Морская политика России 80-х годов XIX века - Роберт Кондратенко

Затем последовало создание отряда Ла-Манша, из трех броненосцев и минного крейсера, базировавшихся на Шербур и предназначавшихся для войны с Германией[854].

Несомненно, такую тенденцию учли в Петербурге, и составитель доклада генерал-адмирала от 15 января 1890 года на соединение именно с этим «возможным союзником» собирался отправлять из Либавы российские корабли, а спустя еще три года возродилась и Средиземноморская эскадра.

Глава 16

Судостроение во второй половине 1880-х годов

Надо полагать, что в конце своего жизненного пути И.А. Шестаков не желал менять давно устоявшихся представлений о морской войне. Будучи по своим воззрениям близок к теориям французской «молодой школы», он гораздо легче воспринял судостроительные новации адмирала Оба, с которыми познакомился осенью 1886 года в Париже, чем сведения их опровергавшие. Вместе с тем, необоснованность надежд на самостоятельные действия миноносцев существовавших типов в открытом море стала очевидной уже в конце февраля 1886 года, после перехода отряда миноносцев из атлантических портов Франции в средиземноморские, изобиловавшего авариями и показавшего, насколько устают команды этих небольших судов в свежую погоду, сколь заметно снижается их скорость, быстро расходуется уголь.

Неприятный для «молодой школы» вывод вскоре был подтвержден наблюдениями англичан во время перехода двух миноносцев в сопровождении броненосца «Минотавр» из Плимута в Виго, на соединение с эскадрой герцога Альфреда Эдинбургского.

Во французской печати появились статьи с критикой идей «молодой школы», со смертью же 7/19 апреля 1886 года Г. Шарма отвечать на них стало трудно, особенно после июньских маневров практической эскадры, когда броненосцы адмирала Лафона сумели практически без «потерь» прорваться от Орана к Тулону через охраняемые минным отрядом контр-адмирала Броуна позиции у Балеарских островов. Маневры проводились в обстановке секретности, и иностранные наблюдатели допущены на них не были, но вездесущие журналисты, особенно обозреватель газеты «Темп» Вейль, бывший морской офицер, сумели многое выяснить и сделать достоянием читающей публики. В России с их слов о маневрах уже в июле подробно писал «Кронштадтский Вестник». И.А. Шестаков тогда же узнал обо всем из писем Е.И. Алексеева, отправленных через Нагасаки[855].

Однако на его планы эти известия практически не повлияли, быть может потому, что миноносцам все-таки удалось показать определенную эффективность при непосредственной обороне портов, на которую управляющий Морским министерством по сути дела обрекал Балтийский флот.

Трудно сказать, почему адмирал не обратил должного внимания ни на пpoзвучавшие весной 1886 года предупреждения лейтенанта В.Х. Иениша о возможности отражения атак миноносцев огнем скорострельной артиллерии крупных кораблей, ни на записки Н.М. Чихачева и продолжал придерживаться своих прежних взглядов, лишь несколько откорректировав их в соответствии с модными французскими веяниями. Так, прочитав письмо Е.И. Алексеева от 17 ноября 1886 года, о представленной адмиралом Обом в парламентскую бюджетную комиссию судостроительной программе, включавшей три броненосца береговой обороны, 16 крейсеров, 20 контрминоносцев, 100 миноносцев и 50 bateaux-canons (мaлых канонерских лодок, вооруженных одним 140-мм орудием каждая), И.А. Шестаков наложил резолюцию: «Прошу разработать стратегическую программу наших построек в следующем направлении: 1) на Черном море броненосцы, способные бороться с крепостями; 2) в Балтике: а) гермафродиты, т. е. броненосные крейсеры, способные бороться в Балтике (minimum 9" орудия и 12" броня) и быть посланы в даль, в) суда для действия в шхерах и на Кронштадтских фарватерах (minimum 6" орудия и 2,5" палуба), для какой цели едва ли можно пренебрегать французскими bateaux-canons, с) миноносцы…»[856].

Незадолго до смерти, 14 июня 1888 года, он писал великому князю Алексею Александровичу о необходимости заказать фирме «Ф. Шихау» в качестве образца контрминоносец в 400 т и два миноносца, подчеркивая, что развивать минные силы следует «не жертвуя боевою действительностью строимых нами судов сравнительно с иностранными и вместе прибавляя ежегодно число миноносцев. В таких стеснительных условиях трудно избежать заграничных заказов»[857].

Логичной в данном контексте представляется и ориентация на зарубежные достижения при проектировании крупных кораблей. Так, высказывая требования к очередному балтийскому броненосцу, будущему «Гангуту», управляющий, видимо, ориентировался на данные французских броненосцев 2-го класса, водоизмещением 4500–6300 т, приводившиеся в рапорте Е.И. Алексеева от 8 марта 1887 года[858].

Причем «Гангут», как и его предшественники, должен был представлять собой развитие типа броненосных таранов, упоминавшихся И.А. Шестаковым еще в 1881 году и повлиявших на проекты «Императора Александра II», «Императора Николая I», но в направлении их сближения с броненосными крейсерами, строительство которых по прежним образцам должно было продолжаться и впредь.

Справедливости ради надо сказать, что указания управляющего вполне укладывались в рамки теории «двух флотов» и не расходились с реалиями середины 1880-х годов. В Черном море они позволяли подготовить Босфорскую операцию, а на Балтике, где российскому флоту приходилось считаться главным образом с четырьмя германскими броненосцами типа «Заксен», вооруженными шестью 260-мм орудиями и защищенными 16-дюймовой броней, но столь плохого качества, что на испытаниях в Эссене ее пробивали снаряды 9-дюймовых пушек, давали возможность поддерживать определенное равновесие.

Если же принять во внимание существовавшую при О. фон Бисмарке и возглавлявшем Адмиралтейство до 1888 года генерале Каприви тенденцию строить относительно слабые корабли береговой обороны, крейсера и миноносцы, то внимание И.А. Шестакова к кораблям двойного назначения, способным действовать в Балтийском море, у берегов Китая и Японии, а также на торговых коммуникациях Англии, становится понятным как с тактической, так и с финансовой точек зрения. Правда, нарисованный резолюцией адмирала план не учитывал возможности появления у немцев полноценных эскадренных броненосцев, но в последующие годы И.А. Шестаков и не настаивал на буквальном его исполнении.

Броненосец «Гангут» во время достройки

К концу 1880-х годов все более очевидной становилась неудовлетворительность крейсеров, проекты которых развивали тип «Генерал-Адмирала» и «Минина». Вероятно, поэтому Н.М. Чихачев, давно ратовавший за крейсера-гиганты, решил подкрепить свои идеи новыми аргументами и привлек А.М. Доможирова, позднее благодарившего адмирала «за то поручение, результатом которого явилась записка "О развитии крейсерского флота для России"»[859].

В этой записке, датированной 26 февраля 1888 года, отмечалось, что «до сих пор, по-видимому, мало интересовались нашею полнейшею неподготовленностью к крейсерской войне и всеми теми средствами, кои имеются у английского Адмиралтейства в распоряжении для охраны путей». По словам А.М. Доможирова, эти средства, включавшие 30 броненосцев, семь броненосных, девять бронепалубных крейсеров и множество небронированных боевых кораблей и мобилизуемых коммерческих судов, позволяли надежно защищать торговые пароходы и угольные станции.

«Какую бы мы ни создали в воображении цифру захваченных купцов, она никогда не могла бы иметь решающего влияния на исход войны», — писал офицер, справедливо подчеркивая «громадные жизненные силы» Англии. Отрицая обоснованность надежд, возлагаемых общественным мнением России на США, которые с началом войны могут объявить строгий нейтралитет, А.М. Доможиров, в духе идей, высказанных Н.М. Чихачевым в 1881 году, предложил строительство броненосных крейсеров очень большого водоизмещения, с дальностью плавания до 25 000 миль и вооружением из четырех 8-дюймовых и 14 6-дюймовых орудий. Такие крейсера, действуя отрядами по четыре, должны были нападать на слабо защищенные колонии, угольные станции, английские военные корабли и лишь во вторую очередь на торговые пароходы, с которых предполагалось пополнять запасы. Два отряда автор записки предназначал для Атлантического, два — для Индийского океана и один считал необходимым держать в резерве во Владивостоке — второй, после Либавы, крейсерской базе. В войне с Германией броненосным крейсерам предстояло участие «в наступательных действиях нашей эскадры Балтийского моря»[860].

Примерно в то же время появилась записка, поданная в мае 1888 года от имени начальника ГМШ, то есть, видимо, исполнявшего тогда эту должность О.К. Кремера, но составленная, несомненно, на основе концепции А.М. Доможирова. В ней доказывалось, что «мы уязвимы за океаном в одном только пункте, который поэтому легче можем защитить, тогда как охраняющая способность двух наиболее вероятных наших противников: Англии и Германии, едва ли может быть приведена в соответствие с пространствами и интересами, подлежащими охранению. Нанеся этим интересам огромный ущерб, наши крейсеры отвлекут в то же время значительную часть тех сил, которые неприятель мог бы сосредоточить в Балтике и Средиземном море для нападения на жизненные части империи. Кроме того, в случае разрыва с Англией, действия наших крейсеров на ее сообщениях с Бомбеем лишат ее возможности беспрепятственного подвоза подкреплений в то время, когда русская армия двинется к северной границе Индии».