Глаза Фемиды - Аркадий Петрович Захаров

у крестьян не выгребли: то ли не успели, то ли цели не ставили. Им тогда не до конфликтов с крестьянами было: следовало у власти подольше продержаться, чтобы укрепиться и зарубежную помощь и поддержку получить. Тогда им голодные большевики не страшны бы стали. Для получения отсрочки, омские правители решили пойти с Москвой на сговор: мы вам зерно, а вы к нам за Урал, в Сибирскую республику со своими Совдепами не лезьте: мы сами по себе. Коммунисты, я думаю, для вида — согласились. Голод — не тетка. Но купить зерно — это только полдела, надо его еще и в Россию доставить. А как? Железная дорога в руках чехословаков, Тюмень вот-вот оставят и мимо нее с баржами не пройти. Остается одно: через Северную Сосьву и зимний волок через Урал, на Печору и русский Север. Там тоже народ без хлеба сидит. Короче говоря, пошли мы караваном из двух судов в Омск, за хлебушком для голодной России. Пароходы наши не белые, ни красные, никем не реквизированные вследствие затянувшегося ремонта, а потому странным образом частные, коммерческие и мирные. Команды на них как до революции — семейные. А на «Быстром» за рулевого и вообще вахту моя Надежда — капитанская дочка стоит. Отцу так спокойнее, время, сами понимаете, какое было. А мне и вдвойне приятно: с Надюшкой мы с детства дружили и на одной Береговой улице росли. И все бы хорошо, только когда пришло нам время по ночам гулять и соловьев слушать, отцы нас к флоту приучать задумали. А значит, на всю навигацию разлучили. Ладно, думаю, придет и мое время: выучусь на капитана или механика, женюсь на Надюшке и будем вместе на пароходе плавать, как все наши знакомые водники. Долго пришлось ждать, однако. Между тем, пока я таким образом размечтался, вдруг обнаружилось, что на резвую девчонку не один я заглядываюсь. Служил на нашем судне машинистом Сергей Устюжанин, мужик хотя и немолодой, но холостой и вдобавок лысый, как коленка. Заметил я, что когда наши пароходы рядом встанут и на палубе «Быстрого» Надя появится, он свою лысую голову из иллюминатора высунет и всякие, на мой взгляд, мерзости ей говорит. А она — ничего, и только улыбается, будто ей это нравится. А мне, наоборот, его приставания не по нраву пришлись. Разозлился я на Устюжанина. На очередной бункеровке у дровяной пристани догнали мы «Быстрого» и пришвартовались рядом под погрузку. Гляжу: Надюшка на палубе, значит, сейчас лысый чорт из иллюминатора высунется. Набрал я полный чайник кипятку, и бегу наверх. Глянул вдоль борта вниз — точно, лысая голова уже торчит и Надюшке всякие пакости отпускает. Я и полил ее кипяточком. После моей промывки он уже никогда на мою подружку не пялился. Да, правду сказать, и случая не представилось. «Быстрый» потому так и назывался, что хорошие ходовые качества имел, не в пример нашему «Тоболу». Стали мы от «Быстрого» отставать, отставать и, наконец, потеряли из вида. Когда мы подошли к Омску, он нам уже навстречу я с баржей на буксире шел. Скорость его и выручила — успел проскочить. А мы влипли в передрягу. Не успели пришвартоваться, как к нам на палубу морской офицер с конвоем пожаловал: «На основании приказа Временного Сибирского Правительства номер двадцать один, пароход мобилизуется в подчинение Правительства. Виновные в самовольном уходе со службы или несоблюдении служебной дисциплины подвергаются в административном порядке аресту до 3 месяцев или до 3 тысяч рублей штрафа. Вторые помощники капитана, судовые комитеты, старосты упраздняются. Всех членов семей команды немедленно выселить на берег. За неподчинение — арест…

Не возрадовались мы такому повороту дел, но деваться некуда — на мостике часовой с винтовкой. Стали оглядываться вокруг. Видим: неподалеку пароход Богословского завода «Заметный» грузится, только он уже не «Заметный», а «Словак», дальше — и того смешнее: «Товар-Пар» переименован в «Чешский сокол», а «Плотников» — в «Чехию». Того и гляди, что наш «Тобол» переименуют. Но в этом полбеды. Что делать с семьями — это вопрос. Наутро части команды недосчитались — ушли вместе с семьями. Холостой Сергей Устюжанин тоже списался. Не захотел работать из-под палки. Оно и понятно. На их место прислали нам других, незнакомых. Кто бывший военмор, кто с Камы, кто откуда. Хорошо, что немного их к нам пришло. На место машиниста заступил некий Водопьянов, сухой, тощий и насквозь простуженный. По выцветшей форме — торговый моряк. Новый машинист постоянно кашлял, даже ночью и за это получил от команды прозвище «Кашлюн». Пожалуй не кашлял он только в ванне, в которой отогревался ежедневно раза по два, если не больше, между вахтами. Если чего и много на пароходе — так это пара и горячей воды. Для кочегаров и машинистов у нас имелась большая железная ванна — грейтесь и мойтесь по потребности. Что касается машинной команды: машинистов и масленщиков — «маслопупов» и кочегаров-«духов», то мылись они регулярно, но предпочитали освежаться водичкой прохладной — возле машин и котлов в любое время жарко.

«Кашлюн» своей страстью к теплу составлял исключение и вызывал насмешки, которые спокойно терпел, только приговаривал: «Жар костей не ломит. Померзните с мое, поймете цену теплой печке и валенкам». Валенки Кашлюн обожал и в своей каюте носил постоянно, как наш капитан тапочки. Однажды наши вахты совпали и в свободную минуту я пристал к нему с расспросами: «Расскажи, где же ты так сумел простудиться?». Кашлюн как будто ничуть не удивился моему вопросу и ответил непросто: «На Севере диком, на Севере дальнем, где Карское море, где синие льды, зажата в торосах и стонет печально красавица «Анна» без чистой воды». — «Какая красавица Анна?» — продолжал допытываться я. «Паровая шхуна «Святая Анна», — последовал ответ. — Я на ней в Арктику с Брусиловым ходил. Попал я на нее от безысходности, чтобы после провала организации уйти от Столыпинского галстука и обмануть охранку. Думал вырваться за границу и отыскать там своих товарищей. Явки имелись и адреса тоже. Не было только денег и надежного паспорта. Когда узнал, что на «Анну» набирают команду для рейса через Ледовитый океан во Владивосток, я сразу обрадовался: вот он шанс добраться до Швеции. Попасть в состав экипажа удалось, не удалось только сойти на берег в Швеции: от Санкт-Петербурга шхуна до самой Колы не причаливала нигде и Скандинавию мы обогнули без остановок. Делать нечего — надо оставаться на судне и идти с ним северными морями в сторону Чукотки