Покрышкин - Алексей Тимофеев

Вадим первым во всей глубине постигает покрышкинскую «науку побеждать» в воздухе, становится единомышленником друга, мгновенно схватывает его идеи и разработки еще до того, как они будут триумфально проверены в деле.

Наверно, именно Вадим с его чуткостью и необоримым жизнелюбием спас друга в самый черный час его жизни, когда Покрышкин, не дожидаясь трибунала, хотел сам кончить счеты с жизнью. «Ты что надумал, Сашка! Брось дурить! Еще не раз подеремся вместе против фашистов!»

На лодке Покрышкин с Фадеевым уходили в Каспийское море, вели свои беседы, как когда-то в штормовом Черном море говорил Александр со Степаном Супруном. Вадим был первым, кому Покрышкин рассказал о своих отношениях с Марией, о желании создать семью. «Вадим, — вспоминал Александр Иванович, — умел шуткой, вызовом на откровенный разговор быстро устранять недоразумения, которые возникали в наших взаимоотношениях с Марией». В Махачкале Фадеев усадил друга с любимой перед фотографом и прозорливо молвил: «А теперь сфотографируйте их вдвоем! Вы не смотрите, что девушка смущается. Я вас уверяю, что фотографию, которую вы сделаете, они будут хранить до конца своей жизни…» М. К. Покрышкина написала в своей книге: «Предвидение Вадима сбылось. Эта фотография находится сейчас в Сашином кабинете на почетном месте, и каждый раз, когда я смотрю на нее, мысленно благодарю Вадима…»

Да, этот человек мог оставить в душе неизгладимый след… Замполит полка М. А. Погребной в знак памяти о нем пять лет носил бороду. Герой Советского Союза Аркадий Федоров, подружившийся с Вадимом в конце 1941-го, вспоминал через 20 лет: «Я и сейчас нередко советуюсь с ним мысленно, когда нужно принять какое-то важное решение». Герой Советского Союза Николай Искрин, его земляк из Куйбышева (Самары), сказал: «От всего облика Вадима Фадеева веяло могучей силой настоящего волжского богатыря. О таких, как он, слагались стихи, легенды и песни, им посвящали свои полотна художники. В нашем полку Вадим был всеобщим любимцем. Образ его никогда не сотрется в моей памяти».

Да, он был волгарем, вырос на берегах этой священной русской реки, матушки и кормилицы. Много талантов и целый ряд знаменитых летчиков дал России полный своеобразия мир великой Волги. О Нестерове и Чкалове уже упоминалось. Здесь же родился и корифей дальней авиации, сын капитана волжского парохода Александр Голованов, также необыкновенно красивый, двухметровый, щедро одаренный умом и железной силой.

…Вадим хорошо знал нрав родной реки. Уже старшеклассником получил права на вождение моторной лодки, любил простор, борьбу с сильной волной, брызги, летящие через голову. Работая перевозчиком почты, однажды уговорил почтальона переправляться, несмотря на приближение грозы. Шторм застал лодку на стремнине реки, повернуть было уже невозможно. Почтальон пережил стресс, Вадим от восторга горланил песни…

В 11 лет Вадим, как указывалось в характеристике, «по данным педагогического обследования в умственном развитии дает повышение на полтора года». И далее отлично учится, много читает, увлекается поэзией Маяковского, музыкой, оперой. Отец Иван Васильевич, крупный инженер-строитель, хотел направить сына по своим стопам, и Вадим поступил было в строительный институт, но на втором курсе перестает посещать занятия. В 1930-е годы авиация среди юных дарований с отменным здоровьем соперников не имела… В аэроклубе новый набор пилотов планировался лишь через год. Вадим за месяц осваивает рассчитанные на полгода курсы шоферов при Осоавиахиме, работает на хлебном фургоне, а затем на более подходящей его характеру «скорой помощи». Отец не сдается, договаривается с деканом о допуске сына к сессии. Тот, не посетив ни одной лекции в семестре, сдает сессию на «отлично»! И все равно уходит с третьего курса. Все вечера штудирует авиационно-техническую литературу. В день рождения друзья писали Вадиму: «Ты, рожденный великими днями нашей эпохи; ты — великий человек по форме, по структуре и комплекции; ты, чья нога не имеет себе равной; ты, который обречен на великие муки в поисках 49 размера ботинок и лишен возможности посещения катка; ты, к сегодняшнему дню проживший на свете ровно два десятка лет, в дни грандиозных побед на всем социалистическом фронте прими наше искреннее поздравление…»

В 1938 году Фадеев опять же на «отлично» заканчивает Куйбышевский аэроклуб, оставлен там инструктором и лишь в январе 1940-го отпущен в Ульяновскую летную школу. Оттуда направлен в Чкаловское (Оренбургское) училище. Обмундирование, которое новый курсант называл «доспехами», ему пришлось шить — нужных размеров не нашлось. Тогда же был утвержден и двойной паек. Старая фотография сохранила одну из шуток молодого силача — Фадеев горделиво, с усмешкой держит на руках и плечах троих обычного сложения однокашников с воинственно-озорными лицами.

В училище старшина два месяца «вышибает дурь» из необузданного курсанта. Но натура волжского бунтаря, как позднее определил друга Покрышкин, нет-нет, но давала о себе знать…

Освоившись и осмотревшись, Фадеев экстерном сдает на «отлично» экзамены по теории, обгоняя всех; без «вывозных» совершает самостоятельный полет. В газете училища о нем печатают статью с портретом под названием «Стальная воля». После вылета на И-16 Вадим пишет родителям:

«Эх, и хорошо! Когда летишь и делаешь разные «кляузы», тогда кажется, машина — это я сам… Машина напряжена до крайности, мотор ревет так, что стоящим на земле делается страшно — как бы не развалился. Но главная цель — испытать самого себя при перегрузках, чтобы взять от машины все, на что она способна». Удивительно в этих строках сходство с образом мыслей Покрышкина, который свои фигуры в небе Молдавии в то же время называл не «кляузами», а «крючками». Фраза «взять от машины все» совпадает у двух асов дословно!

1941 год застает Фадеева на Дальнем Востоке, где ему присваивается звание сержанта срочной службы. Служить здесь пришлось недолго, после начала войны часть эшелоном направили на запад. На обороте снимка, где Фадеев стоит у «ишачка» рядом с двенадцатью авиаторами, его рукой написано: «5.7.41 г. с. Голенки. Друзья, едущие бить всех, кто лезет на СССР». В Балашове, соскучившись по полетам, Вадим демонстрирует такие фигуры на малой высоте с выводом из пикирования над центром города, что оказавшийся свидетелем командующий ВВС отправляет летчика на гауптвахту: «Лихачество! Немедленно принять меры! Еще подражатели найдутся, тогда аварии, катастрофы».

4 августа из Константиновки в Донецкой области Вадим пишет домой:

«Сволочи — фашистские летчики. Когда отбомбят, то, если нет наших истребителей, снижаются и с бреющего расстреливают мирное население. Недавно их истребители, налетев на одно село, с пятидесяти метров стали обстреливать купающихся в реке детей… Я сам истребитель, но никогда не стану расстреливать немецких детишек, хотя не дрогнет моя рука уничтожить в бою любое количество фашистов».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});