Дорога в рай (Рассказы) - Роальд Даль

    Когда я подбежал к ней, она вцепилась лапой в кусок шкуры кролика, пытаясь схватить ее пастью, но ей мешал намордник. Другие собаки, с трудом дыша, подбежали к ней и неожиданно все набросились на "кролика", тогда я схватил ее за шею и оттащил в сторону, как говорил Клод, потом повалился вместе с ней на траву, обхватив обеими руками. Хозяева других собак также принялись не без труда разбирать своих питомцев.

    Тут, с трудом переводя дух, подоспел Клод. Он даже говорить не мог от волнения, лишь отдувался, стягивая с Джеки намордник и надевая ошейник и поводок. Мистер Физи тоже был здесь. Он стоял подбоченившись. Он поджал свой круглый ротик, и тот сделался похожим на шляпку гриба. Два глаза-камеры снова принялись пристально изучать Джеки с головы до пят.

    – Значит, разыграть меня решил, так? - сказал он.

    Клод наклонился над собакой и вел себя так, будто ничего не слышал.

    – Чтобы после этого я тебя здесь не видел, понял?

    Клод продолжал возиться с ошейником Джеки.

    Я услышал, как кто-то позади нас говорит:

    – Этот плосколицый мерзавец на этот раз обвел старика Физи вокруг пальца.

    Кто-то рассмеялся. Мистер Физи ушел. Клод выпрямился и направился вместе с Джеки к мотальщику в синем пиджаке, который сошел с платформы.

    – Сигарету, - сказал Клод, протягивая пачку.

    Тот взял сигарету, а вместе с ней и свернутую пятифунтовую банкноту, которую Клод держал между пальцами.

    – Спасибо, - сказал Клод. - Большое спасибо.

    – Не за что, - ответил мотальщик.

    Затем Клод повернулся в мою сторону:

    – Все деньги поставил, Гордон?

    Он подпрыгивал на одном месте, потирая руки и похлопывая Джеки, а губы его, когда он задал мне свой вопрос, дрожали.

    – Да. Половину на двадцать пять, половину на пятнадцать.

    – О господи, Гордон, это чудесно. Погоди здесь, пока я схожу за чемоданом.

    – Возьми с собой Джеки, - сказал я, - и сиди в машине. Увидимся позже.

    Около букмекеров на этот раз никого не было. Я был единственным человеком, который пришел получить какие-то деньги. Я шел танцующей походкой, меня всего прямо распирало от восторга. Сначала я подошел к первому букмекеру, человеку с пылающим лицом и остатками чего-то белого на губах. Остановившись перед ним, я принялся неторопливо искать в пачке два его билета. Его звали Сид Прэтчетт. На доске крупными золотыми буквами на розовом фоне было написано: "Сид Прэтчетт. Лучшие шансы в Мидлендс57. Быстрое разрешение спорных вопросов".

    Я протянул ему первый билет со словами:

    – С вас семьдесят пять фунтов.

    Это прозвучало настолько приятно, что я произнес то же самое еще раз, будто то была строка из песни.

    – С вас семьдесят пять фунтов.

    Я и не думал потешаться над мистером Прэтчеттом. Он мне начинал нравиться, и даже очень. Мне было жаль, что ему придется расстаться с такими большими деньгами. Но я надеялся, что его жена и дети от этого не пострадают.

    – Номер сорок два, - сказал мистер Прэтчетт, поворачиваясь к своему помощнику, который держал в руках толстый блокнот. - Сорок второй хочет семьдесят пять фунтов.

    Пока помощник водил пальцем по столбикам ставок, мы молчали. Он дважды провел пальцем по столбикам, потом посмотрел на своего босса и покачал головой.

    – Нет, - сказал он. - Выплаты не будет. Этот номер поставлен на Улитку.

    Не слезая с ящика, мистер Прэтчетт наклонился и заглянул в блокнот. Казалось, слова помощника насторожили его, и на огромном пылающем лице появилось выражение озабоченности.

    "Ну и дурак же этот помощник, - подумал я. - Да сейчас, наверное, и мистер Прэтчетт скажет то же самое".

    Но когда мистер Прэтчетт повернулся ко мне, в его сузившихся глазах появилась враждебность.

    – Послушай-ка, Гордон58, - тихо произнес он. - Давай не будем. Ты ведь отлично знаешь, что ставил на Улитку. Так в чем же дело?

    – Я ставил на Черную Пантеру, - сказал я. - Две разные ставки по три фунта каждая, двадцать пять к трем. Вот второй билет.

    На этот раз он даже не удосужился заглянуть в записи.

    – Ты ставил на Улитку, Гордон, - сказал он. - Я помню, как ты подходил.

    И с этими словами он отвернулся от меня и стал стирать мокрой тряпкой клички остальных собак, принимавших участие в забеге. Помощник закрыл блокнот и закурил. Я стоял, смотрел на них и чувствовал, как весь покрываюсь потом.

    – Дайте-ка мне посмотреть ваши записи.

    Мистер Прэтчетт высморкался в мокрую тряпку и бросил ее на землю.

    – Слушай, - сказал он, - может, ты прекратишь раздражать меня? Проваливай.

    Дело было вот в чем: на билете букмекера, в отличие от билета на тотализаторе, ваша ставка никак не расписана. Это общепринятая практика, распространенная на всех площадках для собачьих бегов в Англии, будь то Силвер-ринг в Ньюмаркете, Ройал-инклоужэ в Аскоте или в деревушке близ Оксфорда. Вам дают карточку, на которой написаны лишь фамилия букмекера и серийный номер. Сумма ставки вносится (или должна вноситься) помощником букмекера в специальную книгу вместе с номером билета, но кроме этого нет никаких следов того, на что вы поставили и сколько.

    – Давай пошевеливайся, - еще раз сказал мистер Прэтчетт. - Убирайся отсюда.

    Я отступил на шаг и бросил взгляд вдоль ряда стендов. Ни один из букмекеров не смотрел в мою сторону. Каждый из них неподвижно стоял на деревянном ящике под доской со своей фамилией и смотрел прямо в толпу. Я подошел к следующему букмекеру и предъявил билет.

    – Я поставил три фунта на Черную Пантеру при двадцати пяти к трем, твердо произнес я. - С вас семьдесят пять фунтов.

    Этот, с рыхлым воспаленным лицом, проделал в точности все то же самое, что и мистер Прэтчетт, - задал пару вопросов помощнику, заглянул в блокнот и ответил так же.

    – Что это с тобой? - тихо произнес он, обращаясь ко мне, словно я был восьмилетним мальчишкой. - Так глупо пытаешься меня провести.

    На этот раз я отступил подальше.

    – Вы, грязные воры! Мерзавцы! - закричал я. - Это к вам всем относится!

    Все букмекеры автоматически, как игрушечные, повернули головы в мою сторону и посмотрели на меня. Выражения их лиц не изменились. Повернулись только головы, все семнадцать, и семнадцать пар холодных стеклянных глаз посмотрели на меня сверху вниз. Ни малейшего интереса я ни у кого не увидел.

    "Кто-то что-то сказал, - казалось, говорили они. - Мы ничего не слышали. Отличный сегодня денек!"

    Предвкушая скандал, вокруг меня начала собираться толпа. Я побежал обратно к мистеру Прэтчетту и, приблизившись к нему, ткнул его пальцем в живот.

    – Ты вор! Паршивый мелкий воришка! - закричал я. Самое удивительное, что мистера Прэтчетта, похоже, это не возмутило.

    – Ну ты даешь, - сказал он. - Вы только посмотрите, кто это говорит.

    Неожиданно его лицо расплылось в широкой лягушачьей ухмылке. Он оглядел толпу и громко произнес:

    – Вы только посмотрите, кто это говорит!

    И тут все рассмеялись. Букмекеры ожили, стали со смехом поворачиваться друг к другу, показывать на меня и кричать:

    – Смотрите, кто это говорит! Вы только посмотрите, кто это говорит!

    В толпе слова подхватили. А я все стоял рядом с мистером Прэтчеттом с толстой пачкой билетов в руке, толщиной с колоду карт, слушал их и чувствовал себя не очень-то хорошо. Я видел, как за спиной столпившихся вокруг меня людей мистер Физи уже выводит на доске мелом состав участников следующего забега. А еще дальше, на краю поля, я увидел Клода, который ждал меня с чемоданом в руке.

    Пора было возвращаться домой.

Тайна мироздания

    На рассвете моей корове понадобился бык. От этого мычания можно с ума сойти, особенно если коровник под окном. Поэтому я встал пораньше, позвонил Клоду на заправочную станцию и спросил, не поможет ли он мне свести ее вниз по склону крутого холма и перевести через дорогу на ферму Рамминса, чтобы там ее обслужил его знаменитый бык.

    Клод явился через пять минут. Мы затянули веревку на шее коровы и пошли по тропинке. Было прохладное сентябрьское утро. По обеим сторонам тропинки тянулись высокие живые изгороди, а орешники были усыпаны большими зрелыми плодами.

    – Ты когда-нибудь видел, как Рамминс спаривает? - спросил у меня Клод.

    Я ответил, что никогда не видел, чтобы кто-то по правилам спаривал быка и корову.

    – Рамминс делает это особенно, - сказал Клод. - Так, как Рамминс, не спаривает никто на свете.

    – И что он делает особенного?

    – Тебя ждет приятный сюрприз, - сказал Клод.

    – Корову тоже, - сказал я.

    – Если бы в мире знали, как Рамминс спаривает, - сказал Клод, - то он бы прославился на весь белый свет. В науке о молочном скотоводстве произошел бы переворот в масштабе всей вселенной.