Учение Великих Махатм - Автор неизвестен

Несмотря на его дурное расположение духа, я прошу вас рассказать ему, что вы слышали от меня и что я просил вас сообщить ему мой ультиматум: если он не покончит со всеми пересудами и навсегда – я не потерплю вмешательства его мудрости между нашим невежеством и Основным Обществом. Равным образом он не должен вымещать свое дурное настроение на человеке, который не ответственен за наши действия, на женщине, которая так больна, что я опять вынужден, как в 1877 г., увезти ее, хотя она так нужна там, где она теперь находится, в штаб-квартире, из боязни, что рассыплется на куски. И что это ее состояние возникло в последнее время вследствие постоянной озабоченности об Обществе, и частично, если не целиком, вследствие его поведения в Симле – в этом я даю свое слово. Положение в целом и будущее Эклектика держится на К. Х., если вы ему не поможете. Если, несмотря на мой совет и явное недовольство Когана, он, м-р Хьюм, будет упорствовать, ставя себя в глупое положение и принося себя в жертву, являясь злым гением Общества в одном направлении – ну, тогда это его дело, только я не хочу иметь к этому никакого отношения. Вашим истинным другом я останусь навсегда, хотя бы вы обернулись против меня в ближайшие дни. Ферн был подвергнут испытанию и найден настоящим Дуг-па по своей нравственности. Посмотрим, посмотрим; но мало осталось надежды, несмотря на все его великолепные способности. Намекни я ему, чтобы он обманул собственного отца или мать, он бы еще бросил в придачу их отцов и матерей. Подлая, подлая и безответственная натура. Ох, вы, западники, похваляющиеся вашей нравственностью! Да сохранит вас и всех ваших светлый Коган от приближающегося бедствия, это искреннее желание вашего друга.

М.

Письмо 83

Выдержки из письма А. О. Хьюма – К. Х. с комментариями К. Х., приведенными в скобках

… Я не только не против вашего применения этого права, но страстно этого желаю и был бы поистине рад, если бы вы всегда высказывали свое мнение намного свободнее, чем теперь. Я возражаю против грубости – некоторые люди так грубы – это, не считая того (К. Х. – Называет ли он свои письма к М. и Е. П. Б. вежливыми?), что оскорбляет меня, задевает мои чувства джентльмена точно также, как плохой запах вызывает раздражение моих нервов…

Что касается той характерной черты, которую вы выдвигаете, т. е. моего большого непостоянства, то я действительно считаю, что у вас имеется prima facie основание для нападения. Все же дело обстоит не совсем так, как вы полагаете. На самом деле я не такой уж непостоянный!… Я не могу полагаться исключительно на вас – у вас слишком мало времени и единственный способ, которым вы, кажется, способны обучать меня – письмами, настолько медленен и неудовлетворителен, что для меня было бы несправедливым не смотреть куда-либо еще. (К. Х. – К. К. М., очевидно, назвал бы это "чистосердечным"?)

… Обстоятельства мешали… вам поставить меня в такое положение, чтобы я был уверен, что то, чему вы учите, правильно. Весьма вероятно, что это так, но другие люди, наивысшей учености, которые, несомненно, в значительной степени овладели теми же основами, что и вы – в большей мере возражают против наших взглядов. Во-первых, они, по-видимому, считают, что вы, Архаты, все находитесь на неправильном пути, что вы являетесь лишь утонченно и высоко образованными тантриками, стремящимися к Упасане Шакти или Кама-Рупе вместо Упасаны Пранавы или Брахмана!

Они равным образом не согласны с вашим взглядом, что нет никакого Бога.

(К. Х. – Ведантические адвайтисты?)

В этом я не претендую на то, чтобы сказать, кто из вас прав. Насколько я могу судить, их ученость и йогические силы не ниже ваших.

(К. Х. – Его "добрый старый Свами" не обладает вообще никакими силами – логическим выводом было бы, что и мы никакими не обладаем.)

Но мой друг… допуская, что вы правы, я весьма опасаюсь, что философия, увенчанная голым, грубым атеизмом, на котором вы настаиваете в ваших заметках, ибо вы не захотели принять мою замаскированную формулировку этого, не будет принята даже в этом вопиюще материалистическом веке. (К. Х. – Чистосердечно ли это? И следует ли нам принять такой образ действия?) Европа не захочет принять ее, как не захочет и Азия… Но, более того, даже если бы мы смогли распространить ее, принесло ли бы это добро при нынешнем состоянии мира?… Для вас и людей вашей чистоты и возвышенности характера, даже для людей, кто значительно ниже на этой лестнице, подобно мне, чистый атеизм может и не причинить вреда, но неразвитым и полностью духовно непробужденным классам он, я опасаюсь, принесет зло.

(К. Х. – А может ли суеверное измышление, вера в чистейший миф, когда-либо принести добро? Он называет нас иезуитами, и тем не менее его политика была чисто – лойольской.)

… Но воздействие раннего обучения, как скажете вы, интуиция, как утверждаю я, не позволяет мне принять ваше мнение, как доказанное..

… Я не могу искренне сказать, что верю, что никакого Бога нет. Я скорее верю, что какой-то Бог есть.

(К. Х. – "Я гораздо больше адвайтист, чем М. или К. Х. ", писал м-р Хьюм только вчера.)

… Я не думаю, что вы правы в своем мнении относительно моего непостоянства, я многосторонен, и по мере того, как продвигаюсь, я вращаюсь, и вы видите различные стороны в разное время, но вы обнаружите, что моя орбита, не считая незначительных изменений, довольно прямая, и все кажущаяся ретрогрессия суть оптические иллюзии, обязанные вашей точке зрения. Во всяком случае, это крайне остроумное объяснение.

Всегда искренне ваш, А. О. Хьюм.

(К. Х. – Конечно, нет сомнений, что он весьма "остроумен".)

Письмо 84

К. Х. – Синнету

Сожалею обо всем, что произошло, но этого следовало ожидать. Мистер Хьюм всунул ногу в осиное гнездо и не должен жаловаться. Если мое признание не изменило ваших чувств, я решил не влиять на вас и поэтому не буду смотреть на ваш путь, выясняя, как обстоят ваши дела, мой друг, и не преисполнились ли вы совсем отвращением к нашей системе и образу действий. Короче говоря, если у вас все еще имеется желание продолжать переписку и учиться, то что-то надо делать, чтобы сдержать безответственного "благодетеля". Я помешал ей (Е. П. Б.) в посылке Хьюму худшего письма, чем то, которое она написала вам. Не могу принуждать ее пересылать письма Хьюма ко мне, ни мои к нему; а так как мне более невозможно доверять Ферну, и едва ли можно, по какому-либо чувству справедливости, принести Г. К. в жертву человеку совершенно неспособному оценить какую-либо оказанную услугу, за исключением своей собственной, то что мы можем предпринять по этому поводу? Раз мы смешались со внешним миром, мы не имеем права ни подавлять личное мнение его индивидуальных членов, ни избегать их критики, какой бы неблагоприятной для нас она ни была. Поэтому было дано решительное указание Е. П. Б. опубликовать статью м-ра Хьюма. Только, так как мы хотим, чтобы мир видел обе стороны вопроса, мы также разрешили объединенный протест Деба, Субба Роу, Дамодара и нескольких других учеников, чтобы они выступили вслед за его критикой на нас и нашей системы в "Теософе".

Я дам вам только намеки того, о чем как-нибудь в другой раз напишу более полно. Пока что я думаю о затруднениях, которые естественно возникают на нашем пути и, если ваша дружба ко мне искренна, давайте не будем утяжелять и ухудшать наших цепей борьбою с ними. Что касается меня, я охотно подвергаюсь риску быть сочтенным невеждою, который сам себе противоречит, быть критикуемым в печати безмерно со стороны м-ра Хьюма, лишь бы учение пошло вам на пользу, и вы время от времени поделились бы им с человечеством. Но я никогда более не рискну выдавать мои мысли в незамаскированном виде какому-либо другому европейцу, кроме вас. Как вы теперь видите, связь с внешним миром может принести только печаль тем, кто так верно нам служат, и недоверие нашему Братству. На азиатов никогда не повлияют эгоистические выпады м-ра Хьюма против нас (результат моего последнего письма и вынужденного от него обещания, что он будет писать мне реже и не так много, как он это делал), но эти выпады и критика, которые европейскими читателями будут восприняты, как откровения и признания, совершенно не подозревая, откуда они появились и какими глубоко эгоистическими чувствами они порождены, эти выпады рассчитаны на большой вред в направлении, какое вам до сих пор никогда не снилось. Решив не терять такое полезное орудие (полезное в одном направлении, разумеется), Коган позволил себе поддаться нашим уговорам санкционировать мое общение с м-ом Хьюмом. И я ручался ему, что он (Хьюм) раскаялся и стал другим человеком. И как я теперь взгляну в лицо моего Великого Учителя, над которым теперь смеются, кто теперь сделан предметом изощренного остроумия м-ра Хьюма, кого последний называет Рамзесом Великим, по отношению к кому он применяет тому подобные неприличные замечания? И в письмах своих он употребляет термины, чья звериная грубость, не позволяет мне их повторять, которые возмутили мою душу, когда я их читал; слова до того грязные, что они оскверняли даже воздух, прикасающийся к ним, так что я поспешил отослать их вам вместе с письмом, их содержащим, чтобы не было этих страниц в моем доме, наполненном молодыми и невинными учениками, которых я хотел бы предохранить от слышания когда-либо таких выражений.