Иначе не выжить - Анатолий Ковалев

– Я не думала, что ты такой заядлый автомобилист! – Это был камушек в его огород – Геннадий не умел водить машину и вообще боялся садиться за руль.

Света загасила окурок в пепельнице, стоявшей на полу, и посмотрела на часы.

– Боишься, что нагрянет Марина с детьми? – усмехнулся он, ведь надо было чем-то ответить на ее укол.

– Собаку пора выгуливать, – вздохнула Света.

– Уже? – испугался он. – Собираешься домой?

– Должна тебе признаться, что трахаться на пошлых простынях в цветочек в священной супружеской спальне мне не доставляет большого удовольствия. Надо было ехать ко мне.

– Поедем, – несколько устало предложил Геннадий.

– Ты собираешься разводиться? – напрямик спросила она.

– Сколько можно повторять? Как только она вернется с юга.

– А когда она вернется?

– В конце месяца.

– А тебя разведут с тремя детьми?

– На лапу дам – разведут, – буркнул Балуев. Разговор не очень его развлекал. Он чувствовал себя оставшимся на второй год двоечником, которого тетя-завуч приперла к доске, чтобы как следует отчитать за неуспеваемость. – Светка, кончай меня допрашивать! Я все сделаю как надо. Но перед этим мы махнем с тобой на две недели в Бразилию! – переключил он разговор на более приятную тему. – Володя сказал, что он и твой помощник вполне обойдутся две недели без нас. Как ты думаешь, можем мы на них положиться?

– Думаю, можем, – повеселела Светлана, – только им придется обойтись без нас не две недели, а месяц.

– Не понял.

– Потому что с побережья Атлантического океана мы потом махнем на побережье Тихого. И поживем две недели у мамы!

– Черт! Я и забыл, что Латинская Америка – почти твоя вторая родина!

По этому поводу надо выпить! Сейчас будет шампанское! Лежи, не вставай!

Шампанское подается прямо в постель!

Он побежал на кухню. Достал из буфета хрустальные фужеры, стрельнул пробкой, устроил все на подносе… И в это время раздался беспрерывный телефонный звонок.

– А вот и Марина тут как тут! – крикнула из спальни Светлана Васильевна и захохотала. – Что ей не загорается? Наверно, вычитала в гороскопе, что у тебя любовница в спальне, вот и забеспокоилась!

Она была недалека от истины. Марина действительно начала с астрологического прогноза.

– Звезды так расположатся в следующем месяце, – твердила помешанная на астрологии супруга, – что тебе будет постоянно сопутствовать удача в любви! Ты понимаешь? Ведь мы как раз будем вместе в это время!

– Должен тебя огорчить. В конце августа я уеду в командировку на целый месяц.

– Как же так? – пропищала она в трубку и залилась слезами.

– Успокойся, прошу тебя.

– Ты поедешь не один?

– С ума сошла?

– Со Светкой, да? Со Светкой? Я все знаю! Гороскопы не врут!

Ему ничего не стоило подтвердить ее догадку, но доносившиеся через сотни километров всхлипы жены действовали на него странным образом, подталкивая к бессмысленному вранью.

– Успокойся, я еду один. А Света теперь так высоко поднялась, что и не взглянет в мою сторону.

– Это правда? – высморкалась она в трубку.

– Правда! – заверил он.

– Геночка, миленький, не бросай меня! душераздирающе заголосила Марина. – Умоляю тебя! Подумай о детях! Ведь ты их никогда не увидишь, если разведешься со мной! Слышишь? Никогда! – Ее голос неожиданно окреп. –Я останусь у мамы в Новороссийске, и ты ничего не сможешь сделать! Даже развестись со мной не сможешь!

«Ловко придумала! – смекнул Геннадий. – Не без помощи тещи, разумеется!»

– Что на тебя нашло? – прикинулся он примерным семьянином. – Какой развод? Я люблю тебя и детей…

– Это правда? Ты меня не обманываешь? Вообще-то у меня по картам каждую неделю удачный расклад!

– Вот видишь!

Настроение резко пошло на убыль. Он вернулся на кухню за шампанским и закурил. Нельзя всем угодить, нельзя быть для всех хорошим! Это он прекрасно знал и все же спасовал перед ней. "Я раб этой женщины! – дергал он себя за волосы. – Я раб собственной трусости, собственной подлости! Ведь я ее не люблю!

Зачем унижаюсь? Зачем предаю Светку?" Он вспомнил еврейскую поговорку, которую часто приводил Володя: с одной задницей на две ярмарки не ездят. Сам-то он только этим и занимался всю жизнь. Нет, настала пора решительных действий, а иначе так и просидишь в дерьме и только будешь уверять себя и окружающих, что это перегной и что скоро-скоро, очень скоро взойдут ростки, вытянутся стебли, раскроются бутоны!

Светлана Васильевна со скучающим видом смотрела видеокассету с Ван Даммом. Он оценил эту жертву – она не хотела даже ненароком подслушать его телефонный разговор.

– Откуда у тебя этот «шедевр»? – кивнула она на экран.

– Ван Дамм – любимый Маринин артист! Идеал мужчины! – с пафосом воскликнул Балуев.

– Такое впечатление, что все они разговаривают задницами! – со злостью нажала она на кнопку пульта, и экран погас.

Гена стоял с подносом посреди спальни, как официант. По выражению его лица она обо всем догадалась.

– Ты, конечно, ей ничего не сказал? Он помотал головой.

– Боишься, что начнет тебя шантажировать детьми?

– Уже… Думаю, что ради этого она их и завела.

– Распространенный вариант.

– Марина никогда не отличалась оригинальностью.

– Ладно, не паникуй заранее! Что-нибудь придумаем.

– Разве тебе это важно?

Света нахмурилась, потянулась за сигаретами и тихо произнесла:

– Своих-то детей у меня никогда не будет.

– Мы, кажется, собирались выпить! – напомнил Геннадий.

– И поехать в Бразилию, – с грустной улыбкой добавила Светлана.

– А потом к маме! раскручивал настроение Балуев, будто заводил граммофон. Он наполнил фужеры шампанским и закричал:

– В Бразилию! В Бразилию!

– Где много диких обезьян! – подхватила она. Они выпили и заскакали по комнате, сгорбившись, низко свесив руки, изображая диковинных приматов.

А потом опять было шампанское, прозрачное и пенящееся, как волны двух великих океанов.

* * *

Она звала его Шурой. Кажется, только она звала его так. А может, еще мама? Давно-давно. В деревне. Шура, Шурочка, Шурик. Ему не нравилось это имя.

Шуриком был рыжий очкастый недотепа этнограф из «Кавказской пленницы». Когда кто-то из пацанов еще в младших классах вздумал дразнить его этим именем, он так отделал обидчика, что тому мало не показалось.

Но Люде он разрешал все.

– Шура, смотри, куда ты встал! Ты ведь топчешь ягоды! – Ее темные, стального цвета глаза расширились от страха. – Если отец увидит раздавленную ягоду – со свету сживет!

– Не увидит, – заговорщицки шептал Саня. – Мы выроем ямку и закопаем.

Он огляделся по сторонам. Иван Серафимович поливал из шланга кусты смородины. Зоя Степановна возилась в парнике. Саня пяткой антикварного бота, выданного ему заботливой Людиной мамой – чтобы не замарал своих штиблет! – сделал в земле воронку и похоронил кровавое клубничное месиво, с торжественным видом бубня себе под нос похоронный марш.

– Какой ты смешной, Шурка! – засмеялась Люда. Белая косынка в черный горошек, повязанная на манер гоголевской Солохи, очень шла к ее белому круглому лицу.

Зачем он приехал в тот жаркий июньский день на дачу к ее родителям?

Зачем он блуждал целый час по садово-огородным участкам в поисках их невзрачного зеленоватого домика, мало чем отличающегося от остальных, таких же убогих построек? А потом ловил на себе злые, беспощадные взгляды ее отца:

«Явился – не запылился! Женишок!» Движения и жесты Ивана Серафимовича сразу стали резкими, раздраженными, губы побелели, ноздри раздулись. Зоя Степановна испуганно кудахтала: «Да, че ты, отец, на парня озлобился? Че он те сделал?» – «Ниче». Но Саня знал, что стоит за этим «ниче». Он был голодранцем, деревенщиной, лимитой. Делил комнату в заводской общаге с таким же лимитой Витяем. Имел две пары штанов – на зиму и на лето и столько же пар ботинок.

Зимой он ходил в старом, обшарпанном тулупе с отцовского плеча и в лохматой собачьей шапке неопределенного цвета. Походил на беспризорника. Со стороны Люды было опрометчиво привести его в таком виде в дом прошлой зимой. Тогда-то, на втором курсе профтехучилища, и началась их любовь.

– Сейчас будем обедать. – Она поднялась с корточек, выпрямилась. – Ой, мамочки! Спина аж скрипит!

Перед ней стояло полное ведро клубники. Клубника в тот год уродилась на славу. Люда стянула с головы платок. Светло-русые волосы были забраны в старомодную шишку на затылке. Вытерла платком шею и под мышками.

– Лю-уд, – умоляюще пропел он. – А может, как-нибудь сбежим?

Он набрал всего треть ведра клубники. И не удивительно. До клубники ли ему?

Сбежать было необходимо. Завтра утром Саня должен явиться на призывной пункт военкомата. Он попал в спецнабор. Думал, что пронесет. Если спокойно дали закончить училище, значит, заберут осенью. Не тут-то было! Страна нуждалась в молодых, здоровых, как он. Шла война.