Пленительные наслаждения - Элоиза Джеймс

Когда она прикасалась к нему, он вздрагивал и норовил отвернуться. Во время рвотных позывов лицо его искажала гримаса. Габби видела, как он старается сохранить достоинство, когда его сражает боль. Один раз он открыл глаза, только чтобы сказать: «Не вини себя, любимая». Она даже решила, что он читает ее мысли. Да, она винила себя. Когда она думала о том, что, услаждаясь с ним, спровоцировала его мигрень, в душе просыпалось щемящее чувство. Если бы не она, Квил сейчас спокойно работал бы в своем кабинете, а не лежал полуживой в темноте.

Она вышла из комнаты бледная от бессонной ночи, с тенями под глазами. Ощущение вины оказало отрезвляющее действие на разум. Это не может продолжаться до бесконечности. Нужно выбирать одно из двух: навсегда оставить Квила или поговорить с Судхакаром. Третьего не дано.

* * *

– Я считаю твою идею неудачной, – решительно заявил Судхакар. – Это нельзя делать без его согласия. Каждый человек должен знать, чем его лечат.

Габби никогда не видела Судхакара таким сердитым.

– С Квилом по-другому не получится, – уныло протянула она, – а смотреть на его страдания просто невыносимо.

– Он должен сам сделать выбор.

– Мой муж – англичанин, – запричитала Габби. – Он никогда не выезжал за пределы этой страны. Ему трудно поверить, что его вылечит какое-то лекарство из Индии.

– Может вылечить, – поправил Судхакар. – И лекарство только приготовлено в Индии, на самом деле оно другого происхождения. Это средство избавляет от головных болей, вызванных телесными травмами.

– Но если я правильно поняла, в любом случае хуже не будет? – настаивала Габби. – Так почему не попробовать?

– Верно, лекарство не усугубит уже имеющихся физических недугов, если принимать его правильно. Риск осложнений хоть и невелик, но существует. Мое лекарство приготовлено из смертельного яда, Габриэла. И поэтому вдвойне важно, чтобы пациент сам принял решение. Мы не должны делать это за него.

– Но это для его же блага, – упиралась Габби. Бессонница, тревога и чувство вины выбивали барабанную дробь в мозгу, создавая угрозу нервного срыва.

– Мы… то есть я, – поправился Судхакар, – никогда не заставляю людей подчиняться моей воле. А ты, Габриэла, сейчас рассуждаешь как твой отец.

– Мой отец! – вскричала Габби. – Моему отцу ни до кого нет дела! Он и обо мне никогда не заботился. Я думаю об этом с тех пор, как села на корабль.

– Вопрос отеческой заботы к делу не относится. Твой отец полагает, что он лучше всех знает, что нужно жителям нашей деревни. И он добивается, чтобы люди следовали его правилам – не важно, согласны мы или нет.

– Не могу поверить, что вы сравниваете меня с моим отцом, – проговорила Габби после долгого молчания. Глаза ее были сухи, голова высоко поднята.

– Я говорю правду такой, какой ее вижу, – последовал откровенный ответ. – Если твой муж не хочет принимать мое лекарство, оставь его в покое. Предоставь ему право выбора.

Уязвленная тем, что ее уподобляют отцу, Габби ухватилась за последнюю соломинку, чтобы оправдать свои действия.

– Мой отец позволяет людям выбирать – или согласиться с ним, или покинуть деревню. Я совсем другой человек. Я люблю Квила. Люблю так сильно, что не смогу всю жизнь мириться с его мучениями. Мне придется… покинуть его.

– А это уже твой выбор, Габриэла. У меня были пациенты, которые оставляли своих умирающих супругов просто из сострадания. Нет ничего тяжелее, чем видеть, как мучается любимый человек.

У Габби задрожали губы.

– Я не хотела напоминать вам о вашем горе. Извините, Судхакар.

– Мой сын умер очень давно, – устало произнес он. – Со временем все забывается.

– Но я помню, когда заболел Джохар, вы испробовали все, что только можно. Вы давали ему лекарство, которое я принесла из дома, хотя вполне вероятно, Джохар отказался бы его принимать. Вы знаете, как он ненавидел моего отца.

– Джохар… Джохар умирал. Он уже не мог сам сделать выбор.

– Не вижу здесь разницы! – с жаром возразила Габби.

На лице Судхакара не дрогнул ни один мускул.

– Разница есть. Тайно давать лекарство тому, кто не умирает, – это в духе твоего отца. Ты воспитывалась в доме, где один человек ставил себя выше всех и с упорством, достойным лучшего применения, насаждал свои порядки – свое христианство, свою мораль. Я был бы разочарован, если бы ты переняла его методы.

– О Судхакар! – воскликнула Габби. – Мои действия не имеют ничего общего с его методами. Я люблю Квила!

– Это не меняет дела. – Судхакар обвел взглядом библиотеку. – Мне было приятно вновь тебя встретить, в твоем доме. И я рад видеть тебя замужней женщиной, моя маленькая Габриэла. Но завтра мне нужно возвращаться в мою деревню.

– Нет, – запротестовала Габби. – Вы не можете уехать, пока не поговорите с моим мужем.

– Это ничего не изменит, Габриэла, – вздохнул Судхакар. – Я давно убедился, что англичане обнаруживают удивительную неприязнь к неизвестным лекарствам. Особенно если эти лекарства приходят, как они выражаются, «с Востока». – Он взглянул на Габби с глубоким сочувствием и добавил: – Боюсь, тебе придется свыкнуться со страданиями твоего мужа.

Судхакар прав. Квил не станет принимать это лекарство. И не потому, что его привез индус, а из чистого упрямства. Если он сказал, что больше не будет иметь дел с шарлатанами, его уже не переубедишь. И все же она не теряла надежды.

– Дайте мне это лекарство, – попросила Габби, протягивая руку. – Прошу вас, Судхакар. – Эхо донесло до нее властный тон ее отца.

– Нет, детка, – произнес Судхакар устало.

У нее сжалось сердце, но она не отступала.

– Я приносила лекарство Джохару, потому что любила его. Я люблю своего мужа и хочу, чтобы вы дали мне для него лекарство. Вы говорили, что от него не будет вреда.

– Мой долг предупредить тебя, что ты совершаешь ужасную ошибку, Габриэла.

Пожилой индус тяжело вздохнул и, открыв саквояж из красного гобелена, достал небольшой пузырек.

– Я сделала свой выбор, – проговорила Габби. – Квил почти наверняка бросит меня, когда узнает. Но я должна быть уверена, что испробовала все, чтобы избавить его от приступов. Если это не поможет, мне придется его покинуть. Но в любом случае так продолжаться не может.

– Теперь я вижу, что ты дитя своего отца, – печально покачал головой Судхакар. – Тебе известна история первой женитьбы твоего отца? Он обращал жителей деревни в христианство, но не добился успеха. Тогда он женился на бедной маленькой Бале, зная, что, будучи ее мужем, сможет навязать ей свою религию.

– Я этого не знала.

– Но у него ничего не вышло, – грустно продолжал Судхакар. – Когда умер их ребенок, твой единокровный брат, Бала покончила с собой – она не смогла без него жить. У твоего отца после этой трагедии пропало желание заниматься спасением душ. И тогда он занялся бизнесом.