Большая Игра против России: Азиатский синдром - Питер Хопкирк

Барнаби не был первым британским офицером, предпринявшим попытку достичь Мерва, который, как считали, мог вскоре стать очагом англо-российского конфликта, если бы Кауфман попытался его захватить. В предыдущем году, во время путешествия по Северо-Восточной Персии, офицер разведки индийской армии капитан Джордж Нейпир собрал немало стратегической и политической информации относительно вероятного развития событий, связанных с российскими силами, движущимися на Мерв из Красноводска, нового форпоста русских на восточном берегу Каспия. Несмотря на приглашение туркменов, обеспокоенных продвижением отрядов Кауфмана и стремящихся заручиться британским покровительством, посетить Мерв, Нейпир неохотно его отклонил, чтобы не воскрешать «чрезмерных надежд» среди местных племен. За пять месяцев до прибытия Барнаби в Санкт-Петербург другой британского офицер, полковник Чарльз Макгрегор, позднее ставший руководителем индийской военной разведки, собираясь посетить Мерв, достиг Герата. Но в последний момент он получил от своего начальства в Калькутте срочное указание прекратить дальнейшее путешествие. Возникло опасение, что посещение этого стратегически чувствительного оазиса британским офицером, да еще сотрудником разведки, может спровоцировать Кауфмана. Действительно, по возвращении Макгрегору сделали выговор за то, что он зашел дальше, чем следовало, хотя он, подобно Нейпиру, сумел собрать немало ценной информации относительно этого малоизвестного региона.

Сам себе начальник, Барнаби был не тем человеком, чтобы пойти на поводу таких соображений. Проехав часть пути по железной дороге, а потом на перекладных, он добрался до Оренбурга перед самым Рождеством. По дороге он встретил возвращавшегося в Санкт-Петербург губернатора с супругой. «Помните, — сказал ему русский, — вам не давали „добро“ на путешествие в Индию или Персию. Лучше всего вам вернуться в европейскую Россию тем же путем, которым вы прибыли». Барнаби понял, что губернатор получил от Милютина соответствующие указания. Губернатор не старался скрыть свое недовольство его путешествием или помочь Барнаби советом. Было также ясно, что губернатора из Санкт-Петербурга предупредили, что британский офицер говорил по-русски — весьма необычное явление в те дни, хотя при общении Барнаби обращался к нему по-английски. Тем не менее губернатор не пытался помешать Барнаби добраться до Оренбурга, хотя вопрос, насколько далеко он мог продвигаться дальше, все еще висел в воздухе. Единственное, что хорошо знал капитан, — везде, где бы он ни был, русские установят за ним слежку и увидит он не больше, чем ему позволят. В Оренбурге он встретил сосланного туда русскими бывшего хана Коканда. Хан, похоже, наслаждался своим новым положением и недавно давал бал для гарнизонных офицеров и их жен. Еще капитан узнал, что Кауфман просил направить в Центральную Азию еще два полка, но для чего именно — неизвестно.

Наняв слугу-мусульманина и лошадей для перевозки багажа, капитан Барнаби преодолел препятствия, речь о которых пойдет позднее, и добрался до российского города-крепости Казала, расположенного в 600 милях на северном берегу Аральского моря. Оттуда он надеялся достичь Хивы и, наконец, перед походом в Афганистан Мерва. Зима 1876 года, по воспоминаниям, выдалась весьма суровой, и поездка на юг оказалась чрезвычайно тяжелой — приходилось постоянно преодолевать снежные бури и заносы. Как впоследствии писал Барнаби, ему просто посчастливилось не отморозить пальцы, когда он весьма неблагоразумно заснул с голыми руками. На его счастье, помогли встреченные дружески настроенные казаки — энергично размассировали ему руки с керосином, восстанавливая циркуляцию крови. «Еще бы чуть-чуть, — заметил один из них, — запросто потеряли бы обе руки». Нормальная работа пальцев восстановилась только через несколько недель.

В Казале российские офицеры встретили Барнаби радушно и по-товарищески. Одновременно его добродушно информировали, что с нетерпением ожидают будущего сражения с британцами за власть над Индией. «Мы будем по утрам стрелять друг в друга, — сказал русский, вручая Барнаби стакан водки, — и пить вместе, когда настанет перемирие». На следующее утро Барнаби прямо спросил местного командира, как лучше добраться до Хивы, лежавшей в 400 милях к югу, и получил безапелляционное указание: сначала отправиться в ближайший российский гарнизонный город Петроалександровск, где получить разрешение посетить ханство. Когда Барнаби спросил, что случится, если он направится прямо в Хиву, тот предупредил его: туркмены, кочующие по окрестной пустыне, чрезвычайно опасны, и хивинцы тоже. И продолжил, явно стремясь запугать Барнаби: «Хан, возможно, приказал бы палачу вырвать вам глаза».

Для защиты англичанина от грабителей-туркменов ему предложили небольшой эскорт казаков. Но Барнаби знал, что туземные племена были уже в значительной степени умиротворены войсками Кауфмана и что в целом они, как установил капитан Нейпир, неплохо относятся к британцам, надеясь на их помощь, если русские попытаются захватить Мерв. Барнаби уже узнал все, что нужно, и был настроен двинуться прямо на Хиву, а оттуда, если получится, попытаться через Бухару пробраться к Мерву. Поэтому он вежливо отказался от эскорта. Тогда ему навязали проводника, чьей задачей, очевидно, было гарантировать, что он не отклонится от маршрута до Петроалександровска. Этот человек, как выяснилось, служил проводником у российских войск, три года назад покоривших Хиву. Однако для такого целеустремленного и находчивого человека, как Барнаби, его присутствие не могло стать непреодолимой проблемой.

Как определил Барнаби, Хивы лучше всего достичь, повернув по дороге на Петроалександровск в точке, расположенной за два дня пути до него. 12 января, наняв лошадей для себя, слуги и проводника и трех верблюдов, чтобы нести их багаж, включая юрту или туркменскую палатку, он оставил Казалу, якобы направляясь в российский гарнизонный город. «Хотя я нанял верблюдов только до Петроалександровска, — записал он впоследствии, — я не имел ни малейшего намерения туда идти, если этого удастся избежать». Он знал, что русский гарнизонный командир найдет дюжину причин, объясняя, почему невозможно идти на Хиву, не говоря уже о Бухаре или Мерве, и даже если согласится, то установит за ним самый строгий контроль. Для начала, чтобы переманить на свою сторону проводника-соглядатая, он пообещал ему 100 рублей в тот день, когда они достигнут через Хиву Бухары или Мерва. «Коротышка-татарин, — записал Барнаби, — прекрасно знал, что, если мы когда-либо появимся в Петроалександровске, у него останется лишь мизерный шанс на получение обещанной награды». Однако ничего подобного он проводнику не сказал.

Хива находилась в двух неделях пешего перехода по ту сторону ледяной пустыни. Свирепый ветер и мороз были настолько суровы, что вынудили Барнаби отказаться от темных очков, металлические дужки которых постоянно обмерзали, и стараться смотреть сквозь мех своей шапки, чтобы избежать снежной слепоты. Донимали воспоминания об ужасных страданиях, испытанных российскими отрядами из Оренбурга, пытавшимися в 1839 году достичь Хивы и из-за морозов повернувшими назад. Позже он узнал, что примерно тогда же, когда его собственная экспедиция находилась между Петроалександровском и Казалой, два невезучих казака замерзли по дороге насмерть. Казачья форма защищала от минусовых температур гораздо хуже, чем меха и овчины, которые носили он и его люди.

В конце концов Барнаби достиг той точки, где дороги на Петроалександровск и Хиву расходились. Здесь он попробовал, используя замеченную алчность, заставить проводника изменить маршрут. Барнаби знал, что шурин этого человека торговал лошадьми в селении неподалеку от Хивы. Поэтому он заявил, что, когда они доберутся до Петроалександровска, он намеревается купить свежих лошадей, поскольку их собственные окончательно выбились из сил. Проводник живо проглотил приманку, клянясь, что самых лучших лошадей можно найти лишь у известного лично ему торговца, который жил по дороге к Хиве. Зная, что проводник получил бы существенный барыш от любых совершенных им закупок, Барнаби заявил, что, пожалуй, для дальнейшей поездки понадобятся и новые верблюды. Сначала проводник настаивал, чтобы лошадей и верблюдов привели для осмотра Барнаби из селения, но не стал противиться предложению англичанина послать их в Петроалександровск. В конечном счете было решено обойти стороной российский гарнизон и направиться прямо в Хиву с непременным условием: Барнаби должен сначала получить разрешение хана посетить столицу. Мулла соседнего селения помог составить подходящее прошение, которое с посыльным отправили хану. В нем Барнаби объяснял, что он — британский офицер, путешествующий по здешним местам, желает посетить знаменитый город и выразить свое уважение прославленному правителю.