Осень патриарха. Советская держава в 1945–1953 годах - Спицын Евгений Юрьевич

Однако когда «комиссия по расчленению» в марте 1945 г. начала конкретную работу, советский представитель вдруг совершенно неожиданно отказался от самой этой идеи, на которой столь твёрдо настаивали И.В. Сталин и В.М. Молотов всего месяц назад в Ялте. Именно тогда посол Ф.Т. Гусев передал председателю комиссии А. Идену официальное письмо, где говорилось, что советское правительство трактует решение Крымской конференции о расчленении Германии «не как обязательный план», а как возможное средство «для нажима» на Германию, «если другие средства окажутся недостаточными». В этой ситуации американский член комиссии Дж. Вайнант срочно сообщил в Вашингтон о столь радикальном изменении позиции Москвы и получил из Госдепа США прямое указание начальства аналогично уклониться от принятия любых окончательных решений. Таким образом, вопрос о расчленении Германии был де-факто снят с повестки дня. А уже в апреле 1945 г. именно советский представитель в ЕКК выступил за то, чтобы полностью изъять положение о расчленении территории разбитого противника из «Акта о безоговорочной капитуляции Германии» и из «Декларации о поражении Германии и взятии на себя верховной власти союзными державами». Таким образом, сам термин «расчленение» исчез из этих документов, и подобные «манёвры» советской дипломатии до сих пор не получили общепринятой трактовки в зарубежной и российской историографии. Новая официальная позиция советского руководства по поводу расчленения Германии прозвучала из уст И.В. Сталина уже 9 мая 1945 г. в его «Обращении к советскому народу по случаю окончания войны», где он прямо заявил, что «Советский Союз торжествует победу, хотя он и не собирается ни расчленять, ни уничтожать Германию».

Как известно, после смерти президента Ф.Д. Рузвельта лидеры «Большой тройки» ехали в Потсдам с совершенно иным настроем, нежели в Ялту, что прямо повлияло и на ход всей конференции, и на её решения. Потсдамская конференция, в отличие от Версальской, не была «мирной», поскольку на ней не предполагалось обсуждение самих условий мирного договора с поверженной Германией, она должна была либо подтвердить и конкретизировать ялтинские соглашения, либо, напротив, отвергнуть их. Поэтому дискуссия, которая развернулась в Потсдаме, в отличие от Ялты, вертелась лишь вокруг общих принципов проведения скоординированной линии и механизмов её реализации в отношении Германии.

Единственным документом, принятым по итогам тяжёлых двухнедельных дебатов, стал Протокол Берлинской конференции трёх великих держав, подписанный 1 августа 1945 г. Принципиальные решения относительно будущего Германии касались сути оккупационной политики, проблем её новых государственных границ и репараций в пользу союзных держав. Оккупация была признана необходимой мерой, носящей временный, но не оговорённый конкретными сроками характер. А её основными целями провозглашались четыре главных задачи, которые позже получили звонкое и хорошо известное название политики «четырёх Д», то есть демилитаризация, денацификация, демократизация и декартелизация. Отныне вся верховная власть на территории поверженной Германии передавалась в руки четырёх Главнокомандующих Вооружёнными силами СССР, США, Великобритании и Франции, причём в своей зоне оккупации каждый главком действовал только по инструкциям своего правительства. Все вопросы общего порядка должны были обсуждаться совместно, в рамках специального координирующего органа — Союзного контрольного совета по Германии (СКС), в состав которого вошли маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков, генерал армии Дуайт Эйзенхауэр, фельдмаршал Бернард Монтгомери и генерал Жан Жозеф де Латр де Тассиньи. Все заседания СКС готовил постоянно действующий Комитет по координации, в который от каждой стороны тоже вошли четыре человека — генерал армии Василий Данилович Соколовский, генерал Люсиус Клей, генерал Брайан Хуберт Робертсон и генерал Луи Мари Кёльц. Кроме того, в составе СКС функционировали 12 отделов: военный, военно-морской, военно-воздушный, транспортный, политический, экономический, финансовый, правовой и другие, которыми поочерёдно управляли четыре директора от каждой стороны.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Надо сказать, что в ходе Потсдамской конференции советская делегация внесла собственный проект о создании центральной германской администрации, которая должна была действовать под присмотром СКС. Однако после довольно жаркой дискуссии было решено, что «пока не будет учреждено никакого центрального германского правительства». Ряд историков (В.Н. Белецкий, М.А. Филитов[428]) считают такое решение «роковым» с точки зрения дальнейшего развития событий, полагая, что именно оно во многом предрешило сам раскол Германии. Однако их оппоненты (Ю.В. Галактионов[429]) утверждают, что союзники прекрасно понимали, что, опираясь только на оккупационные войска, без помощи самих немцев, они не смогут решить ни одну из задач политики «четырёх Д». Поэтому ряд пунктов протокола Потсдамской конференции гласил, что будет «создан германский административный аппарат» и учреждён ряд «существенно важных» центральных германских административных департаментов «в областях финансов, транспорта, коммуникаций, внешней торговли и промышленности». То есть, иными словами, в данном протоколе был, по сути, обозначен путь формирования центрального германского правительства, с которым можно будет в дальнейшем подписать мирный договор.

Как уже говорилось, проблема мирного договора с Германией в Потсдаме не обсуждалась. Она была возложена на Совет министров иностранных дел (СМИД), который был тогда учреждён по настоянию американской стороны вместо ЕКК для подготовки мирных договоров с поверженными европейскими державами: Германией и её военными сателлитами — Италией, Болгарией, Венгрией, Румынией и Финляндией. Однако, как справедливо подчеркнул профессор Ю.В. Галактионов,[430] суть самого германского вопроса союзниками не была определена, и его чёткой и общепризнанной дефиниции так никогда и не возникло. В Потсдаме победители договорились лишь о принципах, которыми они будут руководствоваться в отношении Германии в начальный период её оккупации. Предполагалось, что эти принципы лягут в основу мирного договора или будут заменены какими-то новыми четырёхсторонними соглашениями. В связи с этим обстоятельством вполне можно согласиться с мнением бывшего американского госсекретаря Генри Киссинджера, который в свой работе «Дипломатия» справедливо написал о том, что «Потсдам почти ничего не решил», «многое осталось в подвешенном состоянии» и «наиболее жгучие проблемы были переданы министрам иностранных дел для дальнейшего обсуждения».[431]

Как уж говорилось, после завершения войны вся территория Германии была поделена на четыре оккупационные зоны: советскую (Саксония, Тюрингия, Галле-Мерзебург, Магдебург, Анхальт, Бранденбург и Мекленбург — Передняя Померания), американскую (Бавария, Гессен, северная часть Бадена и Вюртемберга), английскую (Вестфалия, Ганновер, Брауншвейг, Ольденбург, Шаумбург-Липпе и северная часть Рейнской области) и французскую (Вюртемберг, Пфальц, южная часть Бадена и Рейнской области). Дальнейшая судьба германского вопроса по решению Потсдамской конференции передавалась на рассмотрение СМИД, в состав которого тогда вошли главы четырёх дипломатических ведомств постоянных членов Совета Безопасности ООН — Вячеслав Михайлович Молотов (СССР), Джеймс Фрэнсис Бирнс (США), Эрнест Бевин (Великобритания) и Жорж Бидо (Франция), — к которым чуть позднее присоединится и министр иностранных дел Китая Сун Цзывэнь.

Совет министров иностранных дел, учреждённый на Потсдамской конференции, собирался на свои рабочие сессии всего шесть раз в течение пяти лет в 1945–1949 гг., где обсуждал десятки совершенно разных вопросов, но каждый раз одним из главных был именно германский вопрос. Однако СМИД так и не смог решить проблем германского урегулирования, поскольку разногласия между Москвой и её западными «партнёрами» по многим ключевым вопросам, особенно касающимся европейских держав и проблем, носили антагонистический характер.