Когда говорит кровь - Михаил Александрович Беляев

Шето понял это.

Его сын был скроен по другим лекалам. Он мог и умел побеждать. И побеждать не ложью, коварством или подкупом, а силой и отвагой.

Он был воином. Всегда. С самого своего рождения.

И он не мог проиграть.

Солдаты на площади сняли с варварских вождей оковы и протянули им оружие – тяжелую палицу громиле и два топорика с короткими рукоятками жилистому.

Крупный дикарь хищно улыбнулся и поиграл палицей, примеряясь к ее весу. Явно оставшись довольным, он указал ей в сторону Лико, а потом провел большим пальцем по горлу. Старый воин, перехватив полученное оружие, лязгнул топорами и сделал две небольшие зарубки на своих скулах, после чего провел по лбу черту собственной кровью.

По резким движениям Шето уже понял, что если они и были ранены, то давно и успели окрепнуть, а утром никто не поил их дурманящим отваром, как это часто делали полководцы старины, желавшие развлечь толпу показным боем, вместо ритуальной казни.

Они были здоровы и полны сил.

Перед его мальчиком стояли два дикарских вождя. Двое убийц, у которых не осталось ничего кроме призрачного шанса. Нет, не спастись – они и так уже были мертвы и знали это. Но шанса свести счеты. Шанса отомстить за себя, за своих родных и близких. За свой народ и свою землю. И они явно не желали его упускать.

Приняв из рук подошедшего воина большой круглый щит, на котором красовался черный бык, Лико встал в боевую стойку. Двое харвенских вождей переглянувшись, начали движение.

Крупный пошёл прямо, а седой чуть боком, стараясь держаться с правой стороны от полководца. Они приближались медленно, даже неспешно, но когда между ними и Лико оставалось не более десяти шагов, здоровяк варвар взревев бросился прямо, а старый, прыгнув в сторону, метнул один из топоров, целя стратигу под ноги. Лико ловко развернулся, присев и укрывшись щитом от броска, а потом резко выпрямился, перехватив могучие удары палицы, обрушившиеся на него сверху.

Пока громила наседал, стараясь одной силой смять молодого стратига, седой воин бросился к отлетевшему в сторону топору и завладев им, постарался зайти Лико за спину.

Удары палицы были столь частыми и столь сильными, что он только и успевал укрываться щитом, даже не пытаясь контратаковать. Но когда за его спиной возник воин с двумя топорами, Лико резко прыгнул в сторону, перекатившись и слегка полоснув по ногам могучего противника.

– Давай! Атакуй! – крикнул он задорным голосом, поднимаясь на ноги.

И варвары атаковали.

На этот раз они шли рука об руку, наседая с двух сторон и вынуждая Лико мечом парировать удары топоров, а щитом укрывается от палицы. Стратиг пятился и кружил, отступал, укрывался и уходил в сторону. И хотя ни один удар так и не смог преодолеть его защиты, сам он не сделал ни одного выпада, ни одного удара.

Его противники были настоящими бойцами, которые явно прошли не через один поединок. Даже такой профан как Шето и то видел это. И цепенея от ужаса понимал, что его сын отступает. Что он так и не смог перехватить инициативу, а скоро еще и начнет выдыхаться. Полные церемониальные доспехи были тяжелы. Железный щит был тяжел. А варвары не сбавляли силы натиска, только и ожидая первой же ошибки.

И вскоре Лико ее совершил. Уходя от удара, молодой стратиг запнулся и, наступив на край украшавшей его доспех шкуры, рухнул на одно колено, лишь чудом успев закрыть измятым щитом голову от тут же опустившейся палицы.

Стук сердца Первого старейшины оказался сильнее и рева толпы, и лязга железа. Он оглушил его. Шето впился ногтями в свою руку и так сильно сжал внука, что малыш вскрикнув от неожиданности попытался оттолкнуть причинившие ему боль руки деда.

Шето захотелось зажмуриться, но веки стали словно бы чужими и его глаза смотрели вниз. Туда, где палица, вновь оказавшись над головой дикаря, уже начала свой неминуемый путь, готовясь сокрушить и разбить измятый щит его сына…

Но вдруг юный полководец стремительным движением распрямился, вскочив на ноги так ловко, словно его доспехи весили не больше легкой накидки.

Красная молния метнулась вверх и край щита Лико ударил по подбородку здоровяка, заставив его открыться и отшатнуться назад. Меч стратига тут же прошел снизу вверх, от пояса до подбородка, разрубая бронзу и оголенную плоть. Дикарь рухнул на землю и захрипел, зажимая руками сочащейся кровью раскрытый разруб. Но второй удар щитом в затылок проломил его череп, превратив могучее тело в безвольную груду, рухнувшую на белоснежные плиты.

Трибуны взревели.

Даже алатреи и те ликовали и дружно стучали кулаками по подлокотникам, словно забыв, кто именно бился там внизу, на площади.

Шето же безвольно обмяк в своем кресле. Кровь все еще бешено стучала в его висках, сердце рвалось из груди, а мир перед глазами поплыл,  превратившись в размытое пятно.

Великие горести, как же он испугался!

Но теперь тот страшный, чудовищный миг, за который его воображение успело нарисовать картины окровавленного тела в красных доспехах, остался позади.

Его сын был жив. Жив и невредим. И он продолжал сражаться.

Но и сам бой изменился. Лишившись соратника, второй варвар уже ни сколько нападал, сколько сам оборонялся от атак молодого стратига, стараясь держать дистанцию, и постоянно перемещаться. Он явно был ловчее и опытнее погибшего воина и, оценив противника по достоинству, старался не задавить Лико натиском, а вымотать и заставить ошибиться, только на этот раз уже фатально.

Двое воинов кружили по площади, сходясь и тут же отскакивая, нанося удар за ударом, прощупывая оборону друг друга, и пытаясь подловить и обмануть. Варвар часто делал ложные выпады и постоянно старался зайти справа, Лико целил ему в ноги, бил краем щита, уходил от ударов и подныривал под руку.

Неожиданно варвар отшатнулся в сторону, а потом резко ударил двумя топорами, подцепив щит стратига. Державшие его ремни лопнули и железный диск отлетел, звонко ударившись о мраморные плиты площади.

Дикарь тут же атаковал. Два топора завертелись железным вихрем, высекая искры из меча стратига, который чудом успевал отбить каждый из бешеных ударов. Теперь он дрался именно так, как и положено обреченному – не думая о последствиях, усталости и боли, не ожидая пощады, или возможности победить. В каждом ударе, в каждом выпаде и шаге,  он умирал. Он умирал так, чтобы разделить свою смерть с ненавистным врагом, лишившим его родины, свободы и самой жизни.

Забыв о защите, он атаковал и атаковал, рубил наотмашь, слишком широко