Ганнибал. Роман о Карфагене - Гисперт Хаафс

Гадзрубал набрал в грудь воздух, заложил три пальца в рот и громко свистнул.

— А знаешь, где ты мог еще его видеть, Тигго? — Он наклонился и вытер клинок о траву. — Честный владелец торгового дома Деметрий из Тараса вот уже двадцать лет, то есть с тех пор, как здесь был основан город, доставляет сюда товары. Он один из наиболее близких партнеров Ганнона.

— Ганнона Дремучего? — Антигон не сводил глаз с окаменевшего лица Гадзрубала.

— Ганнона Крысы, Ганнона Стервятника, Ганнона — губителя Карт-Хадашта. А вообще-то я признателен тебе, мой старый друг Тигго.

Из сада, звеня оружием, выбежали караульные.

— За что?

— За это. Один бы я не справился. Как хорошо, что ты случайно оказался рядом, — Гадзрубал потрепал грека по плечу. — Совсем не плохо для старика, Тигго. Тебе еще рано на покой.

Когда караульные унесли трупы, оцепили сад и занялись поисками, возможно, скрывавшихся в нем других наемных убийц, Гадзрубал отвел грека к загону с фламинго.

— До чего же славные птицы…

— Давай лучше поговорим о Ганноне.

— Мы ничего не сможем доказать, Тигго. Он скажет: «Кто? Деметрий из Тараса? Ну да, я торгую с ним. Но друзья, пуны, соотечественники, как я мог знать, что он занимался такими грязными делами?»

Эти дни в Новом Карт-Хадаште оказались очень приятными. Стояла теплая сухая погода. Гадзрубал готовился к весенней кампании, и старейшины, как ни странно, почти не мешали ему. Они предпочитали проводить время в одной из башен цитадели, где не было недостатка в еде, винах и красивых девушках. По слухам, они закатывали там оргии и предавались всевозможным извращениям.

Вечерами Антигон вместе с Бомилькаром, кормчим и матросами своего корабля часто допоздна сидел в тавернах, а ночи проводил у вдовы изготовителя изделий из слоновой кости в «Селении ремесленников». Но больше всего ему нравилось быть рядом с Гадзрубалом и его женой Ктушей. Она родилась на крутом склоне большого острова Клумиуза, где пунийские поселенцы за несколько веков создали целую систему оросительных каналов. Но восемь лет назад римляне вырезали там всех пунов, и с тех пор плодородная почва захирела. В этот зимний месяц Антигон и Гадзрубал неоднократно пытались уговорить Ктушу отплыть вместе с четырьмя детьми на «Порывах Западного Ветра» в Ливию.

— Но ведь весной…

— А что весной? — Глаза Ктуши спрятались за выгоревшими ресницами. — Что бы там ни было, Тигго, у меня есть муж, двое сыновей и две дочери. Я ни за что не расстанусь с ними. Пусть Гадзрубал отправляется в поход, а мы будем ждать его здесь.

— А в городе они в безопасности?

— Что значит в безопасности? — Гадзрубал нервно дернул плечом. — Здесь крепкие стены, воины и сорок тысяч жителей. Но убийцы могут проникнуть куда угодно. Тем не менее, — он хищно оскалил зубы, — Ктуша права в одном: лучше находиться подальше от Ганнона.

— Но римляне…

— Они близ Тарракона, то есть в десяти дневных переходах отсюда. Будь моя воля… — Он скрипнул зубами и отвернулся.

Антигон согласно кивнул. В общей сложности Гадзрубал Барка, Гадзрубал Гискон и Магон располагали девятьюстами тысячами пехотинцев, семью тысячами всадников и пятьюдесятью слонами. Гадзрубал намеревался зимой сосредоточить все разбросанные по Иберии войска в одном месте и весной нанести по легионам сокрушительный удар. Но у старейшин были совсем другие планы. Гадзрубалу Гискону поручалось пройти огнем и мечом по землям тартезиев и лузитанов, Магону — защищать Черные горы и серебряные рудники, а Гадзрубалу Барке — разгромить карлезиев, считавшихся союзниками Рима.

Поэтому весной Антигон, простившись с братом Ганнибала, взошел на свой корабль. Гребцы ударили по воде длинными веслами, судно оттолкнулось от пристани, и грек прощальным взором окинул квадратные стены и утопавший в зелени садов дворец. Он надеялся уже через несколько месяцев вновь встретиться с Гадзрубалом. Но увидел он его только через два с половиной года и уже до конца жизни не мог забыть этого жуткого зрелища.

Весенний ветер, от которого море словно ошалело, отнюдь не благоприятствовал начинанию Антигона. Сильные порывы относили корабль все дальше и дальше на север. Когда судно швырнуло в сторону и стремительно бросило в ложбину между громадными вспененными валами, Бомилькар приказал спустить и свернуть паруса и развернуться носом против ветра. Антигон, завернув на голове концы потемневшего от брызг плаща, стоял на мостике рядом с капитаном. Вслушиваясь в надрывный скрип крепящих мачту просмоленных канатов, он с ужасом думал, что еще немного, и они лопнут, и тогда конец. Но канаты выдержали, и судно, мелко подпрыгивая, словно огромное животное, начало медленно выбираться из пучины.

Утром ветер успокоился. Воздух стал прозрачен и чист. Антигон облегченно вздохнул и тут увидел неподалеку римскую пентеру, видимо скрывавшуюся в одной из бухт. Она медленно приближалась, и вскоре уже стали видны стоявшие вдоль бортов легионеры. Несколько стрел плеснуло по воде. Антигон стиснул зубы и спустился в гребное отделение. Здесь щелкал бичом надсмотрщик и полуголые гребцы тяжело ворочали рукоятками весел. Антигон вновь поднялся на палубу и с радостью убедился, что расстояние между «Порывами Западного Ветра» и пентерой начинает увеличиваться. Вскоре она как бы ушла в воду за горизонтом.

Однако на следующий день уйти от массалийской триеры уже не удалось. Она неслась прямо навстречу «Порывам Западного Ветра». Гребцы, сидевшие по правую сторону, тут же начали изо всех сил загребать назад, а те, кто сидел по левую, — нажимать вперед. Корабль медленно развернулся, весла дружно втянулись в гребные окошки, полотнище надулось, и ветер погнал судно. Однако триера также прибавила ходу. Вскоре она зацепилась за борт «Порывов Западного Ветра» «воронами». Антигон услышал топот, лязг, крики, увидел сбегающих по абордажным мостикам на палубу, воинов в весело сверкающих на солнце панцирях, и вдруг страшная боль обожгла голову.

Очнулся он от потока воды, окатившей лицо и грудь. В глаза ему ударили переливающиеся на волнах блики.

— Постойте, да это же Антигон из Кархедона! — прозвучал над ухом чей-то грубый голос. — А мы еще хотели провести его и остальных в цепях по набережной. Нет, пусть пока останется с кормчим на корабле. Дайте ему глоток вина. Пусть скорее придет в себя.

Антигон приподнялся и сразу узнал хорошо знакомую ему гавань Массалии, имевшую форму орхестры[159]. Бухта пестрела самыми разнообразными судами, вокруг возвышался густой лес мачт и снастей. Толпившиеся на набережной и предлагавшие свой товар торговцы фруктами и рыбаки мельком взглянули на окруженный стражниками корабль и вновь занялись привычным делом.

— И что теперь делать, господин и друг моего отца? — шепотом спросил Бомилькар, когда один из караульных на несколько минут удалился.

— Радоваться, — Антигон широким жестом обвел спускавшиеся к гавани амфитеатром холмы, эмблемы Массалии на бортах стоявших у причала военных судов, — Это очень древний и богатый город. Он может снарядить сто кораблей и выставить двадцать тысяч воинов. И он к тому же лучший друг Рима.

— И чему тут радоваться? — Бомилькар яростно почесал мускулистую руку, на которой, по обычаю моряков, было нарисовано синей краской загадочное морское существо.

— А вот чему: Массалия настолько могущественна, что Рим не счел нужным посылать сюда своих легионеров, а может, просто не отважился это сделать. Значит, наши судьбы всецело зависят только от массалиотов, а не от этих варваров.

Власти Массалии объявили «Порывы Западного Ветра» собственностью города и обязали его команду служить на своих военных судах. Антигона же как знаменитого и богатого купца и потомка тех, кто в немалой степени способствовал процветанию Массалии, и Бомилькара, сына богатого члена Совета Карт-Хадашта, заключили в крепость, но позволили оставить при себе весьма значительную сумму денег — драхм, шекелей, денариев[160]. У них было все — вино, прекрасная еда, мягкие постели вместо соломенных подстилок, свитки папируса с записями различных произведений, женщины. Недостаток они испытывали только в свободе.

Антигон узнал, что его брат Аттал умер четыре года назад, оставив все имущество единственному оставшемуся в живых сыну. Тридцатилетний виноторговец и судовладелец Аркезилай посетил в крепости своего дядю, которого он, правда, никогда до этого не видел, и несколько смущенно предложил, с согласия городского Совета, поместить Антигона в своем доме под надежной охраной. Грек после короткого раздумья отказался, не желая стеснять семью племянника. Тогда Аркезилай позаботился о переводе их в более светлое и просторное помещение, обещал известить об их бедственном положении «Песчаный банк» и попытаться разыскать Томирис из Китиона. Антигон всерьез опасался, что без его помощи они до окончания войны будут вынуждены оставаться в Массалии. Не исключено, что в конце концов его как друга и банкира Баркидов выдадут Риму. Бостар, безусловно, попытается их выручить, но лучше все-таки постараться выбраться отсюда с помощью Томирис. Киприотка не принадлежала ни к одной из воюющих сторон, а ее торговые дома находились на островах, принадлежавших частично Селевкидам, частично Египту. Поэтому ее появление здесь не могло вызвать подозрений.