Sindroma unicuma. Книга1. - Блэки Хол

Побродив неприкаянно по швабровке, я решила идти к Стопятнадцатому, пока длится лекция. Дойду до деканата, не сталкиваясь по пути с любопытными и не слыша пересудов за спиной. А они, несомненно, начались. Касторский не будет молчать, наверняка он успел просветить весь институт о моей биографии.

Опять долго разглядывала себя в зеркале и медленно собиралась, оттягивая неизбежное. Странно, что страх исчез. Пропал куда-то, выгорел, высох. Осталась обтянутая колючей проволокой мертвая зона бесстрашия.

Я повертела флакончик из-под духов, разглядывая на свет, и встряхнула. Что толку болтать пустоту? Пусть под крошечной пробкой она пахнет неизменно одинаково, но все равно предательски выдает меня, если надушиться.

Чтобы настроение подскочило, надо найти хотя бы толику хорошего, особенно, если упорно искать. Закрывая дверь ключом Олега, я вспомнила, что вчера, придя в общежитие, обнаружила мудреный ключик зацепившимся за шов сумки. Поэтому он и не вывалился с остальными вещами при тотальном вытряхивании моего скарба одним из дружков Касторского. Кто знает, сколько бы я шарила по полу в поисках ключа, или, может быть, истязатели забрали бы его, чтобы отправиться проверять мое жилище.

По выходу из общежития план обрел четкие контуры. Пойду в деканат, дождусь Генриха Генриховича и подведу итоги своего недолгого пребывания в институте, после чего поблагодарю доброго дяденьку за всё хорошее, что он сделал. Мне еще не встречались среди преподавателей люди, подобные Стопятнадцатому. Затем наберу на деканском телефоне засекреченный номер — девять цифр, намертво отпечатавшихся в памяти, — и начнется обратный отсчет.

С утра светило яркое морозное солнце, и властвовал штиль. Я шла по дорожке, щурясь от снега, слепящего глаза, и считала макушки кустиков, зарывшиеся в глубоком снегу. Долго обстукивала сапоги, стряхивая невидимые налипшие снежинки, прежде чем войти в малоосвещенный холл. После яркого солнца я ослепла, и, водя по сторонам головой, неожиданно увидела Монтеморта во всей его красе. Он не спал, как обычно, сопя и причмокивая, а лежал в позе сфинкса и смотрел на меня, не мигая. Его красные как угольки глаза выедали мозг насквозь, а монументальная туша подавляла размерами. Постепенно глаза привыкли к темноте, и фигура Монтеморта, поначалу отчетливо проступившая в ослепших глазах, снова отошла на второй план, слившись со стеной.

Меня замутило. Наверняка пес вспомнил, что я — злостная вредительница стражей, с умыслом прикармливающая оладушками, и, решив возместить нанесенный ущерб, он позже сполна возьмет своё, перегрызя мне шею.

С трудом удержавшись от того, чтобы не обернуться, я прошла через пустынный холл, ощущая затылком взгляд Монтеморта, и, сдав куртку в раздевалку, направилась по старой памяти в деканат — определять свою дальнейшую судьбу.

Усевшись на диван в приемной, я откинулась на спинку. Нет, неудобно. Улеглась повдоль и положила сумку под голову. Скрестила руки на груди и принялась разглядывать непонятные разводы на потолке. Вскоре однообразие оттенков белого надоело, и я переключилась на изучение трещинок и выщерблинок в двери. Рассматривала и представляла себе то носатый профиль Ромашевичевского, то цветочки с общежитской шторки, то острые зубы очнувшегося Монтеморта.

Неожиданно дверь в приемную приоткрылась, и в щель просунулась голова какого-то парня. Он увидел меня, его глаза расширились, и дверь захлопнулась с громким стуком. Ясно, неадекватная реакция заглянувшего — верный признак того, что староста не дремал на лекциях с утра. Интересно, в каких красках он живописал Мелёшину вчерашнее побоище?

Развернувшись лицом к спинке дивана, я водила пальцем по обивке, вырисовывая бессмысленные фигуры. Когда решение принято, то в голове на удивление свежо и просторно.

Прогорнил звонок, и пролетела воздушная волна. Я взглянула на часы. Ожидаемо и предсказуемо. Встала, поправила юбку и села нога на ногу. Отсчитала пять минут — никого. Прождала еще десять минут — пусто. Нервно покачивая ногой, мысленно подгоняла минутную стрелку на часах, а гномик на циферблате сердился и не отпускал ее, упершись. Наконец, спустя бесконечно долгие двадцать девять с половиной минут, дверь распахнулась, и в приемной появился Стопятнадцатый, сузив могучим телосложением границы помещения.

— Эва Карловна? Почему отсутствовали на занятиях? Что-нибудь случилось?

— Здравствуйте, Генрих Генрихович. Случилось.

— Пройдемте, — махнул мужчина рукой, пропуская вперед.

Со времени первого посещения в кабинете декана не произошло существенных изменений, за исключением ставших более высокими штабелей книг и появившегося в углу странного глобуса размером с футбольный мяч. Его черная матовая поверхность была изрисована алыми разводами, совершенно непохожими на очертания земных материков. Круглое окно казалось огромным подводным иллюминатором, за стеклом которого господствовал небесный бледно-бирюзовый океан.

Декан прошел к столу и уселся в кресло. Дождавшись, когда я вволю налюбуюсь на обстановку, сказал:

— Ну-с, Эва Карловна, мотивируйте причины своего отсутствия на лекции. Мне казалось, ваше прилежание не ставится под сомнение.

— Я должна позвонить. Вы знаете, кому.

Декан приподнял голову, отчего его бородка приняла горизонтальное положение, и принялся разглядывать меня.

— Полагаю, если вы приняли окончательное решение, на то есть веские основания.

— Достаточно веские, Генрих Генрихович.

Стопятнадцатый вылез из кресла и, взяв с полки телефон, поставил на край стола. Черный шнур протянулся змеей за аппаратом, стянув к краю разложенные на столе бумаги. Я набрала в легкие побольше воздуха и, глубоко выдохнув, начала крутить телефонный диск. На седьмой цифре декан нажал на рычажки.

— Стало быть, плохи дела, Эва Карловна? Я до последнего момента думал, что вы не решитесь.

— Дела действительно плохи.

— Так просветите меня. Уж не думаете ли улаживать вопрос с вашим батюшкой без моего участия? В первую очередь он спросит у меня как у заинтересованного лица, с какой такой стати вы проучились чуть больше недели в нашем институте, хотя гарантийный срок учебы заложен до окончания учебного года.

Я бухнулсь в посетительское кресло. Ничего себе! Наверняка родитель посулил институту немыслимые подачки, коли рассчитывал не улаживать мои дела до лета. В таком случае он не потерпит провала, и мне лучше сразу в омут с головой. Только где его найти зимой посреди города?

— Вчера у меня получился конфликт, — заговорила я после паузы, тщательно подбирая слова, чтобы не сболтнуть лишнего. — По-моему, с меня сняли дефенсор и прочитали память.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});