Жорж Бизе - Николай Савинов

А задержка вызвана как раз тем, что Бизе в это время сражается с либреттистами.

Галеви предлагает изящно-легкомысленный тон для первого появления Карменситы:

Иллюзия и фантазия —Так начинается любовьНа всю жизнь,Или на восемь месяцев,Или на шесть дней.Утром на своем путиПовстречаешься с нею —Вот она:Приходит — когда не ждешь,И когда не ждешь —Уходит.Она вас берет,Возвышает,Делает с вами, что хочет.Это безумие, сон —И он продолжается,Сколько она пожелает.

— Нет, это не так, — заявляет Бизе. — В этой арии нужно «кредо» Кармен.

Любовь — это мятежная птица,И ее никому не дано приручить.Нет смысла ее неволить.Все тщетно — мольбы и угрозы.Один рассыпается в красноречии,Другой — молчит.И этого, второго, я выбираю.Он не говорит ничего,Но он нравится мне.

Для Кармен любовь-птица — дар нежданный и мимолетный. Пойми это!

— Разве не так для Хосе?

— Для Хосе любовь — счастье, но и обязанность постоянства. Он не может существовать под вольным небом, где живет любовь-птица!.. Тут трагедия несовместимости!

…Ну что будешь делать с таким упрямцем!

— Хорошо! Пускай так. Трагедия — так трагедия. Либреттисты уже понимают, что спор бесполезен. Им к тому же и некогда. Этой осенью в «Варьете» — премьера их одноактной комедии «Инженю», в «Пале-Руайяле» — трехактный «Шар». В декабре — постановка «Разбойников» Оффенбаха в новой сценической версии, там тоже требуется их присутствие. Цепь весьма вероятных успехов, где «Кармен» — незначительный эпизод, не сулящий большую удачу. Галеви эта музыка кажется «сложной и неуравновешенной», Дю-Локль тоже в ней разочарован — она, по его мнению, «кохинхино-китайская», как он доверительно сообщает Сен-Сансу.

Все это быстро доходит до труппы.

Репетиции начались, но идут без особого увлечения, с перерывами, иногда доходящими до двух недель. Сочинение, еще не увидевшее света рампы, обрастает ворохом слухов и сплетен.

— Композитор не знает сцены!

— Он дал детскому хору сольный номер!

— Неужели? Но так же не делают! Всегда детский хор добавляли ко взрослому только как краску!..

— Бизе требует, чтобы в первом же действии, едва только откроется занавес, некая девушка заигрывала с солдатами. Но ведь это же неприлично!

— Дожили!..

— До чего он додумался со своим реализмом! Хочет, чтобы работницы табачной фабрики — хор! — в первом акте выходили не вместе, как хор выходит обычно, а по две-три!

— Это бы еще ладно! Но ведь хор обязан смотреть на дирижера и петь! А он пишет, что цыганки дерутся и курят!

— Два месяца репетируют эту несчастную драку — и ничего не выходит!

— Потому что это вообще неисполнимо!

О «немыслимой и бессмысленной трудности» говорят и артисты оркестра.

— Галли-Марье забраковала двенадцать вариантов выходной арии. У Бизе ничего не получается — вот он и плюнул и в конце концов предложил ей чужую мелодию, «Чинита миа» композитора Ирадье. И она заявила: «Давно бы так!»

— Мсье Поншар, режиссер, мне сказал по секрету, что и все остальное понакрадено у других композиторов!

— Лери требует изменений в дуэте Хосе и Кармен из второго акта.

— Новость слышали? Уж теперь и Дю-Локль понял, что месье де-Левен был абсолютно прав, настаивая, чтобы либреттисты и композитор изменили финал.

— Значит, Кармен не умрет?

— Неизвестно. Композитор стоит на своем. Ему возражают: «Смерть в Комической Опере? Вы хотите, чтобы над вами потешался Париж? Это — смерть для спектакля, для труппы, не говоря уже о репутации авторов!»

…Вот что больше всего беспокоит Людовика Галеви. Галеви любит славу.

— Как приятен успех! Ты прогуливаешься по Бульварам и видишь, что все взоры устремляются на тебя… И газеты единодушно: «Шедевр!»

День премьеры между тем приближался. В успех верила только Галли-Марье.

***

Жизнь бегом!

Ни на что не хватает времени.

В самый разгар репетиций — приглашение на открытие нового здания Большой Оперы.

Сооружение роскошное и помпезное. Строили почти 13 лет. Богатейший декор — завитушки и золото всюду. Одним нравится — а другие плюются. «Снаружи — вокзал, внутри — турецкая баня», — скажет впоследствии Клод Дебюсси. Грандиозные композиции у фасада, посвященные разным видам искусства. Одна из них — «Танец» Карпо — войдет позже во все иллюстрированные издания и путеводители по Парижу. На втором этаже, над громадными окнами — круглые медальоны с барельефами композиторов. По обеим сторонам грандиозного аттика — группы «Поэзия» и «Гармония».

В этот вечер на беломраморной лестнице стоят гвардейцы в касках, с саблей в руке, в белых рейтузах и великолепно расшитых мундирах. Бизе и Женевьева идут мимо громадных ваз, переполненных редчайшими цветами, в свете множества канделябров и люстр, отраженных в зеркалах невероятных размеров. Их внимание привлекают панно Жюля-Эли Делоне — это старый знакомый Жоржа по вилле Медичи. «Если вы не слишком пренебрегаете похвалой музыканта, — напишет ему Бизе на следующий день, — позвольте сказать вам, что ваши картины меня очень взволновали. Вы пользуетесь большим успехом и обязаны этим лишь вашему творчеству, ибо ни один художник не презирал больше, чем вы, сенсацию, протекцию и рекламу. Оно абсолютно чисто и полно очарования… Я созерцал ваше искусство и радовался, видя, что мое впечатление разделяется всеми. Браво, дорогой друг, это прекрасно и крепко сделано».

Они входят в красный с золотом зал и любуются плафоном Жюля-Эжена Леневе — тоже Римского лауреата, прославившегося уже своей росписью стен Пантеона и церквей Святого Сульпиция и Святой Клотильды. Все внутреннее убранство театра — плод труда Римских лауреатов. Что же — если дорога открылась, может быть, в этих стенах прозвучит, наконец, и «Сид»? Все может быть! Но пока что вроде бы собираются ставить «Рабыню» Мамбре. Что поделаешь — подождем… Не впервой!

А сегодня — торжественная ретроспектива, дань уважения прошлому. Намечались увертюры к «Немой из Портачи» Обера и «Вильгельму Теллю» Россини, первый и второй акты «Жидовки» Галеви, третий и четвертый акты «Гамлета» Тома, а из более молодых современников — сцена в храме из «Фауста» Шарля Гуно и второй акт из балета Делиба «Ручей».

Но театр — это театр! В самый последний момент заболела Кристина Нильсон — «Фауст» и «Гамлет» по этой причине сняты. Пойдут отрывки из «Гугенотов» — опять Мейербер!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});