…
И, помолчав, Кукушка прибавил нерешительным голосом:
— А вы вот что, барчуки, попросите лучше у папаши какой ни на есть рубашки старой. Моя-то сгнила, почитай.
Он раскрыл шинель и показал совсем истлевшую мутно-розовую рубашку, из ворота которой виднелась черная и худая грудь.
Дети переглянулись и, ни слова не говоря, побежали к дому.
— Мы сейчас! — крикнули они.
Оба они раскраснелись и говорили на бегу:
— Коль, а Коль! Тебе его жалко?
— А тебе?
— Я про тебя спрашиваю. А про себя все равно не скажу.
— Мне жалко, — сказал Коля жалобно. — Папа даст ему рубашку?
— Я две попрошу, — ответил Митя. — Только ты не говори кому. А то папа сердит был на него.
Через полчаса Кукушка стоял в доме, в лакейской, и говорил барину:
— Вот спасибо-то, ваше благородие! Мне теперь эти три рубахи до самой смерти пойдут. А то ведь похорониться не в чем. Все в беленькой-то попристойней положить.
Потом Кукушке дали водки, кусок пирога и четвертак денег. Он долго кланялся, благодарил всех и, наконец, сказал:
— Счастливо оставаться, ваше благородие. Я уж пойду, в Ястребине завтра ярманка.
Дети пошли его провожать, и по дороге через сад Кукушка стал советовать им выпустить волчонка:
— Выпустите его, барчуки, — все равно он околеет у вас.
— А если он замерзнет зимой? — возразил Коля.
— Небось не замерзнет. Может, он поправится.
— Хотите, мы его сейчас выпустим? — воскликнул Митя.
— Самое лучшее дело.
— А как?
— А лестницу ему поставим, сами спрячемся.
Кукушка положил мешок на траву и отправился с детьми за лестницей к погребу. Совместными усилиями все трое дотащили лестницу к яме, опустили ее туда и сели за кусты.
Ждать пришлось долго. Но вот из ямы показалась голова волчонка. Он нерешительно оглянулся — и опять скрылся.
— Он боится, — шепнул Коля, замирая от волнения.
— Погодите, барчук! — начал было Кукушка.
Но вдруг волчонок сразу выскочил из ямы, присел и дико оглянулся.
— Улю-лю-лю! — закричал Кукушка не своим голосом.
Волчонок шарахнулся в сторону, подскакнул и боком-боком, прыжком пошел из сада в поле.
— Ну, и слава богу! — сказал Кукушка. — Из-за него, из-за проклятого, меня и уволили-то… хоть, правду сказать, и без него все равно была бы та же честь… А теперь прощайте, милые барчуки!
— А ты не замерзнешь теперь? — спросил Коля.
— Нет, барчуки, нет! — захихикал Кукушка. — Таперь не замерзну.
Он кивнул им с ласковой улыбкой головой, перекинул мешок через плечо и, согнувшись, поплелся по полю в ту сторону, где скрылся волчонок. Долго были видны его спина с заплатой на шинели и дворянский картуз на голове…
* * *А зимой предсказание Кукушки исполнилось. Перед святками его нашли в лугу около леса замерзшим. Видно, он по старой памяти направлялся переночевать в караулку, в которой он провел так хорошо и покойно прошлой весной три месяца.
Но детям не сказали об этом, и они, к сожалению, скоро забыли и о волченятах и о Кукушке.
<1898>
«Казацким ходом»*
О Днепре, словутицю! — ты пробил еси каменные горы сквозе землю Половецкую!..
Сл. о пл. ИгоревеIНавсегда останется памятной для меня эта поездка на «Чайке»! То было мое первое юношеское путешествие. Позднее мне много пришлось помыкаться по белу свету, но, кажется, ни одно мое путешествие не запечатлелось так в моей душе, как эти недолгие скитания по югу России.
Я очень долго лелеял мечты о них. В то время я кончал курс в гимназии и, следовательно, мог воспользоваться своей свободой только летом. Однако готовиться к дороге я начал, кажется, еще с января. Много вечеров я потратил на изучение карты юга, на составление маршрутов и на высчитывание путевых издержек; наконец, большого труда стоило мне уговорить матушку отпустить меня одного. Я старался держаться так серьезно и важно, а главное, так упрашивал ее, что она согласилась-таки. Но если бы она знала, что мне придется путешествовать по порогам!
- Солнечный удар. Роман. Повести. Рассказы - Иван Алексеевич Бунин - Разное / Русская классическая проза
- Катерину пропили - Павел Заякин-Уральский - Русская классическая проза
- Трясина - Павел Заякин-Уральский - Русская классическая проза
- Легкое дыхание (сборник) - Иван Бунин - Русская классическая проза
- Том 1. Произведения 1902-1909 - Сергей Сергеев-Ценский - Русская классическая проза
- Митина любовь - Иван Алексеевич Бунин - Проза / Повести / Русская классическая проза
- Том 2. Сумерки духа - Зинаида Гиппиус - Русская классическая проза
- Том 1. Проза - Иван Крылов - Русская классическая проза
- Том 2. Драматургия - Иван Крылов - Русская классическая проза
- Ита Гайне - Семен Юшкевич - Русская классическая проза