Пленница былой любви - Бетти Махмуди

Я волновалась об отце, маме, Джо и Джоне.

Переполненная тревогами и страхом, я то забывалась в полном кошмаров сне, то просыпалась. Так прошла ночь.

К утру сарай казался еще холоднее, чем с вечера.

Женщина принесла нам чай, хлеб, а также сыр, но еще более острый, просто несъедобный. Когда мы пили чай и жевали твердый хлеб, женщина вернулась с настоящим лакомством – семечками подсолнуха на маленьком подносе. Как обрадовалась моя Махтаб! Мы были голодны, и я была уверена, что она проглотит все сразу. Но Махтаб разделила семечки на две маленькие порции.

– Мама, мы не должны съесть все сегодня. Нужно немного оставить, – сказала она. – Вот эти съедим сегодня, а те оставим на завтра.

Она поразила меня своим совсем не детским рационализмом.

Женщина суетилась во дворе, разжигая маленький костер. Она готовила курицу, одну из тех, которые бегали по двору.

В воздухе стоял аппетитный аромат отварного мяса. Женщина вернулась и стала приготавливать сабзи. Я села рядом, чтобы помочь ей.

Еда была готова, на полу расставили тарелки, и мы только сели обедать, как внезапно появился Мосейн.

– Зад баш! Зад баш! – распорядился он. Женщина тут же встала и вышла на улицу, а какое-то время спустя вернулась с ворохом одежды. Она быстро нарядила меня в тяжелый яркий четырехъярусный курдийский костюм. В моем одеянии были длинные рукава с почти восьмисантиметровой ширины полоской ткани, свисающей у запястья. Внешний слой юбки был сшит из тяжелой шелковой парчи апельсинового, голубого и розового цветов.

Голову мне плотно обернули длинным куском ткани, концы которой с одной стороны свисали. Таким образом, я стала курдкой.

На Махтаб по-прежнему было манто.

– У меня нет брюк, – сказала я.

Мосейн тут же принес длинные мужские брюки. Я подвернула манжеты, пытаясь натянуть брюки под многочисленными слоями курдийских юбок. Затем Мосейн вручил нам с Махтаб толстые шерстяные носки, на которые мы надели обувь.

Только сейчас мы были готовы.

Мосейн попросил деньги, цепочку и паспорта – все ценное, что оставалось у нас, за исключением часов. Не имело смысла переживать о них, если речь шла о нашей жизни.

– Побыстрее! Побыстрее! – подгонял он.

Мы вышли за ним из сарая, оставляя нетронутым обед, и забрались в голубой «пикап».

– Ты не беспокойся, не беспокойся, – повторял Мосейн.

Он объяснил мне, как умел, свой план: какое-то время мы будем ехать «пикапом», потом пересядем в другую машину и наконец в машину красного цвета.

Детали я так и не смогла уяснить.

По-прежнему у меня были к Мосейну смешанные чувства. Его поведение часто таило в себе что-то зловещее. У него были мои деньги и драгоценности. О паспортах я не беспокоилась: без виз они все равно были бесполезны. Если нам только удастся добраться до посольства США в Анкаре, наверное, нам выдадут новые.

С другой стороны, он был заботливый и доброжелательный. Я ожидала от него защиты и помощи. Будет ли он сопровождать нас всю дорогу?

– Я никогда еще и ни с кем не переходил границу, – сказал он по-персидски. – Но ты моя сестра, и я перейду границу вместе с тобой.

Оригинально. Я сразу же почувствовала себя увереннее.

Спустя какое-то время мы увидели мчащийся нам навстречу автомобиль. Поравнявшись, машины внезапно затормозили. Мосейн торопил нас.

Мы вышли на шоссе. Я повернулась к Мосейну, уверенная, что он присоединится к нам.

– Отдай это мужчине в другой машине, – сказал он, подавая мне паспорта.

Я быстро потеряла его из виду, потому что водитель нажал на педаль газа до отказа. Голубой «пикап» исчез, а вместе с ним и Мосейн.

«Значит, он не поедет с нами, – убедилась я. – Я никогда больше не увижу его».

Очередная машина развернулась и затормозила прямо возле нас. Мы забрались в кабину.

Это была открытая машина вроде «джипа». В кабине сидели двое мужчин. Одному из них я подала паспорта. Он взял их осторожно, точно они обжигали. Ни у кого не было желания быть пойманным с американскими паспортами.

Затем он сказал нам пересесть наверх. Я не знала, для чего это нужно, но выполнила его распоряжение. Мы тотчас же двинулись с бешеной скоростью.

В прошлую ночь в каменном сарае мне казалось, что холоднее уже не может быть. Но я ошибалась. Мы с Махтаб прижались друг к другу на открытой платформе. Ледяной ветер пронизывал нас насквозь, но ни Махтаб, ни я не жаловались. Мы ехали по ухабистой дороге, вьющейся серпантином в гору.

«Сколько испытаний уготовано судьбой еще на нашу долю?» – спрашивала я себя.

Проехав около километра, водитель остановился и пригласил нас в кабину. Мужчина, которому я отдала паспорта, указал рукой на вершину горы. Я посмотрела в ту сторону и увидела силуэт стоявшего там человека с карабином через плечо. Это был часовой. Мы ехали дальше, и мужчина все время показывал мне все новых и новых часовых.

Вдруг тишину разорвал резкий выстрел из карабина. Второй разнесся эхом от горных откосов.

Водитель тотчас же остановился. Оба мужчины побледнели от страха. Их страх усилил мой. Махтаб прижалась ко мне, точно пыталась забраться внутрь меня. В напряженном молчании мы ждали приближающегося солдата. На нем был мундир цвета хаки, стянутый в талии ремнем. Внезапно в моих руках оказались паспорта. Не зная, что с ними делать, я всадила их в сапог и ждала, прижав Махтаб еще крепче к себе.

– Не смотри на этого человека, – прошептала я ей, – ничего не говори.

Солдат осторожно подошел к окну машины, а дуло карабина направил на водителя. Сердце у меня остановилось.

Солдат что-то сказал на непонятном мне языке. Махтаб сжала свою ручонку у меня на ладони. Я боялась дышать.

Наконец спустя несколько минут, которые показались мне вечностью, солдат отошел. Наш водитель взглянул на своего товарища с явным облегчением. Видимо, он сумел наговорить солдату нечто правдоподобное.

Снова тряслись мы по ухабам, пока не выехали на автостраду. Нас то и дело обгоняли военные машины. Впереди показался контрольный пост, но, прежде чем мы к нему подъехали, водитель свернул на обочину и жестом приказал выйти. Речь явно шла о том, чтобы обойти пост.

Мы последовали за мужчиной по открытой местности – плоскогорью, покрытому снегом и льдом. Мы все время находились в поле зрения поста. Я чувствовала себя мишенью на стрельбище. Несколько минут мы брели по полю, пока не добрались до следующей автострады.

Я надеялась, что здесь нас заберет «джип» или та красная машина, о которой вспоминал Мосейн. Но вместо того, чтобы ждать на обочине, наш проводник повел нас по откосу вдоль дороги. Замерзшие, несчастные и дезориентированные, мы продолжали идти за ним. Махтаб топала своими маленькими ножками, и я ни разу не услышала от нее жалобы.