За веру, царя и социалистическое отечество - Юрий Брайдер

— И вы верите газетам? — опять усмехнулся Джугашвили. — Тогда вам нечего соваться в политическую борьбу.

«Где уж мне против вас, Иосиф Виссарионович! Недоверие — ваша патологическая черта», — хотел было сказать Рид, но вовремя сдержался и произнес совсем другое:

— Сейчас вы наиболее авторитетный член большевистской партии, остающийся на легальном положении. Троцкий арестован, Ленин в глубоком подполье, Бухарин и Каменев, по сути, ведут ликвидаторский курс. Кому, как не вам, возглавить дальнейшую подготовку социалистической революции. В первую очередь это касается выпуска рабочих газет, повсеместной агитации и восстановления Красной гвардии.

— Какая социалистическая революция? — Джугашвили скривился так, словно раскусил клопа, орды которых в ожидании ночного пиршества уже шебаршили за обоями. — Социалистическая революция в июле закончилась крахом! Партия поддалась на уговоры некоторых безответственных авантюристов и, вместо того, чтобы исподволь накапливать силы, ввязалась в открытую борьбу. Моська оскалила зубы на слона, вот и крепко по ним получила! Все сметено ураганом контрреволюции, как и в пятом году. А вы болтаете здесь про какую— то дальнейшую подготовку. Э-э-э, глупые люди…

— Что же вы тогда предлагаете? Вообще поставить крест на партии?

— На той, что была, — да! — Джугашвили сделал решительный жест рукой, словно рубил кому то голову. — Разве это партия? Одни болтуны и начетчики. Просидели всю жизнь по швейцарским да французским пивным, а мнят себя народными вождями. Понимали бы они что-нибудь в народной жизни! Самое главное для них — теоретические споры. Что сказал Бернштейн? А как ему возразил Бебель? А что по этому поводу думает Каутский? Схоластика! Только на язык скорые, а запал в бомбу никто не вставит, и даже типографский шрифт в руках не держали. Чистоплюи… Нет уже прежней партии! И правильно Временное правительство сделало, что засадило Троцкого в тюрьму… Судить их всех надо, начиная с Ленина! За измену делу рабочего класса! Такая формулировка вполне подойдет. А тем, кто уцелел, бросать надо прежнюю говорильню Пора возвращаться к методам революционной работы, опробованным после пятого года. Убивать министров, полицейских, предателей! Проводить эксы! Распространять листовки! Добывать оружие! В каждом городе создавать боевые дружины! Боевые, а не дискуссионные!

— То есть вы призываете большевиков из легальной парламентской партии превратиться в группу заговорщиков-террористов? Но ведь как раз в этом вас сейчас и обвиняют противники.

— Пусть обвиняют. Брань на воротах не висит. Придет время — посчитаемся.

— Не сомневаюсь… То есть на нынешнем этапе вы отвергаете легальные методы борьбы?

— Категорически! -Джугашвили принялся мерно расхаживать по комнате — от стенки к стенке, от стенки к стенке…

— Не мне, конечно, учить вас, но вполне вероятно, что истина, как это чаще всего и бывает, лежит где-то посредине. Партия должна походить на организм, способный не только выживать, но и действовать в любых условиях Для нее одинаково важны как теоретики, так и практики. Кто-то заседает в Думе, кто-то пишет статьи для газет, а кто-то создает боевые отряды. Хотя, конечно, большевистская партия за последнее время дала сильный крен в сторону теоретиков…

— Разве это крен? Это переворог вверх дном! Считайте, что мы уже захлебнулись! — воскликнул Джугашвили, и Рид почему-то подумал, что смуглость его лица и желтизна глаз, возможно, как-то связаны с избытком желчи.

— Полноте, — произнес он миролюбиво. — Все не так уж безнадежно, как вы себе представляете. Проигранная стычка не означает проигрыш в войне. Согласен, для большевиков наступили не лучшие времена, но и Временное правительство дышит на ладан. Оно окончательно утратило поддержку общества. На него давят и справа и слева. Нельзя упускать такой момент. Война в Европе не сегодня-завтра закончится, и тогда говорить о революции будет поздно. Политическая ситуация в России колеблется, как маятник. Искусство истинного революционера в том и состоит, чтобы предугадать наиболее удобную для себя фазу. Хватит прятаться от жизни, пора активно вмешиваться в нее. Надо готовить социалистическую революцию.

— С кем готовить? — Джугашвили принял позу, которую нельзя было назвать иначе как «вопрошающей». — С трусом Каменевым? С лисой Рыковым? С публичной девкой Коллонтай? С книжным червем Луначарским? С аристократом Чичериным? Вы страдаете политической слепотой, господин американец!

— Не всем дано… быть провидцем. — с многозначительной паузой вымолвил Рид. — А соратники, на которых можно будет положиться, у вас будут. За этим дело не станет. Одного из них зовут Яковом Свердловым. Только не надо возмущаться! Это не тот Свердлов, которого вы знали по Туруханской ссылке… Или не совсем тот… Надеюсь, вы найдете общий язык. Подобно вам, он человек дела и не терпит пустопорожних рассуждений. А главное, при его особе состоит несколько сотен преданных людей, неспособных отличить материализм от идеализма, зато привычных к оружию. Ваш приятель Камо по сравнению с ними — кисейная барышня. С помощью этой публики вы пополните партийную кассу и дестабилизируете общественный порядок в Петрограде, что будет весьма на руку революционерам. Другие люди займутся тем же самым в Кронштадте, Москве, на Урале…

По мере того как Рид говорил, Джугашвили постепенно замедлял свои шаги, а потом и вовсе остановился. Теперь на гостя уставились не только беспощадные рысьи глаза, но и кривоватый, желтый (опять желтый!) от никотина палец.

— Вы за кого говорите? — Недостаточное владение языком имело то преимущество, что в моменты сильного возбуждения слова не путались, а, наоборот, изрекались хотя и редко, да метко. — За себя? За Ленина? За центральный комитет? За партию эсеров? Или, может, за Керенского? Кто вас сюда звал? Почему вы учите меня стратегии революционной борьбы? Возвращайтесь в Америку и учите там своих рабочих! А мы ученые! Все это попахивает провокацией… Ступайте туда, откуда пришли, и будем считать, что этого разговора не было. Постарайтесь больше не попадаться мне на пути, господин журналист. И то же самое передайте вашему мифическому Свердлову!

Лицо Рида не выражало ничего, кроме скуки, которую, впрочем, можно было принять и за брезгливость. Дождавшись конца этой гневной филиппики, он сказал:

— Другого ответа и не ожидалось. Скажем прямо, я отношусь к вам без всякой симпатии, скорее наоборот. И на это есть свои причины. Тем не менее нам придется сотрудничать, и здесь уже ничего не поделаешь. А поскольку сотрудничать по доброй воле вы не желаете, придется использовать меры принуждения. Полистайте вот эту папочку… Там имеется десяток документов, позаимствованных из другой, куда более пухлой папки, о чем можно судить по нумерации листов Некоторые бумаги вам хорошо знакомы, а кое-где имеется и наша подпись. Прошу!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});