Свободное радио Альбемута. - Филип Дик

— Да, этого я не знал… — Вслед за Джо Эл вышел из мастерских. — Это уже не просто процесс распада, это что–то новенькое. Возникают проблемы с питанием. Какие продукты годятся в пищу через столько лет?

— Консервы, — сказал Джо. — Я видел множество консервов в том супермаркете в Балтиморе.

— И понятно почему, — сказал Эл. — Сорок лет назад продукты в основном консервировали, а не замораживали. Да, ты прав — это может оказаться нашим спасением. — Он помолчал, потом добавил: — Но за сегодняшний день все вокруг съехало с двух лет до сорока. Завтра утром все может оказаться уже столетней давности. А такого срока хранения никакие продукты не выдержат — в банке ли, без банки…

— Китайские яйца, — сказал Джо. — Тысячелетней давности яйца, их закапывают в землю.

— И все это происходит не только с нами, — продолжал Эл. — Вспомни ту старуху в Балтиморе. То, что происходит, отразилось на ее азалии… — Неужели весь мир пострадал из–за взрыва на Луне, подумал Эл. Почему это отражается не только на нас?

— Войдя сюда… — начал Джо, но Эл перебил:

— Подожди секунду. Я думаю: а что, если Балтимор существовал лишь тогда, когда мы там были? И супермаркет «Для счастливчиков» исчез, как только мы вышли из него? Тогда получается, что взрыв на Луне подействовал только на нас.

— Это старый философский парадокс, не имеющий практического смысла, — сказал Джо. — Поскольку невозможно доказать, так это все или не так.

— Для той старухи это имело бы практический смысл, — сказал Эл. — Да и для остального человечества, пожалуй, тоже.

— Нас догоняет мастер, — сказал Джо.

— Смотрите, что я нашел в инструкции, — заговорил мастер. Он подал Элу буклет, тут же отобрал его и стал листать. — Вот где говорится, кто изготовил эту дрянь и кто производит гарантийный ремонт.

— «Сделано Рансайтером, Цюрих», — вслух прочитал Эл. — Гарантийная мастерская на территории Североамериканской Конфедерации: Де–Мойн… То же, что и на спичках. — Он передал буклет Джо. — Надо ехать в Де–Мойн. Теперь это уже ясно. «Интересно, почему именно Де–Мойн?» — подумал он. — Ты не помнишь, какая–нибудь связь между Рансайтером и этим городком есть?

— Рансайтер там родился, — сказал Джо. — Прожил там до пятнадцати лет. Он как–то говорил об этом.

— Значит, после смерти он туда вернулся. Неизвестно, правда, каким образом… — Теперь он одновременно и в Цюрихе, и в Де–Мойне, подумал Эл. В Цюрихе находится его тело, в мозгу которого происходят метаболические процессы, но контакт установить невозможно. В Де–Мойне Рансайтера в физическом смысле нет, но именно там с ним можно установить контакт… в общем–то, контакт уже установлен, пусть и односторонний — с помощью, скажем, вот этого буклета… А тем временем наш мир опрокидывается в прошлое и забытая реальность выходит на первый план. В конце недели мы можем проснуться и увидеть, как вниз по Пятой авеню катятся дребезжащие древние автомобильчики. «Тралли Доджерс», вспомнил он — и удивился, что вспомнил. Забытый звук, пришедший из прошлого… эманация давно прошедшего, но действительность тает под ее воздействием. Ему стало не по себе. — «Тралли Доджерс», — повторил он вслух. Сто лет тому назад. Название запало в память, теперь он не смог бы забыть его, даже если бы захотел.

— Откуда вы это знаете? — спросил его мастер. — Этого уже никто не помнит. Это старое название «Бруклин Доджерс».[17] — Он пристально посмотрел на Эла.

— Пойдем наверх, Эл, — сказал Джо. — Убедимся, что все в порядке, и рванем в Де–Мойн.

— Да, надо поторапливаться, иначе мы рискуем затянуть наше путешествие, — согласился Эл. Средства передвижения тоже подвержены регрессу, подумал он, на смену ракетным кораблям приходят самолеты, сначала реактивные, потом поршневые. Не пришлось бы возвращаться на поезде, а то и дилижансом… Или регресс не зайдет так далеко? Магнитофон сорокалетней давности мы уже имеем. Да, может дойти и до дилижансов…

Они быстро направились к лифту. Каждый был погружен в свои мысли. Джо нажал на кнопку. В нетерпении они ожидали подхода кабины.

Лифт остановился с громким лязгом. Машинально Эл распахнул железную дверь — и обнаружил, что стоит перед открытой кабиной с поручнями из полированной латуни. Скучающего вида лифтер в ливрее сидел на стульчике и держался за рычаг, равнодушно глядя на них. Но то, что испытал Эл, равнодушием никак не было.

— Не входи! — сказал он, оттаскивая Джо назад. — Ну–ка, сосредоточься, вспомни, каким был тот лифт: гидравлика, автоматика, полная бесшумность…

Он осекся. Вместо лязгающего подъемного приспособления перед ними возобновил свое бытие прежний лифт. Но Эл продолжал ощущать тайное присутствие той древней кабины — будто она притаилась, невидимая, рядом, готовая подставить себя, как только они отвлекутся… Она хочет вернуться, понял Эл. Она намерена вернуться. Мы можем оттянуть этот момент — самое большее, вероятно, на несколько часов. Нарастает момент ретросилы — назовем ее так. Архаика врывается в наш мир интенсивнее, чем мы думали. Шаг становится равным веку — тому лифту никак не меньше ста лет. Но какой–то контроль мы сохраняем. Вернулся современный лифт. Если бы мы действовали все вместе — не два, а двенадцать сознаний…

— Что ты там увидел? — спросил Джо. — Почему ты не пустил меня в лифт?

— Ты что, не видел этого лифта? Это же был тысяча девятьсот десятый год! Открытая кабина, лифтер на стульчике…

— Ничего такого я не видел, — сказал Джо.

— Но хоть что–то ты видел?

— Вот это, — Джо ткнул пальцем. — Нормальный лифт, я вижу его каждый день, приходя на работу. Его я и видел. — Он вошел в кабину и, повернувшись к Элу, внимательно посмотрел на него.

Наше восприятие начинает различаться, подумал Эл. Что бы это могло значить?

Внезапно это показалось ему зловещим. Каким–то неясным, шестым, десятым чувством он ощутил, что это самая катастрофическая, самая смертельная перемена из всех, что происходили с ним и вокруг него с момента смерти Рансайтера. Венди Райт чувствовала то же самое, пронзило его…

И пришел холод — тот холод, что прикоснулся к нему в последние минуты пребывания на Луне и не оставлял с тех пор, постоянно напоминая о себе. Холод искажал очертания предметов, заставляя их поверхности вздуваться пузырями и лопаться. Холод втекал в поры и щели, замораживая сердца вещей, делая хрупкими те стержни, которые поддерживали души предметов. То, что Эл видел теперь, было ледяной пустыней с вмороженными кое–где валунами. Ветер гулял там, где только что была иная реальность… ветер намораживал и намораживал лед, и валуны почти исчезли под его наслоениями… и темнота воцарилась там, куда не достигал его взгляд, и лишь слабые проблески…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});