Четвертая дочь императора. Оператор совковой лопаты - Сергей Калашников

Так что неглубокую канаву, внешне больше похожую на борозду, оборудовать нетяжело. Больше внимания требовал выбор оптимальной траектории — рельеф здесь далеко не равнинный. В одном месте даже пришлось оборудовать нечто похожее на коллектор — лужу площадью около трёх квадратных метров, обвалованную глиной, чтобы вода не сочилась сквозь дёрн. И на двух из трёх втекающих неё ручейков также берега гидроизолировал на несколько метров вверх по склону.

За пару дней соорудил небольшую гидросистему, собравшую сочащуюся по земле влагу в ручеёк, который вывел к облюбованному месту. Ведро у откоса, в месте, где оборудовал глиняный бассейн с отводным желобком из уложенных на глину камней, натекало примерно за полминуты. Ещё день потратил на разборку со стволами молодых деревьев, которые в процессе земляных работ ему пришлось удалить с местности. Зубчатая сторона лопаты справлялась со стволиками диаметром до шести сантиметров, а росло их здесь уж слишком много. В тесноте вытянулись вверх — так что, очистив их от ветвей, получил целую груду тонких жердей, которые устроил на просушку в тени. Прямых среди них было более половины.

* * *

Гончарное дело начинается с навеса. Дождик — событие непредсказуемое, а испортить результаты многодневных трудов может в мгновение ока. Ведь самое долгое в производстве керамики — это сушка изделий перед обжигом. Обидно будет, если размочит ливнем. Жердей у него много, но нечем их скрепить. Верёвочки и проволочки, что нашлись в мусоре — маловато будет. Так что пора искать липы. Их луб, как он слышал, раньше был важнейшим источником волокон для массы изделий.

В том, что отыскал именно липы — уверенности не было. Похожее дерево. И слой камбия под корой прочный, однако, зубчатая кромка лопаты со всем этим справляется отлично. Поначалу не всё шло гладко, но когда сообразил, что драть надо сверху вниз, дело пошло веселее. У кромки берега выкопал яму, и устроил в ней бучило. Прижал мочало ко дну камнями, а вода сама натекла. Зачем это делается — а кто его знает, но про вымачивание упоминают всегда.

Пока то, да сё, надо позаботиться о кровле. Шифера-то в эти места, кажется, не завозили. И про ондулин ничего не слыхать. Зато на толстых буреломных стволах имеется кора. Если древесина влажная и начала подгнивать, то оболочка снимается легко, словно обёртка. Сырая, чуть трухлявая она, тем не менее, представляет собой целую поверхность. Нести эту добычу неудобно, плотной трубой не скрутишь — ломается. Так что действовать следует без спешки.

* * *

Столбы Мишка поставил из стволов молодых лиственниц. Не понравилось ему это дерево — тяжелое и в работе неподатливое. Потому основными опорами были выбраны деревья, подходящим образом расположенные. К ним он и прикрепил концы горизонтальных жердей, даже три гвоздя использовал в местах, где накладывать мочальные бандажи было неловко. Однако пару вертикальных стоек добавить пришлось. Двускатную крышу обрешётил жердями. Вот уж где узлов назавязывался, но добился монолитной конструкции.

Лыко оказалось не самым удобным крепёжным материалом. При завязывании узла верёвка сгибается по радиусам, сопоставимым с её диаметром, то есть, изламывается. Так вот луб при этом нередко рвался в таких местах. Пришлось соображать и изобретать способ обвить один фрагмент другим практически продольно, да потом ещё и сильно это затянуть. Инструмент изобретать типа деревянной свайки и городить деревянный же зажим, без которого невозможно было приложить к натягиваемому концу достаточное усилие.

Одним словом, устройство основания кровли потребовало изрядных усилий, хотя результат труда выглядел воздушно, если не сказать, эфемерно. Здорово прогибался под весом работника, но держал надёжно. Сложить поверх этого подсохшие листы коры и прижать их шестами, сориентированными вдоль ската — оказалось делом лёгким, можно сказать, приятным. Раз, раз — и готово.

Только после этого Мишка подступился к облюбованному месту на откосе. Прежде всего, принялся копать узкий и низкий горизонтальный ход. Сечение — минимальное, какое только позволяет действовать и передвигаться. Глина здесь плотная, слежавшаяся. Ведром перетаскивал её под навес, складывая с краю высокой кучей. В минуты передышки замесил в ямке и, дав пропитаться и полежать, налепил горшков, мисок, чаш, пиал. Даже пару тазиков сформовал. Всё — толстостенное, неровное и слегка кривоватое. Кое-что, постояв немного, покосилось под действием собственного веса. Другое растрескалось, но немногое.

Слыхивал он, что гончары добавляют в глину песок, но сам от этого воздержался. Во-первых, потому, что не понял, зачем. Говорили, что для обезжиривания, но в этой массе никакой жирности он не ощутил. А во-вторых, песка поблизости не нашлось. Там, куда он ходил вниз по реке, что-то подходящее припоминается, однако не близко. Да и нельзя сказать, что помнит он наверняка.

А ещё слепил улей. Маленький домик со съемной крышкой и полочкой под отверстием в боковой стенке. И рамок, чтобы вставлялись внутрь. Сами рамки до момента, пока просохнут трогать было боязно, так что оставил их лежать в том положении, в каком завершил работу над ними на щите из палочек. Специально для этого связал несколько штук

Рамки эти не квадратные, а почти круглые, хотя, точнее сказать, настолько скруглены в углах, что выглядят чуть сплюснутыми кольцами. Дело в том, что пчёл по окрестностям встречается — видимо-невидимо. Нельзя сказать, что в пасечном деле Мишка великий спец, скорее, наоборот. Но картинок всяких про устройства пчелиных домиков видал немало, и на экране телевизора иногда кое-что в кадр попадало. С другой стороны, метод проб и ошибок ещё никто не отменял. Опять же, сладенького страсть как хочется.

* * *

Углубившись в берег на пару метров, расширил пространство примерно до двух шагов, что вдоль, что поперёк, и увеличил высоту до того, что в центре смог выпрямиться. Стенки вверху свёл на конус, и продолжил пробиваться дальше деревянным шестом. По прикидкам до поверхности оставалось меньше его роста. Хорошо, что глина здесь не сухая, а то бы задохнулся в пыли. Хоть и плотно лежит грунт, но лопаткой на конце инструмента буровится, и от стен образующегося ствола отрезается. Скорее — отскабливается.

Одна беда — тьма кромешная. Через узкий длинный лаз дневной свет, конечно, пробивается, но сюда, вверх, уже не добирается. Вот и приходится ковыряться вслепую, получая на кепку всё, чего добился упорными трудами. Однако справился. Конец жерди ушёл в пустоту, так что остаток додолбил уже сверху. Это значительно веселей, когда глина не за ворот лезет, а проваливается. Канал получился прямой и почти ровный. Вокруг отверстия в земле навтыкал кольев, оплёл их ветвями и обмазал глиной. Изнутри потолще — может не так быстро прогорит эта труба. Нечем ему воздух нагнетать, так что весь расчёт на хорошую тягу.

Сушняк заготавливал вдумчиво. Подбирая хворостины по толщине. Гореть-то этому добру предстоит долго, а подкинуть через узкий лаз удастся немногое. Заодно разработал, опробовал и ввёл в обиход метод рубки дров без топора. Хворостину толщиной вплоть до тонкого бревна опирал на валун, а вторым, как раз таким, чтобы мог выжать вверх на вытянутые руки, со всей дури бил по неопирающейся части дровеняки, и отскакивал, если отпружинивший камень отлетал в его сторону. Не каждый удар оказывался результативным.

Пока готовился, внутренние поверхности печи высохли, и Мишка приступил к её загрузке. Посудины располагал, подставив под них высохшие бруски глины — будущие кирпичи. Дрова укладывал тщательно, находя каждой деревяшке своё место. На счёт узости лаза он, пожалуй, перестарался. И на счёт его длины. Надо будет это усовершенствовать к следующему обжигу.

Глава 4. Первый результат

Отгорело всё штатно. Не за сутки, но часов восемнадцать полыхало с гудением — тяга оказалась замечательная. Мишка ещё через лаз подпихивал длинные хворостины, но осторожничал, чтобы не толкнуть ими посуду. Пламя изредка вырывалось из дымохода, дыма практически не было, а столб раскалённого воздуха дрожал над трубой.

Пока это все остывало, вооружился лопатой и отправился осматривать окрестности. Дело в том, что печёная рыба уже плохо лезла в глотку. Лук в ближайших окрестностях он повыбрал, а пара видов растений, корешки которых оказались приемлемыми на вкус и достаточно мягкими для зубов, встречались нечасто и, по правде сказать, в пищу их можно было употреблять только от отчаяния.

А ведь мука и крупы — это семена растений. Когда-то — диких. Почему бы не поискать? Вдруг кукуруза отыщется. Каша из неё невкусная, но, читал где-то, что лепёшки очень даже ничего. Тарталетки, кажется, или что-то в этом роде. И пекут их в тандырах, если ему не изменяет память.

На этот раз старался выбирать для движения открытые места. То, что растёт между деревьями, он уже всё осмотрел, и ничего полезного для себя не обнаружил. Да вот беда, поляны в этом лесу встречаются нечасто, и размеры их не впечатляют. Сколько ни ходил, ничего нового не обнаружил. Зато обратил внимание на то, что тропы, скорее всего звериные, стали попадаться часто. И ведут все в одном направлении.