Новый Мир ( № 4 2005) - Новый Мир Новый Мир

“Кардинальное отличие гипотетической новой смуты от старых русских смут состоит в том, что она произойдет в ситуации русского этнического надлома: впервые за последние пятьсот лет русские перестали ощущать себя сильным, уверенным и успешным в истории народом, что означает драматическое уменьшение шансов России и русских на повторную „сборку” после хаоса смутного времени. Из новой точки бифуркации мы можем и не выйти единой страной и единым народом”.

Александр Тарасов. Творчество и революция — строго по Камю. Левая молодежь создает свою культуру. — “Свободная мысль-ХХI”, 2004, № 8.

“<…> незаметно складывается новая субкультура, не являющаяся типичной молодежной субкультурой (подобной хиппи, панкам или скинхедам), а скорее представляющая собой новую революционную контркультуру наподобие революционной контркультуры 60 — 70-х годов XIX века в России. Ситуация в молодежном мире все больше напоминает этот период российской истории: с одной стороны, „широкие слои” молодежи в результате общественных, экономических и культурных деградационных процессов отброшены на уровень середины XIX века; с другой — существуют небольшие островки „элиты” (дети „высшего общества”); с третьей — формирующаяся разночинная революционная контркультура в интеллектуальном и творческом отношениях не только не уступает, но и откровенно превосходит уровень культуры молодежи из „высших слоев”. В России — впервые после Революции 1917 года — начинает формироваться, выражаясь языком „теории элит”, контрэлита, которая сможет в будущем вполне обоснованно предъявить свои права на власть и которая уже сейчас воспринимает сложившееся социальное, политическое, экономическое и культурное устройство как убогое, отсталое, не соответствующее ни требованиям XXI века, ни ее, контрэлиты, запросам и предпочтениям”.

Автор — содиректор Центра новой социологии и изучения практической политики “Феникс”.

Е. Тарасова. “Улисс” forever . — “Иностранная литература”, 2004, № 12.

“Почему празднуют Блумсдэй? Потому что”.

Здесь же — беседа с Екатериной Гениевой “О несостоявшемся священничестве и состоявшемся писательстве”: “<…> одно то, что два человека, определившие движение отечественного поэтического слова, Анна Ахматова и Осип Мандельштам, внимательно читали роман и взяли для своих произведений эпиграфы из „Улисса””.

С. В. Утехин. “Я жил в Англии и США, но никогда не принимал их подданства”. — “Посев”, 2005, № 1.

Сергей Васильевич Утехин скончался 11 июля 2004 года. Публикуется его беседа 1992 года с Андреем Владимировичем Морозовым. (См. текст беседы также: <http://www.amorozov.ru/inviews/utehin_sergey> ).

“— Что за человек был Керенский?

— Он был очень порядочным, в некоторой степени наивный. Самое важное то, что в 1916 году ему вырезали почку и в 17-м почти все время у него были сильные боли. Вы помните, наверное, что он был истеричный и в обморок падал? Так это он в обморок от болезни падал, он не выдерживал болей.

— Это правда, что он был великолепным оратором?

— Он был одним из трех величайших ораторов того времени. Первым был Троцкий, второй — Пуришкевич. <…>

— Был ли Керенский убежден в том, что Ленин — немецкий шпион?

— Он никогда не был в этом убежден. Он даже не представлял, чем тот занимался в эмиграции”.

В этом же номере “Посева” — С. В. Утехин, “О понимании истории. (Неопубликованные заметки)”; “Можно сказать (с Гегелем, но не по Гегелю), что смысл истории — в свободе ”.

Александр Ципко. Перестройка. Двадцать лет спустя. — “Литературная газета”, 2005, № 1, 19 — 25 января.

“Перестройка, как она произошла, могла быть создана только студентом МГУ, дорвавшимся до власти, который даже должность генсека хотел использовать для компенсации утерянного в молодости, для того, чтобы писать статьи, издавать книги, чтобы стать человеком, которого слушают”.

Вадим Цымбурский. Расколотая Россия, или “Питерский” проект. — “АПН”. Проект Института национальной стратегии. 2005, 19 января <http://ww.apn.ru>.

“<…> основная черта любой цивилизации — это переживание своего народа как основного человечества, а своей земли как основной земли . В 1634 году немецкому путешественнику Адаму Олеарию новгородский старый монах показал икону, где была изображена толпа иноземцев, свергаемых чертями в ад. На вопрос — „Неужели все, кроме русских, погибнут?” — монах ответил: немцы и другие иноземцы могут спастись, если обретут русскую душу. В 1937 году, в канун своего ареста, Осип Эмильевич Мандельштам написал стихи о том же: „я, дичок, убоявшийся света, становлюсь рядовым той страны, у которой попросят совета все, кто жить и воскреснуть должны”, — утверждая, что в конечном счете вечная жизнь и воскресение связаны прежде всего с приобщением к опыту России. <…> Вспомним слова Достоевского о русском как всечеловеке. Ведь если русский человек способен произвести из себя самого образ всего человечества во всех вариантах — из этого следует прямой вывод, что в принципе без остальных можно обойтись. Русский человек произведет человечество из себя самого”.

“Русского народа сейчас просто нет. Есть скопище того, что политологи называют „атомизированные потребители”. Но мы знаем и другую вещь. Претерпевания нашей цивилизации в 20 веке, окончательное крушение аграрно-сословной культуры, затрудненное, драматическое развитие культуры городской и потом наползание на нее международной космополитической культуры — все это привело к тому, что народ чрезвычайно пластичен и аморфен. Он в принципе никакой. Россия — страна, в которой как, может быть, нигде может реализоваться формула Брехта: когда власти неугоден народ, власть всегда может распустить этот народ и набрать себе новый . Акцентируя определенные группы людей, определенные типы людей, определенные социальные и психологические слои. Я глубоко убежден в том, что в конечном счете власть, сформированная вокруг этих оппозиционных центров, имела бы самые серьезные шансы сформировать новый народ, провозгласив контроль этого народа над элитами и фактически осуществляя контроль над элитами от имени не существующего в данный момент, пока еще не существующего народа”.

Человек утратил сущность. Философ Сергей Хоружий в поисках новой антропологии. Беседу вела Майя Кучерская. — “Российская газета”, 2005, 15 января <http://www.rg.ru>.

Говорит Сергей Хоружий: “Человек стал меняться — резко, неконтролируемо и притом непонятно: общее у всего списка в том, что эти явления не укладываются в обычные европейские представления о человеке, европейскую антропологическую модель. В основе ее два понятия: человек в ней рассматривается как сущность и как субъект; и оба приходится отвергнуть. Сущность человека — это его внутреннее ядро, твердая неизменная основа, набор присущих ему свойств и черт, кратко — сама „человечность” человека. И главный, если угодно, урок из современного опыта — то, что никакой такой сущности просто нет, человек ею не наделен. Тем самым классическая антропология в корне непригодна, и перед нами задача поиска новой модели человека”.

Владимир Яранцев (Новосибирск). Литература в “космосе”. Размышления над книгой о природе настоящей литературы. — “День и ночь”, Красноярск, 2004, № 9-10, ноябрь.

“Преодолению этой инерции „обломовщины” в русском космизме и посвящено, на наш взгляд, творчество А. Платонова…” Многословные размышления в связи с книгой новосибирского филолога Эдуарда Бальбурова “Поэтическая философия русского космизма” (Новосибирск, 2003).

Составитель Андрей Василевский.

 

 

 

“Арион”, “Вопросы истории”, “Дети Ра” , “Журнал Поэтов”,

“Знамя”, “Звезда”, “Слово-Word”

Андрей Арьев. Зырянин Тютчев. — “Звезда”, Санкт-Петербург, 2004, № 12 <http://www.zvezda.ru>.

Эссе о поэте Сергее Стратановском по случаю его 60-летия.

“Стратановский далек от традиционализма, не будучи в то же время, что очень существенно для понимания природы его поэзии, сторонником авангардистских, тем более постпостмодернистских крайностей. Ему чуждо понимание искусства как иронической игры со знаками культуры. Искусство — и прежде всего поэзия — имеет, полагает он, прямое отношение к онтологическим ценностям человеческой жизни: к любви, к радости, к горю, к вере и неверию. Стихотворение представляется Стратановскому неким цветком в захолустье, диковинной красоты существом, въяве растущим и крепнущим на глазах читателя. (Не знаю, как Стратановскому, а мне, читателю, так и представляется почти каждое его произведение. — П. К. ) <…> Из того, что Стратановский „мыслит мифами”, вывода о его собственном „мифотворчестве” не последует. „Мифологию” он скорее дискредитирует. Во всяком случае, „современную мифологию”. Лирический субъект этой поэзии — человек бунтующего сознания. <…> Очень ответственное эстетическое кредо Стратановского сводится к желанию обнаружить неведомое в пошлом, истинное в банальном, к попытке раскрыть ходульное выражение как лирическое. Это своего рода „остранение остранения”…”.