Скрипка - Энн Райс

– Я люблю тебя, – прошептала я. – Фей, я люблю тебя.

Она затанцевала. Она очень любила танцевать. Однажды, когда мы разъехались ненадолго, а потом все вместе собрались в Калифорнии, она все кружила в танце и подпрыгивала от радости, что мы все снова вместе, все четверо, совсем как сейчас, и она принялась резвиться по комнате. Она вскочила на деревянный кофейный столик – трюк, который проделывала и раньше. Она улыбалась, ее глазки ярко вспыхивали, а волосы отсвечивали рыжими искорками.

– Триана, сыграй на скрипке. Для меня. Пожалуйста. Для меня. Для меня.

Никакого сожаления? Никаких извинений? Никакой скрипки.

– Мартин, ты не принесешь другие инструменты? Гварнери. Кажется, у Гварнери есть все струны и на ней можно играть, и в футляре хороший смычок.

– А что случилось с Большим Страдом?

– Я вернула его, – прошептала я. – Пожалуйста, только сейчас никаких споров. Пожалуйста.

Он ушел, что-то ворча под нос.

Только сейчас я разглядела Катринку. Измученная, с красными глазами, она сидела на диване.

– Я так рада, что ты дома, – сказала она срывающимся голосом. – Ты не знаешь. – Тринк много выстрадала.

– Она должна была уйти. Она должна была отправиться скитаться! – сказал Гленн, мягко растягивая слова, и взглянул на Роз. – Она должна была поступить так, как поступила. Главное, что она сейчас дома.

– Давайте сегодня об этом не будем, – сказала Роз. – Триана, сыграй нам! Только не один из тех ужасных колдовских танцев, я больше не выдержу.

– С каких пор мы заделались критиками? – сказал Мартин, закрывая дверь. В руках он держал скрипку Гварнери. Она была очень похожа на ту, на которой я раньше играла.

– Ну же, сыграй что-то для нас, пожалуйста, – попросила Катринка нетвердым голосом, в глазах ее безнадежная боль и удивление. И только взглянув на Фей, она успокоилась.

Фей стояла на столе. Она смотрела на меня. В ней чувствовалась какая-то холодность, твердость; наверное, она могла бы сказать: «Моя боль была больше, чем вы можете себе представить», то есть то самое, чего мы опасались, обзванивая морги и описывая ее по телефону. А может быть, ее вид означал всего лишь: «Моя боль была не меньше вашей».

Она стояла передо мной – живая.

Я взяла в руки новую скрипку и быстро настроила. Струна ми очень ослабла. Я подкрутила колок. Осторожно. Скрипка не такая чудесная, как мой Большой Страд, но очень хорошо сохранилась и, как говорили, прошла удачную реставрацию. Я подтянула смычок.

Что, если не будет никакой песни?

Горло сжалось. Я взглянула на окно. Мне хотелось подойти к нему и просто полюбоваться морем, и просто порадоваться, что оно здесь, и не говорить, что ничего, мол, что она уехала, и не выяснять, чья это была вина, или кто вел себя как слепой, или кому было наплевать.

Мне особенно не хотелось выяснять, умею ли я играть или нет.

Но в подобных обстоятельствах мой выбор ничего не означал. Я подумала о Стефане в лесу. Прощай, Триана.

Я настроила струну ля, затем ре и соль. Теперь для этого мне не нужна была ничья помощь. Более того, я с самого начала могла бы взять идеальный верхний регистр.

Все было готово. Я вспомнила, что в тот день, когда мне ее впервые показали и сыграли на ней, она звучала чуть ниже и сочнее, чем Страд, ее звук был сродни звучанию большой виолы, и, может быть, даже еще глубже. Я тогда не обратила внимания на эти особенности. Объектом моей любви был Страд. Ко мне приблизилась Фей. Я подумала, что ей хочется что-то сказать, но она не может, ведь я тоже не могла. И я снова подумала: «Ты жива, ты с нами, у нас есть возможность защитить тебя от всего».

– Хочешь потанцевать? – спросила я.

– Да! – ответила Фей. – Сыграй для меня Бетховена! Сыграй Моцарта! Сыграй кого-нибудь!

– Сыграй радостную песню, – попросила Катринка, – знаешь, одну из тех красивых радостных песен…

Хорошо.

Я подняла смычок. Пальцы быстро запорхали по струнам, заметался смычок, и зазвучала радостная песня, веселая, свободная, счастливая песня, лившаяся ярко и свежо из этой новой скрипки, я даже сама чуть не пустилась в пляс, закружившись, завертевшись, подталкиваемая инструментом, и только краешком глаза увидела, что они танцуют: мои сестры, Роз, Катринка и Фей.

Я все играла и играла. Музыка лилась не переставая.

Той ночью, когда все уснули и в комнатах стихло, а высокие стройные женщины прохаживались по бульвару в ожидании клиентов, я взяла скрипку, смычок и подошла к окну, что располагалось в самом центре фасада.

Я взглянула вниз, на фантастические волны. Я увидела, что они танцуют, совсем как недавно танцевали мы. Я заиграла для них – уверенно и легко, без страха и гнева.

Я заиграла для них печальную песню, прославляющую песню, радостную песню.

Примечания

1

Католический гимн из заупокойной литургии Джакопоне да Тоди (XIV в.).

2

Трупное окоченение (лат.).

3

Джон Китс. «Ода соловью» (перевод Г. Оболдуева).

4

Скульптурный образ Младенца Иисуса, известный во всем мире как «Пражское Дитя».

5

Евангелие от Матфея, 16:23.

6

Начало католической молитвы к ангелу-хранителю.

7

Герой-призрак из романа Генри Джеймса «Поворот винта».

8

Исаак Стерн (р. 1920) – скрипач. Выпускник Сан-Францисской консерватории (1937). Первый всемирно известный американский скрипач, чье становление полностью состоялось в США.

9

Veni Creator Spiritus – «Приди, Святой Дух» (лат.) – один из самых популярных католических гимнов.

10

Mea culpa – моя вина (лат.).

11

Искаженная цитата из «Гамлета»: «…на время поступишься блаженством» (перевод Б. Пастернака).

12

Кристофер Марло. «Мальтийский еврей» (перевод В. Рождественского).

13

Шекспир. «Гамлет» (акт III; перевод М Лозинского).

14

Строка из стихотворения Нэнси Берд Тернер «Песня в сумерки» (1944).

15

Автор ошибочно приписывает Киплингу рассказ Уильяма Уимарка Джекобса.

16

Сэр Георг Солти (1912–1997) – знаменитый дирижер Чикагского симфонического оркестра.

17

Речь идет об английском фильме «Ричард Третий» (1954), в котором играл Лоуренс Оливье.

18

Шекспир. «Гамлет» (акт I, сцена 2; перевод Б. Пастернака).

19

Резонаторные отверстия в форме латинской буквы «f» в верхней деке.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});