Роковая женщина - Майкл Корда

Никто не догадывался, что эта тихая, незаметная молодая женщина владеет самой роскошной и малодоступной в Нью-Йорке службой эскорта — «Социальный реестр», чьи телефонные номера сохранялись в строгой тайне теми мужчинами, которые были в состоянии пользоваться ее услугами.

— Сколько лет, сколько зим, — любезно сказала Брук, пожимая руку Алексе. В том, как она здоровалась, было нечто до странности мужеподобное — не в силе ее хватки, та была вполне дамской, а в том, как сна держалась: прямо, как сержант морской пехоты — сходство еще более подчеркивалось ее ростом, — поставив ноги в пристойных лакированных туфлях на низких каблуках ровно под углом в сорок пять градусов.

Алекса невольно выпрямила спину и расправила плечи. Не то, чтобы ее осанка была плоха — исходя из любых разумных стандартов, она была превосходна, — но стандарты Брук Кэбот не сводились к разумным.

Как слишком хорошо пришлось узнать Алексе, совершенство — и то едва бы удовлетворило Брук, которая была способна с другого конца комнаты сосчитать количество стежков в шве. Алекса обнаружила, что мысленно внезапно принялась ревизовать собственный облик. Угольно-серый костюм от Донны Каран? Прекрасно, но несколько вызывающе, и юбка, возможно, коротковата на дюйм или два. Белая шелковая блуза? Неплохо, но Брук никогда бы не позволила ей расстегнуть верхние пуговицы. Черные колготки в сеточку? Брук немедленно отослала бы ее домой. Она настаивала на чулках естественного оттенка кожи, разумеется, без швов. Брук всегда умела заставить ее почувствовать себя как кролик, внезапно застигнутый на шоссе надвигающимся светом фар, и отнюдь этому не разучилась. Алекса заставила себя отбросить чары.

— Ты прекрасно выглядишь, — сказала она. Кстати, это была правда. У Брук было одно из тех аристократических лиц, над которыми словно не властен возраст, с кожей чистой, гладкой и пышущей здоровьем как на рекламе мыла.

— Спасибо. Ты тоже. И ты прекрасно следишь за собой, Алекса. Саймон, как мило тебя видеть.

— Как бизнес, Брук? — вежливо осведомился Саймон. Он питал к Брук большое почтение, во-первых, как к деловой женщине, но прежде всего — как к личности, с которой не следует ссориться.

— Процветает. — Мало кто знал, чем Брук зарабатывает на хлеб. Саймону, с его пристрастиями к ночной жизни, естественно, об этом было известно. Она никогда не распространялась открыто о своих делах — по вполне понятным причинам, однако строго соблюдала секретность лишь в своем кругу, — а Саймону давно ясно дала понять, что он к ее кругу не принадлежит.

— Я много читала о вас, — обратилась она к Аарону Даймонду с самой изысканной и светской из своих улыбок. — Так приятно наконец познакомиться с вами.

— Да? А в каком бизнесе вы заняты?

— Бизнесе?

— Вы только что сказали, что ваш бизнес процветает.

Брук рассмеялась. Это был мягкий музыкальный смешок, звучавший так, будто ее специально обучали ему в детстве, наряду с танцами, правильной осанкой и разговорным французским. Скорее превосходная светская любезность, чем признак веселья. Брук считала, что все нужно делать «правильно», даже в самых ординарных мелочах, а единственно правильным для нее было то, чему ее учили.

— У меня служба сервиса, — непринужденно сказала она. — Знаете, маленькая компания с избранной клиентурой.

Даймонд закивал с умным видом.

— Вы — сообразительная девушка, — сказал он, затем сделал паузу, явно, чтобы вспомнить, на каком побережье находится, определил свои координаты и переключился на то, что считал своим голосом для Восточного Побережья — забавную смесь жаргона «крутого парня» из Бруклина, пропущенного сквозь фальшивый британский акцент, который он, несомненно, нахватал из манеры, принятой в Гарварде, Йеле и Гротоне. — Вы абсолютно правы, — вывел он бассо профундо[37]. — Я веду свой бизнес абсолютно по тому же принципу, молодая леди. Я сохраняю его и небольшим, и классным, я бы сказал, элитным. Мне все время звонят разные люди, умоляют, чтобы я их представлял. Знаете, что я им отвечаю? «Отправляйтесь к Уильяму Моррису, туда вам и дорога…» — Лицо Даймонда озарилось страстью. Как большинство представителей предпринимательского мира Западного Побережья, он говорил о себе так, словно испытывая глубоко религиозные переживания. — Скажу вам прямо — я слишком стар, чтобы заниматься тем, что мне неинтересно. Теперь возьмем мисс… э-э э… Уолдхейм…

— Уолден.

— Так я и сказал. У нас есть замечательная история. Прекрасная молодая женщина, пожилой мужчина…

— Весьма пожилой, — вставила Брук, сладко улыбаясь Алексе.

— Господи Иисусе! Баннермэн был совсем не стар, — у Даймонда вновь прорезался нормальный голос. — Ему и шестидесяти пяти не было. Конечно, он не следил за собой так, как я… Однако если взять историю мисс Уолдман — у нас есть секс, у нас есть любовь, у нас есть деньги. С такой комбинацией, поверьте мне, мы не прогадаем.

— Пожалуйста, не могли бы мы поговорить о чем-нибудь другом? — сказала Алекса. Представься ей шанс, она бы бросилась к двери, но сейчас она оказалась в окружении — мансарда заполнялась людьми — либо теми, кто знал, что близится время выхода самого Хьюго Паскаля к ланчу, либо просто опоздавшими, преисполненными уверенности, что до их прибытия ничего интересного не случится.

При звуке слов «секс» и «деньги», сэр Лео Голдлюст придвинулся ближе, украдкой поглядывая то на Алексу, то на Брук, в то время, как полдесятка окружающих продолжали беседовать громкими голосами. Как ни велика была мансарда, все хотели оказаться в ее центре, и гости сбились здесь с плотностью, не меньшей, чем в вагоне нью-йоркского метро в час пик. На огромных свободных пространствах Паскалевы байкеры расставляли столы, пихая друг друга, как резвящиеся гориллы. Мучнолицая рок-группа, возникшая ниоткуда, разразилась оглушительной песней — как будто прямо над головами раскатился гром. Шум был так силен, что на миг Алексе показалось, будто она действительно видит, как звуковые волны пульсируют и мигают в тяжелом, прокуренном воздухе, но потом осознала, что это одна из светоустановок Паскаля, пережиток шестидесятых годов, когда он придумывал «хепеннинги», или, во всяком случае, перенесенная из театра в гостиную.

Голову Алексы сдавило как в преддверии мигрени. Певец, неврастенического вида блондин с лицом жертвы тяжелого детства и конституцией альбиноса, облаченный в обрывки кружев, черную кожу и цепи, вопил в микрофон, усиливавший слова до состояния бессмысленного шума. Когда Алекса вошла в мансарду, там было тепло, теперь же установилась удушливая жара, усиленная запахами духов и марихуаны. Сигаретный дым, как смог над Лос-Анджелесом, если наблюдать его с самолета, стлался пластами.

— У Алексы всегда был талант общаться с пожилыми мужчинами, — не правда ли, дорогая? — в ее голосе не было ни тени враждебности, но светлые глаза были холодны. Брук никогда ничего не забывала и ничего не прощала. Она могла уволить тех, кто работал на нее за малейшую промашку, но тот, кто уходил от нее сам, становился ее врагом на всю жизнь.

Алекса ушла сама. Если б ей повезло, она могла бы еще многие годы не встречаться с Брук, но удача ей изменила.

— Не уверена, что знаю, о чем ты говоришь, — сказала она.

— О, я думаю, что ты знаешь, Алекса. — Она улыбнулась. — Тебе следовало бы сохранять связь со старыми друзьями. Нам нужно как-нибудь пообедать вместе, и славно посплетничать.

— Это было бы прекрасно, — ответила Алекса, хотя от мысли о том, чтобы сплетничать с Брук Кобот ее бросило в холодный пот. По части добывания чужих секретов Брук обладала талантом следователя КГБ. У Алексы не было ни малейшего намерения когда-либо встречаться с ней, если ей повезет.

— Ты давно знала мистера Баннермэна? — спросила Брук. — Я имею в виду — до того, как это случилось?

— Несколько месяцев.

— Правда? Я удивлена. У него была репутация человека, с которым трудно познакомиться. Я слышала, он сильно пил, бедняжка.

— Это совершенно неверно.

— Я так рада. Но все эти слухи… Ты знакома с его семьей? Такие прелестные люди. Милая Сесилия, настоящая современная Флоренс Найтингел, и Роберт, безусловно, самый красивый из них. Моя тетя замужем за одним из кузенов Баннермэнов, поэтому я слышала все семейные сплетни.

— Вот как? — холодно сказала Алекса, гадая, не пытается ли Брук спровоцировать ее. Она была вполне способна сочинить родственников — у нее могло вообще не быть тетки, или та просто не была замужем за кузеном Баннермэнов. Обычно Брук притворялась, будто знает больше, чем на самом деле, чтобы заставить собеседника ослабить осторожность, а потом безжалостно выжать из него сведения.

— Ты когда-нибудь встречала Артура? — спросила Алекса.