Повседневная жизнь Арзамаса-16 - Матюшкин Федорович

С работниками Комитета госбезопасности испытателям приходилось иметь дело, и не раз. На одном из изделий, доставленных на испытания, теоретики решили сместить центральное ядро водородного заряда на 5 миллиметров вдоль продольной оси (на основании уточненных расчетных данных). На полигон прибыли самолетом новые детали заряда, бригада сборщиков заряда и технические контролеры. Отстыковав хвостовую часть бомбы, повернули (с помощью поворотного устройства сборочного стенда) основной корпус бомбы в вертикальное положение, извлекли заряд. Водородный блок разобрали полностью, провели замену внутренних деталей, повторно собрали его и вмонтировали в корпус бомбы.

При перекладке основной части корпуса на тележку МАЗ-5236 (для подвески под самолет) допустили небольшую неточность: ложементы тележки сместили относительно риски на корпусе бомбы на 15–20 миллиметров назад (то есть эта часть бомбы оказалась подвинутой вперед относительно тележки), на что никто и внимания не обратил. Изделие проверили, снарядили электродетонаторами, стали подводить хвостовую часть (на роликах в направляющих тележки), и вдруг хвост бомбы вместе с кареткой на роликах проваливается в пазы направляющих и падает на бетонный пол с высоты 25–30 сантиметров. И это с изделием, готовым к испытанию, сроки которого уже утверждены на самом верху.

В подобных ситуациях ответственность на себя брали руководители. Риск, как правило, присутствовал, но принимаемое решение основывалось на высоком профессиональном опыте. Так и на этот раз Евгений Аркадьевич Негин, осмотрев царапину на трубопроводе заряда, заявил: «Заряд к испытаниям готов». Комплексная проверка подтвердила работоспособность системы автоматики, и изделие было благополучно испытано. Но с представителями КГБ все-таки состоялись беседы, на которых был рассмотрен вариант: не сознательно ли это было подстроено?[119]

Еще произошел печальный случай при испытании заряда увеличенной мощности, когда при отстыковке хвостовой части бомбы, по недосмотру сборщиков, надорвали высоковольтный переходник, подающий высоковольтный импульс на электродетонаторы (в отличие от остальных конструкций он сразу был закреплен на отсоединяемой хвостовой части). После анализа повреждения составили техническое задание на ремонт: пропаять центральный провод и оплетку с наложением большого слоя изолирующей тефлоновой ленты, после чего, «позаимствовав» из измерителя времени ИВ-22 высокое напряжение в 15 киловольт, провести испытания на электропрочность, мегаомметром на 2,5 киловольта проверить сопротивление изоляции. Выполнив ремонт, отправили изделие на испытания. Испытания прошли успешно, но в КГБ снова пришлось писать объяснения.

В совершенствовании зарядов ученые Арзамаса-16 испытывали конкуренцию со стороны коллег из родственного города в Челябинской области (НИИ-1011). Соперничество порой рождало торопливость. К сожалению, некоторые нововведения в проектировании термоядерных зарядов в НИИ-1011 не всегда себя оправдывали, случались и проколы. Остряки-испытатели шутили: «Ну, что там у вас, опять заледенело, не забабахало?» Шутка не была столь уж безобидной. Дело в том, что директором НИИ-1011 назначили тогда бывшего арзамасца газодинамика Бориса Николаевича Леденева, а научным руководителем — академика Евгения Ивановича Забабахина, тоже бывшего сотрудника КБ-11. Главным конструктором КБ-1 (спецзарядов) был молодой и энергичный Борис Васильевич Литвинов, сделавший головокружительную карьеру: из заместителя начальника лаборатории газодинамического отделения КБ-11 — сразу в главные конструкторы. Понимая, что новому институту, безусловно, нужна поддержка, руководство МСМ проводило политику приоритетных испытаний зарядов-аналогов (по мощности взрыва) разработки НИИ-1011. Руководству Арзамаса-16 не всегда это нравилось, однако существование второго ядерного центра в СССР надо было оправдывать.

К тому же соперничество подхлестывало. Два института одновременно разрабатывали очень мощный заряд для нового ракетного комплекса академика М. К. Янгеля, который американцы потом называли «Сатаной». В НИИ-1011 был испытан этот мощный заряд, получен положительный результат, правда, на 10 процентов ниже требуемого в техническом задании номинала по мощности, кроме того, он оказался тяжелее и дороже разработанного в Сарове.

Для испытания заряда в Арзамасе-16 отработали новую парашютную систему и произвели сброс контрольного изделия-аналога. Но сброс боевого изделия был задержан в основном по политическим соображениям: во-первых, надо было отдать приоритет институту-дублеру, во-вторых, Скандинавские страны возмущались повышением уровня радиации в бассейне Баренцева моря, и академик А. Д. Сахаров обратился с письмом к руководству страны с просьбой о сокращении количества ядерных испытаний в целях уменьшения радиационных поясов над Землей. Е. А. Негин при поддержке Н. И. Павлова по ВЧ-связи доказывал, что изготовленное изделие надо испытать. Дебаты продолжались двое суток, и Е. А. Негин убедил руководство в необходимости испытаний, которые и были оперативно проведены.

Испытания подтвердили, что заряд, разработанный в А-16, превзошел требуемую мощность и по остальным параметрам оказался лучше, чем у коллег. В серийное производство был принят этот вариант. Однако другой заряд, тоже солидной мощности, был принят к серийному изготовлению от конкурентов.

Итоги испытаний 1962 года главный конструктор Е. А. Негин характеризовал довольно критично: «Заряды мы делать не разучились, но ничему новому не научились».

К техническим и бытовым трудностям добавлялись проблемы, которые возникали на полигонах в связи с визитами самого высокого начальства. В 1963 году испытатели из Арзамаса-16 работали на полигоне Капустин Яр. Созданный в 1947 году как ракетный, этот полигон дал старт ракете Р-5М, которая унесла на расстояние 1200 километров отделяемую боеголовку с атомным зарядом саровского производства с поэтическим названием «Татьяна». К этому времени привычные бытовые условия (примерно одного уровня комфортности с ранее описанными) явно не способствовали жизненному разнообразию.

И вдруг — одно мероприятие за другим. Началось с того, что ввели «жесткий пропускной режим», затем были перекрыты бетонные дороги, разрешено ездить лишь по грунтовым, где машины поднимали тучи рыжей пыли. Недоумевали и возмущались. Когда же в городке побелили все деревья, а бетонку на всем полигоне солдаты стали мыть мочалками с мылом, а это не менее сотни километров; пожухлые травы вдоль дороги красили зеленой нитроэмалью из краскопультов, просочился слух, что едет Н. С. Хрущев. У площадок покрасили заборы, дорожки обложили кирпичом и побелили их известью. Рядом с КПП сделали круглую «клумбу» из песка, белыми камешками выложили «голубя мира». Приехал замполит, посмотрел, сказал, что армия — не богадельня, и заставил переделать «голубя» на красную звезду с серпом и молотом.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});