Жизнь Марианны, или Приключения графини де *** - Пьер Мариво

Именно ее посещение и навело матушку на мысль о том, кто был виновником моего похищения, этой догадкой она и руководствовалась в своих поисках исчезнувшей дочери.

Моя история должна была выплыть наружу: госпожа де Фар, несомненно, все разболтала; долговязая худая дама оказалась достаточно осведомленной, она была злая и чванливая женщина; в ее речах при нашем свидании в монастыре сквозили дурные намерения,— очевидно, она-то и всполошила всех родственников, заставила их выступить в поход, чтобы не допустить оскорбления, которое собиралась нанести им госпожа де Миран, введя меня в свою семью; мое исчезновение могло быть лишь следствием их заговора.

Но как они похитили меня? Самочинно? Пустили в ход только свою ловкость? А может быть, получили разрешение на свой заговор? Может быть, даже они действуют при поддержке властей?

За мной приехали в карете. Какая ливрея была на кучере? Какова была наружность той женщины, которую якобы прислала моя матушка, чтобы привезти меня к ней из монастыря? Госпожа де Миран и ее сын провели настоящее расследование и все разузнали.

Сестра привратница видела кучера, она вспомнила, какая на нем была ливрея; она видела ту женщину, о которой шла речь, и запомнила ее черты, довольно приметные: лицо у нее было широкое и очень смуглое, рот большой, нос длинный; узнать такую нетрудно. Моя матушка и Вальвиль по описанию узнали в ней одну из горничных в доме госпожи де... жены министра, их родственницы.

На кучере была ливрея коричневого сукна с желтым галуном — такую ливрею носили слуги высокого должностного лица, двоюродного брата моей матушки, с которым они виделись чуть ли не ежедневно.

Какой вывод из всего этого можно было сделать? Не только тот, что тут орудовала родня госпожи де Миран и Вальвиля, но и тот, что сам министр ее поддерживал, поскольку его супруга поручила одной из своих горничных увезти меня; прийти к такому заключению было вполне естественно.

Все эти сведения они, впрочем, получили лишь на следующий день после моего похищения. В самый день похищения госпожа де Миран приехала после обеда, как и обещала мне в записке, о которой я говорила; но когда она явилась, сестра привратница, от которой только и можно было разузнать хоть что-нибудь, отсутствовала — ее послали с какими-то поручениями, так что пришлось приехать на следующее утро, чтобы поговорить с ней, и они прибыли уже довольно поздно, около полудня. Матушка чувствовала себя плохо и не могла выехать из дому в ранний час.

Мое похищение терзало ее сердце скорбью и тревогой. Право, она была словно мать, потерявшая дочь,— так мне рассказывали монахини моего монастыря и сестра привратница.

Ей стало дурно, когда она узнала, что со мной случилось, пришлось приводить ее в чувство; она не переставая плакала.

— Должна признаться, что я люблю ее,— говорила она настоятельнице, которая и передала мне ее слова.— Я так привязалась к ней, сударыня, да ее и нельзя не полюбить. Какое это сердце, какая душа, какой удивительный ум! Вы знаете, что у нее ничего нет, но вы и представить себе не можете, до чего ж я считаю ее благородной, великодушной, бескорыстной. Бедная моя девочка! Я не только люблю, я очень уважаю ее. Она обнаружила такие черты характера, которые умиляют меня до глубины души. Она любит меня самое, мое чувство к ней дороже для нее, чем помощь, которую я ей оказываю. Разве это не восхитительно при ее положении? Мне думается, она скорее умрет, чем решится чем-нибудь огорчить меня. И она так щепетильна, что если бы я разлюбила ее, она не стала бы ничего брать от меня. Я говорю вам сущую правду. И вот я потеряла свою дочку. Как же мне теперь ее найти? Что сделали с ней эти негодяи, мои родственники? Куда они девали ее?

— Но, сударыня, зачем им понадобилось похищать ее? — отвечала ей настоятельница.— Почему им было сердиться на то, что вы из милосердия делаете ей добро? Что им за интерес препятствовать этому?

— Увы, сударыня! — сетовала госпожа де Миран.— Все дело в том, что мой сын не чванлив и не тщеславен: у него достаточно здравого смысла, чтобы отдать ей справедливость, и достаточно сердечности, чтобы почувствовать, чего она стоит; они боятся, как бы он не слишком горячо полюбил ее и как бы я тоже не слишком нежно ее полюбила и не позволила бы сыну жениться на этой девушке. Рассказывать, как и где он ее видел, сейчас некогда, но вот в чем источник преследований, коим они ее подвергли. Из-за несчастной случайности они все узнали, по вине одной моей родственницы, глупейшей женщины и ярой сплетницы, которая не смогла придержать свой болтливый язык. Кстати сказать, они не ошибаются, опасаясь моей нежной любви к Марианне. Я считаю эту девочку сокровищем и полагаю, что осчастливила бы любого разумного мужчину, если бы женила его на ней.

Видите, как госпожа де Миран любила меня! Об этом свидетельствует откровенность ее признаний: она говорила все, она уже ничего не скрывала; она, которая требовала от нас с Вальвилем осмотрительности, сдержанности и благоразумия, вдруг под наплывом нежности ко мне, переполнявшей ее чувствительную душу, позабыла, что ей самой нужно молчать, и первая выдала нашу тайну; все вырвалось у нее в минуту смятения сердца. О, чудесное смятение, за которое я перед матушкой в неоплатном долгу, как ни была велика моя любовь к ней! Воспоминание об этом мгновении до сих пор исторгает у меня слезы. Да, дорогая моя, я все еще оплакиваю ее. Ах, боже мой, сколь моя душа обязана ей!

Увы! Больше нет у меня дорогой моей матушки, светлой, чистой души, и наша нежная любовь теперь живет лишь в моем сердце.

Пойдемте дальше, я слишком пространно об этом говорила, даже забыла о пришедшем в отчаяние Вальвиле, коего госпоже де Миран еще предстояло утешать; мать запретила ему показываться, и, когда она расспрашивала привратницу, он сидел в карете; и вот, собрав все сведения, она с тоской в душе, совсем больная, помчалась к министру в уверенности, что именно к нему надо ехать, чтобы услышать вести обо мне и найти меня.

Из всех своих родственников она больше всех была близка с госпожой де... супругой министра, и та тоже была очень к ней расположена; и хотя стало ясно, что эта дама потворствовала семейному заговору, матушка не сомневалась, что она с трудом на это решилась и теперь примет ее сторону, если им удастся поговорить.

И она правильно думала о госпоже де... Та и в самом деле сразу же отказалась поддерживать замысел родственников и, как вы увидите, выразила желание, чтобы меня оставили в покое.

Итак, госпожа де Миран и Вальвиль вдруг появились в той комнате, где мы находились. Матушка сперва спросила не министра, а его супругу, и слуги, которых ни о чем не предупредили, не зная, что делается в этой комнате, пропустили туда матушку с Вальвилем, немедленно отворив перед ними дверь.