Том 7. Американский претендент.Том Сойер за границей. Простофиля Вильсон. - Марк Твен

— Да, уж не так, как ты! Ну, гаси огонь и выходи! Вот ключ.

Конечно, никто за ними не следовал, но каждый раз, когда Том замечал какого-нибудь запоздалого гуляку, идущего ему навстречу, его начинала бить дрожь. Он ждал: сейчас холодное лезвие ножа вонзится ему в спину. Пройдя с милю, они очутились на огромной заброшенной пристани, мокрой и скользкой от дождя, и здесь, в кромешной тьме, мать и сын расстались.

Том возвращался домой, и мрачные мысли одолевали его, он строил самые фантастические планы. Порядочно устав от всей этой умственной работы, он сказал себе в конце концов:

«Да, другого выхода нет, остается принять то, что она предлагает. С одной только поправкой: я не стану просить у него денег — охота мне себя губить! Лучше я ограблю старого скупердяя!

Глава XIX

Пророчество сбывается

Пожалуй, нет ничего более раздражающего, чем чей-то хороший пример.

Календарь Простофили Вильсона

Если бы все люди думали одинаково, никто тогда не играл бы на скачках.

Календарь Простофили Вильсона

Пристань Доусона мирно доживала период скучного отдыха и терпеливо ждала дуэли. Ждал ее и граф Луиджи, — правда, по слухам, не очень-то терпеливо. В воскресенье утром он все-таки настоял на том, чтоб его вызов был передан. Взял на себя эту миссию Вильсон. Но судья Дрисколл заявил ему, что отказывается драться с убийцей.

— Я имею в виду, драться на поле чести, — добавил он многозначительно. Всякую другую борьбу судья готов был допустить.

Сколько ни пытался Вильсон убедить судью, что тот не считал бы поступок Луиджи позорным, если бы сам слышал рассказ Анджело об этом убийстве, упрямый старик продолжал стоять на своем.

Вильсон вернулся к своему клиенту и сообщил ему, что его старания не увенчались успехом. Луиджи вознегодовал: как это пожилой джентльмен, далеко не глупый к тому же, придает больше веры нелепым домыслам своего племянника, чем словам адвоката? Но Вильсон рассмеялся.

— Да очень просто, — сказал он, — и очень понятно. Племянник ему вместо сына — это его баловень, его любимчик; а я ему — никто. Судья и его жена-покойница никогда не имели детей. И вот только под старость судьба подарила им это сокровище. Надо принять во внимание, что родительский инстинкт, который лет двадцать пять — тридцать остается неудовлетворенным, превращает человека, изголодавшегося по ребенку, в безумца. И кого бы ни послала ему судьба, он уже всему рад, его вкус настолько притупился, что он не в состоянии отличить рыбу от курицы. Если у молодой четы рождается ребенок с дурным нравом, родители довольно скоро начинают понимать, что это сам сатана, но если этого сатану усыновляет пожилая чета, то для нее он всегда ангел, что бы ни случилось. В глазах судьи — Том ангел, старик боготворит его. Том иной раз добивается от старика того, чего никто другой бы не добился, — ну, не всегда, но очень часто, особенно в таких случаях, когда надо расположить дядюшку к кому-нибудь или, наоборот, восстановить против. Старику вы оба понравились. Том возненавидел вас. И этого было достаточно, чтобы дядя изменил к вам свое отношение. Самые старые и прочные узы дружбы рвутся, когда на них замахивается вот этакий ангелочек, усыновленный людьми преклонного возраста.

— Странные рассуждения! молвил Луиджи.

— Не рассуждения, а жизненный опыт. Но в этом есть даже что-то трогательное и красивое. Хуже и противнее бывает, когда подобная бездетная чета обзаводится сворой визжащих и лающих собачонок, хриплыми попугаями с ослиными голосами, сотней, а то и двумя, певчих птиц, которые свистят и трещат на все лады, выводками вонючих морских свинок и кроликов и в довершение всего — целой армией мяукающих и воющих кошек. Это все беспомощные, неумелые попытки найти замену того, в чем им отказано природой. Эти люди похожи на безумца, который собирает разный медный и железный хлам и думает, что скопил несметное сокровище. Простите за отступление. По неписанному закону здешних мест, вам полагается застрелить судью Дрисколла. И он, и все остальные наши жители ожидают, что он падет от вашей руки, хотя, если окажется наоборот, город и этой новости обрадуется. Будьте осторожны! Хорошо ли вы вооружены, все ли у вас припасено на тот случай, если встретитесь с ним?

— Да, я не откажу ему в этом удовольствии: если он нападет на меня, я отвечу достойно.

Уже уходя, Вильсон сказал:

— Судья не совсем оправился после выборов и денька два еще посидит дома, но как только он начнет выходить на улицу, советую вам быть начеку.

Около одиннадцати часов вечера близнецы вышли подышать свежим воздухом. Сквозь дымку облаков светила луна, и они предприняли довольно дальнюю прогулку.

Тем временем Том Дрисколл высадился с парохода у Хэкетского склада, в двух милях к югу от Пристани Доусона. Он был единственным пассажиром, сошедшим на берег в этом глухом местечке. Пройдя вдоль реки и не встретив за всю дорогу ни души, он, никем не замеченный, проник в дом судьи Дрисколла.

В своей комнате наверху он задернул шторы, зажег свечу и, сняв сюртук и шляпу, начал готовиться к маскараду. Отпер сундук, вытащил оттуда спрятанное среди мужских вещей женское платье. Затем вымазал себе лицо жженой пробкой и сунул пробку в карман. Расчет его был таков: он проберется вниз, в маленькую гостиную, оттуда в спальню судьи, достанет из кармана старика ключ от несгораемого шкафа, стоящего в гостиной, отомкнет шкаф и вытащит что там есть. Том взял свечу и собрался идти. До этой минуты он храбрился и был уверен в успехе, но сейчас его уверенность несколько поколебалась: а вдруг он нечаянно наделает шума и его схватят, когда он будет открывать несгораемый шкаф? Том достал из потаенного места индийский кинжал и, к своей великой радости, ощутил новый прилив отваги. Он вышел и стал красться по узкой лестнице вниз, замирая при каждом скрипе ступеней и чувствуя, как от страха у него встают дыбом волосы. Еще на лестнице он заметил внизу свет. Что это? Неужели дядюшка не спит так поздно? Не может быть! Наверно, ушел спать и забыл погасить лампу. Том продолжал спускаться, то и дело останавливаясь и прислушиваясь. Дверь гостиной была открыта, и Том заглянул внутрь. То, что он там увидел, наполнило его сердце радостью. Дядя спал на диване, у изголовья его, на маленьком столике, тускло горела лампа, а возле нее стояла небольшая закрытая шкатулка, в которой старик обычно хранил деньги. Рядом лежала пачка банкнотов и листок бумаги, исписанный цифрами. Несгораемый шкаф был заперт. Очевидно, старик подсчитывал деньги, устал от этого занятия и прилег отдохнуть.

Том поставил свечу на ступеньку лестницы и, согнувшись в три погибели, стал подкрадываться к банкнотам. Когда он приблизился к старику, тот пошевельнулся во сне, и Том мгновенно замер; впившись взглядом в лицо своего благодетеля, он начал осторожно вытаскивать кинжал из ножен, чувствуя, как бешено колотится у него сердце. Переждав секунду-другую, он сделал еще один шаг и схватил деньги, но при этом уронил ножны, и они со стуком упали на пол. В то же мгновение он почувствовал, как сильная рука судьи сдавила его плечо, и услышал отчаянный крик: «Караул! Помогите!» Без малейшего колебания Том пустил кинжал в ход и… освободился. Несколько ассигнаций вылетели из его левой руки и упали на пол, в лужицу крови. Том кинул кинжал, схватил ассигнации и бросился было бежать, потом вне себя от страха переложил деньги из правой руки в левую и поднял кинжал, но тут же опомнился и снова отшвырнул его в сторону, сообразив, что это опасная улика, которую нельзя уносить с собой.

Он выскочил на лестницу, притворил за собой дверь и схватил свечу. Взбегая наверх, он услышал чьи-то торопливые шаги, приближающиеся к дому. В следующую минуту Том был уже у себя в комнате, а братья-близнецы стояли, объятые ужасом, над трупом судьи.

Том надел сюртук, спрятал под полу свою шляпу, а поверх напялил женское платье и закрыл лицо вуалью. Затем он задул свечу, запер дверь, через которую вошел, и, спрятав ключ, выскочил на заднюю площадку через другую дверь, запер ее тоже и, сунув ключ в карман, неслышно спустился по черной лестнице. Здесь он не встретил никого, как и рассчитывал: все внимание домочадцев было привлечено теперь к другой части дома, и его расчет подтвердился. Пока он крался через задний двор на улицу, миссис Прэтт со слугами и дюжиной полуодетых соседей успели уже присоединиться к близнецам и окружить убитого, а с парадного крыльца прибывали в дом все новые и новые люди.

Когда Том, дрожа как в лихорадке, вышел за калитку, из дома напротив выскочили три женщины. Они промчались мимо него с криком: «Что случилось?», но не стали дожидаться ответа. Том подумал: «Эти старые девы все-таки задержались, чтобы одеться, как в ту ночь, когда горело рядом, у Стивенса!» Через несколько минут он был уже в доме с привидениями. Там он зажег свечу и снял женское платье. С левого боку платье было испачкано кровью, а на правой руке Тома были пятна от окровавленных банкнотов — единственные улики. Том вытер руку о солому и тщательно смыл сажу с физиономии. Потом он сжег все, что снял с себя, — и мужское платье и женское, разгреб пепел кочергой и облачился в костюм бродяги. Задув свечу, он спустился по лестнице на улицу и пошел неторопливой походкой к реке, решив использовать опыт Роксаны. И в самом деле, у реки он нашел лодку и поплыл на ней по течению, а с наступлением рассвета причалил к берегу и, оттолкнув пустую лодку, зашагал в сторону ближайшей деревни. Там он прятался до тех пор, пока не прибыл транзитный пароход. Он купил себе место на палубе до Сент-Луиса, но и на пароходе продолжал еще некоторое время трепетать от страха. Лишь после того как Пристань Доусона осталась позади, он подумал: «Теперь ни один сыщик на свете не доберется до меня, ведь я же не оставил никаких следов; тайна этого убийства сохранится навечно, как и многие другие тайны подобного рода, и даже через полсотни лет люди будут ломать над ней голову!»